Под ручку с мафией - Марина Серова

— Я берусь допросить Станислава и думаю, что на сей раз он мне ответит. А ты готовься с завтрашнего утра, а может, и с сегодняшней ночи принять Джентльмена. После того как Стас сообщит ему о нашей беседе, этот тип решит, что и я достойна его внимания. Мне это не нравится.

— На твоем месте мне бы тоже не понравилось, — признался Сергей. Успокоил!

Наверное, я как-то изменилась в лице при его словах, и он это заметил.

— А так ли уж необходимо нам подставляться? — спросил он, поворачиваясь ко мне. — Ты говорила, что этот змей предложил тебе деньги за то, чтобы отошла в сторону и не возникала? Можешь ли ты сообщить ему о своем согласии?

— Да, через Станислава.

— Опять эта задница! Ну, ладно, сообщай и настаивай на встрече. Мы его возьмем еще на подлете. И все. Просто и безопасно.

Сергей выглядел довольным и явно ожидал одобрения, но я отрицательно качнула головой.

— Это очень опасно! Он действует не один, и в этом все дело. Представь, он едет ко мне и исчезает по дороге. Кого о нем спросят? Меня, больше некого. И спросят от души! Поступим иначе: я довожу его до необходимости принять решение о моей ликвидации. Выйдя на акцию, он пропадает, а я как ни в чем не бывало разгуливаю по городу. Тут неопределенности больше, и его друзья будут вынуждены начать разбирательство. Если быть настороже, появятся шансы вынудить их засветиться. Я рискую и в этом случае, но меньше.

— Ничего, подружка, мы тебя спрячем. Если с твоей помощью удастся взять этого козла, мы тебя на общаковые бабки отправим на месяц в круиз по Атлантике! Отдыхай, лечи нервы.

— Ну и диапазон у тебя, командир! — улыбнулась я. — То на капоте меня разложить, как шлюху, то в круиз по Атлантике!

— Забудь о капоте, — морщится он, — погорячился, каюсь. Только вот что. — Сергей помолчал немного. — Почему ты думаешь, что на дело пойдет именно он? Мочат киллеры, а не джентльмены.

— Он дал слово, перед тем как меня убьет, открыть мне свою душу.

Сергей взглянул на меня с сомнением.

— Таня, если пошлют киллера, мы ведь его не узнаем.

— У меня есть основания надеяться, что Джентльмен пойдет сам.

Основания-то у меня были, но уверенности не было. Необходимость идти на риск бодрости мне не прибавляла. Сказать проще, я только сейчас оценила в полной мере, на что иду, и ощутила первое прикосновение страха.

«Не бойтесь бояться, Татьяна Александровна!» — сказала я себе, и сразу вздохнулось легче. Помнится, я собиралась проводить в отъезд Эллу Владимировну. Вот только нужно ли это мне?

— Чего мы добьемся, вынув из Джентльмена сведения о его фирме? — продолжает Сергей.

Он, как большинство мужчин, войдя во вкус, может долго жевать жвачку. А я, признаться, начала уставать от этого марафона.

— Засветка, — вяло ответила я. — Фирма не может действовать, а значит, и существовать на виду. Слишком мощные у нее противники.

Сергей даже слегка напыжился от тщеславия.

— Да, — согласился он, — нам бы ее вычислить, а там повоюем.

— Ты давай начинай действовать уже с сегодняшнего вечера, — попыталась я опустить его с небес на землю, — а то первой жертвой в этой войне придется стать мне.

Сергей извлек из кармана связку ключей и, глянув на меня серьезными глазами, отцепил от нее брелок. Пластмассовый квадратик легко умещался на ладони. Я нажала на кнопку, и машина коротко вякнула сигнализацией.

— Зачем это мне?

— Пищалка, после того как над ней поработали, действует на расстоянии около полукилометра. В машине, которую я за тобой пущу, будет приемник. Людей в нее посажу надежных. Ты нажмешь, они сработают. Куда и к какому часу прислать машину?

— Затемно, к дому Шубаровых.

Сергей высадил меня поблизости от первой городской больницы. Я с удовольствием прошлась пешком, подышала воздухом. Лужи, подернутые ледком, хриплая воронья ругань в ветвях деревьев над головой, хмурые от природы и погоды лица прохожих, моя «девяточка», смирно дожидающаяся там, где ее поставили… Какая же ты после «Мерседеса», как девочка деревенская.

В машине было холодно. Я запустила двигатель и включила печку. Затолкала замерзшие руки в карманы. В правом — нож в ножнах, в левом — пищалка. В перспективе — круиз по Атлантике. Да подавился бы ты, дружочек, своим круизом!

Мне стало как-то вдруг одиноко и скучно. Нет, пожалуй, не скучно, тоскливо. Ехать домой и дожидаться вечера, слоняться из угла в угол? Или двинуть с Чекменевым в шубаровский особняк? Он будет с товарищем. Мешаться им, путаться под ногами. Тем более что обозначаться там до времени мне нельзя. Гостям видеть меня необязательно, Стасу, до поры, нежелательно. Мое появление должно быть для него неожиданным. Психологический фактор. Закатиться в какое-нибудь заведение, взбодриться напитками? Они напитают! Нет, не по настроению. Так и придется ехать в аэропорт.

Глава 8

Так и пришлось. И пришлось по дороге изобретать себе там дело, потому что в принципе делать мне там было нечего. Конечно, не вредно бросить лишний взгляд со стороны на персонажей текущего представления, но и только. К Шубаровой подходить не буду, к расставанию с ней равнодушна, в кортеж провожающих не приглашена, говорить нам с ней не о чем. А чтобы уж вовсе не осталось это мое путешествие бесцельным, я ее сфотографирую. Камера под рукой, в «бардачке». Дешевенький «Кодак», забытый кем-то в моей машине в незапамятные времена.

Дорога пошла в гору. Широкая, просторная трасса с трамвайными путями посередине. Скоро начнется подготовка к перемене серого дня на серые сумерки. У ночи в этом отношении преимущество: ночь не бывает серой.

Я свернула с трассы в жилой массив. Выбрала окраину запущенной детской площадки, остановила машину. Место, довольно удаленное от окон и подъездов, меня устраивало. Достала кости, сжала мешочек в руке. Более важного вопроса, чем «уцелею ли в приближающейся заварухе», мне на ум не приходило, а гадать на него, только искушать судьбу. Отрицательный ответ бодрости мне не добавит. Кости вернулись в сумку. Обратилась сама к себе: «Что-то ты хандришь, дорогая!» И сама себе ответила: «Только идиотам всегда весело».

Страх — дело неприятное, но ничего плохого в нем нет. Напротив, он несет с собой мощнейший энергетический заряд, побуждающий к действию с полной самоотдачей. Плохо то, что мы боимся бояться и, закрывая глаза на действительность, занимаемся самоуспокоением. Нередко для этого идут в ход таблетки. А спиртное льется рекой. И загоняется страх в самые глубокие подвалы нашей психики, и своевольничает там, как хочет, и корежит нас конвульсиями стрессов, и посещает нас господин Кондратий, укладывая на больничную койку. А надо всего лишь бояться на здоровье, дать страху дорогу — и все горе! Но при этом не торопиться действовать. А вот это — трудно!

«Да будут все Существа мирны. Да будут все Существа спокойны. Да будут все Существа блаженны!» Древняя формула привычно угомонила ум, подарила ему тишину.

Внимание не металось больше по сторонам, не растягивалось утоньчающейся пленкой, не рассеивалось по расширяющемуся и теряющему при этом яркость лучу. Аморфным, бесформенным комком оно обволакивало вечное заблуждение, воспринимаемое разумом как мою личность, мое Я, и неслось вместе с ним в потоке сознания по темным, придонным областям моего эмоционального мира. Страх начинался здесь, кривым зеркалом причудливо искажая встречавшиеся формы.

Мне не нужен был сон без сновидений, и по проторенному пути я перешагнула грань мира символов.

Широкие, приземистые ворота, сооруженные из неохватных, растрескавшихся от древности древесных стволов. Сквозь редкие щели тяжелых створок пробивался призрачный, похожий на лунный, свет. Воздух колебался от непрерывно звучащего волчьего воя. Волчица была где-то рядом.

Волчица была рядом, выла на возвышенности, задрав кверху морду. Я поманила ее, и она, не сводя с меня горящих янтарным пламенем глаз, махнула через темную ложбину, ткнулась лобастой головой в мои колени.

Теперь, в наступившей тишине, стало легче воспринимать окружающее. Ворота скрипели, и створки их колебались под напором с той стороны. Их надо было открыть. Я двинулась. Уши волчицы прижались, шерсть встала дыбом, клыки оскалившейся пасти заблестели в полумраке. Она громко лязгнула зубами на шевелящиеся створки ворот и поджала тяжелый хвост. Я постепенно отступала перед медленно расходящимися в стороны створками, не сводя глаз с открывающейся картины.

Густым, мертвенно-белым туманом заполнено все пространство по ту сторону ворот. В нем проглядывают какие-то смутные очертания. Сгущалось желание обрести безмятежность и уплыть отсюда, отдавшись густому, медленному течению, избавлявшему от необходимости принимать решения и отвечать за них. Бросить здесь волчицу, предать ее воле мертвящего тумана, имя которому — страх, и жить, проснувшись, дрожа от полосующих нутро волчьих зубов.