Рыцари рейха - Руслан Мельников

Брони и шеломы со звоном попадали на пол.

— Теперь — ждать, — вздохнул Бурцев.

— И долго? — Гаврила Алексич молодецки поигрывал булавой. Ну никак не мог смириться богатырь с заточением и вынужденным бездельем.

— Сколько нужно, — пробурчал Бурцев, — столько и подождем.

— И-эх! — Гаврила, что было сил, саданул булавой по стене.

Брызнули мелкие осколки бетона. И еще раз. И еще... Алексич остервенело крушил стену. Ладно уж, пускай пар выпустит, раз такая нетерпячка.

Наконец притомился сотник, отошел — недовольный, весь в цементной пыли. Преграда, увы, стояла незыблемо. А всех богатырских трудов хватило на небольшую вмятину в шершавой стене. Да, долго придется Алексичу долбиться. Извини, парень, но даже в тебе не наберется столько разрушительной энергии ша ци, чтоб совладать с такою стеночкой-то. Бетон — сразу видать — хорош. Из такого бетона небось доты строят. Такой бетон на обстрел тяжелой артиллерии рассчитан, а уж удары булавы выдержит и подавно.

Гаврила отдышался, встал у ангарных ворот. Гхакнул, размахнулся, громыхнул с плеча. Сталь загудела, но не поддалась.

Новгородец перешел к дверце. И ее испытал на прочность. Тщетно — та даже не вздрогнула. Следующий удар пришелся по смотровому оконцу. Ни трещинки! Толстое, по всей видимости, пуленепробиваемое стекло тоже выдержало. Но у невидимого наблюдателя за ним, кажется, сдали нервы.

— Стой, Гаврила! — рявкнул Бурцев.

Грохот прекратился. Алексич зыркнул налитыми кровью глазищами:

— Что еще?!

— Тихо!

Они замерли. Все.

Вслушивались в новый звук. Такого прежде не было. Едва слышное шипение доносилось откуда-то сверху, из-под потолка. Из угловых жалюзи. В свете лампы, в клубах цементной пыли было видно — внутрь накачивают... накачивают...

Газ! Так вот что это такое! Газовая камера! Обстоятельства изменились. Кто-то, вероятно, решил, что возиться с опасными пленниками — себе дороже. Кто-то пришел к выводу, что сможет обойтись без Бурцева и его спутников. Кто-то сделал ставку на Агделайду Краковскую и перестал нуждаться в «полковнике Исаеве». Кто-то решил избавиться от них. Просто и быстро.

Газ быстро заполнял помещение. Слишком быстро...

— Аделаида! — прохрипел Бурцев.

Это было последнее, что он сказал.

И о чем успел подумать.

Глава 21

А первое, что увидел Бурцев, разлепив глаза, была склонившаяся над ним фигура в черном монашеском одеянии. Чистилище, что ли? Вокруг плясали зловещие тени, порожденные танцем живого пламени. Или не чистилище, а что похуже? Но нет. Фигура придвинулась. Из-под громадного капюшона взирала знакомая физиономия — скорбная и глумливая одновременно. Но скорбь деланная. А ухмылка самая что ни на есть натуральная. Над ним попросту издевались. Отец Бенедикт!

Бурцев дернулся... А «никака», как говорит Сыма Цзян. Руки-ноги не слушались. Голова не поворачивалась. Сама по себе черепушка была тяжелой, словно ртутью набитой по самую макушку. Вот-вот, казалось, жидкий металл засочится из ушей. И еще чья-то железная хватка крепко держала за горло.

При каждом движении подбородок скребся щетиной о что-то шершавое, занозистое. И руки почему-то находились на уровне ушей. Он скосил глаза. Е-пс! Колодки! Самые натуральные — тяжеленные, окованные железом, стянутые болтами, со здоровенным — с кулак Гаврилы — замком.

И на босых (обувь валялась рядом) ногах — та же беда! Верхнюю и нижнюю колодки соединяла, не давая толком разогнуться, ржавая цепь крупного звена. Еще одна — такая же толстая и короткая цепура тянулась к массивному кольцу в стене. Однако же! Вообще-то от эсэсовцев можно было ждать чего угодно, но такое махровое средневековье... Их тут что, на галеры продавать собрались?

— Почему... колодки? — прохрипел он.

— Надежно, привычно... Для этих времен, — Бенедикт улыбался, наблюдая за возней беспомощного пленника. — К тому же ничего более подходящего под рукой не оказалось.

Бурцев изловчился — повернулся, качнувшись всем корпусом вправо, влево... Осмотрелся.

Теперь они находились в сыром подвале. Просторном, безоконном и мрачном, поделенном решетками на отдельные камеры. Их камеру освещал чадящий факел в заплесневелой деревянной подставке на выщербленной каменной стене. Под факелом — скелет. Смоляная капель уже прилично вычернила человеческие кости и почти целиком окутала мертвеца частыми антрацитовыми нитями тягучего савана.

Где-то на грани факельного света Бурцев различил каменную лестницу в несколько грубо вытесанных ступенек. Лестница вела к узкой низенькой дверце. Но ржавая колодочная цепь слишком крепка и коротка, а выход из подземелья слишком далек, недостижимо далек.

Отовсюду несло прелой соломой, мочой, гарью, крысами, тленом, мокрым камнем, затхлой водой и страхом. Человеческий страх, оказывается, тоже оставляет запах. И эта кислая тревожная вонь въелась уже достаточно глубоко в кладку подвальных стен. «Не мы здесь первые, — подумалось Бурцеву. — Не мы и последние». Но в данный момент, кроме отца Бенедикта, псковского воеводы и его спутников, в этом жутковатом подвале не было никого.

Прикованные к стенам пленники слабо шевелились, звякали цепями и цедили сквозь зубы проклятия. Дмитрий, Бурангул, Гаврила, Освальд, Збыслав, дядька Адам, Сыма Цзян, Ядвига... да, все тут. И все живы. Пока. Но именно это и казалось странным. Их ведь перетравили как тараканов в газовой душегубке!

Бурцев облизнул пересохшие губы. Проговорил с трудом:

— Как? Что это было?

Монах-пилигрим вопрос понял правильно. Ответил спокойно, с ухмылочкой:

— Всего-навсего усыпляющий газ. Новая разработка химиков Третьего Рейха. А ты, должно быть, здорово перепугался, да, полковник?

«Угадал», — подумал Бурцев. Говорить, однако, не стал. Не говорить сейчас надо — думать. Но подтравленный мозг отказывался работать. И выдавал лишь немногое. Самое очевидное.

То, чего Бурцев так боялся, все же случилось: его взяли живым. Всех их взяли живыми. И после газовой атаки заковали в примитивные колодки. Контрасты, однако...

— А где... моя жена где?

— В другом месте. Ценные бумаги следует держать в разных банках, полковник. А ценных пленников — в разных темницах.

— Она здесь? В этом времени?

Кивок.

— Да. Пока да.

Он вздохнул с облегчением. Замолчал. Прикрыл глаза.

— Что, совсем обесилил, полковник? — с нарочитой заботливостью просюсюкал Бенедикт. — Может, желаешь, подкрепиться перед беседой? Так пожалуйста... Кушать подано.

Брезгливая гримаса. Кивок на глиняную миску с чем-то осклизлым и отвратным, стоявшую у ног колодника. Точно такие же посудины виднелись и подле остальных пленников. Вот чем, значит, здесь кормят... Ну и пакость! Пан Освальд и Гаврила уже успели перевернуть свои миски. Только Бурцев сомневался, что объявленная ими голодовка хоть что-либо изменит.

— Откуда ты... — начал он.

В горле было сухо — Бурцев закашлялся, не закончив фразы.

— Взялся? — вновь перехватил инициативу эсэсовец в одежде монаха. — Из центрального хронобункера СС. Тебе ведь должно быть известно это, полковник.

— Кто ты такой?

— Штандартенфюрер СС, если тебе от этого станет легче...

Бурцев вздохнул. Еще один! История повторялась. Только если прежний штандартенфюрер — Фридрих фон Берберг — играл роль благородного странствующего рыцаря, то этот косит под монаха-пилигримма.

Гитлеровец в рясе осклабился:

— ...Но ты можешь называть меня просто отец Бенедикт, сын мой.

— Чем ты здесь...

Опять предательский кашель!

— Занимаюсь? — участливо переспросил Бенедикт. — Приблизительно тем же, что и фон Берберг. Налаживаю связь между цайткомандой и полезными нам людьми. И многими другими вещами.

— Но цайткоманда СС уничтожена!

— Цайткоманда Фридриха фон Берберга — да, — Бенедикт улыбнулся еще шире. — Наша — нет.

— Ваша? Что-то о вашей цайткоманде я раньше ничего не слышал.

— И не мудрено. О нашей деятельности не подозревали даже штандартенфюрер фон Берберг и его помощник оберфюрер Фишер. Мы работаем над более важным проектом, который ни в коей мере их не касался.

— Не понимаю!

— Видишь ли, полковник, прусско-ливонская возня фон Берберга — всего лишь автономный эксперимент по локальному изменению исторического процесса путем минимального вмешательства...

— Ничего ж себе минимального! — Бурцеву припомнились и танки на Чудском озере, и «мессершмитт» с дерптского аэродрома, и мотострелки на «Цундаппах», и эсэсовские автоматчики в тевтонских рядах.

Его замечание проигнорировали.

— ...Эксперимент, результаты которого нам надлежало изучить тщательнейшим образом. Но все же операция Северной группы цайткоманды — это малая часть большой игры.

— А большая часть?

— Это мы. Средиземноморское ядро цайткоманды.

Средиземноморское? Ох, Васек, далековато же от Новгорода тебя забросила древняя магия арийского портала!