По ту сторону тысячелетия - Кай Майер

Однако если кто-то полагал, что чары Абакуса всего-навсего превратили его врагов в лед, то он сильно заблуждался. Ибо самое худшее было впереди. Гораздо худшее.

Раздался треск, и на том месте, где стояли навеки застывшие северные воины, в снегу появилась трещина с острыми зазубринами. Земля выгнулась и разверзлась вдоль этой трещины. Но то, что в первый момент походило на разлом в земной коре, вдруг оказалось пастью громадной бестии изо льда и снега! Снежные зазубрины превратились в клыки, каждый величиной с ребенка, а из темной пасти высунулся огромный язык из мерцающих ледяных кристаллов, змеей обвился вокруг обеих неподвижных фигур и смахнул их в пропасть. Между тем купол над землей все увеличивался, пока не принял очертания головы невероятных размеров на теле жуткого чудовища, — теле, утыканном иглами и клинками изо льда.

Деа ойкнуть не успела, как Готен сильно рванул ее за руку, увлекая в чащу леса, за деревья, прочь от кошмара вздыбившихся льдов, безумного скрежета чудовища и диких криков северных воинов.

Деревья скрыли от Деа все происходящее, но ей и не надо было видеть. Те звуки, которые она слышала, восстанавливали перед глазами картину трагедии. Готен крепко обнял дочь и через ее плечо смотрел в сторону крепости. Она чувствовала, что его тело как будто сведено судорогой: отец буквально окаменел от ужаса при виде того, что содеял Абакус одним своим заклинанием и что он привел в мир.

И вот здесь, посреди всего этого безумия, содрогаясь от омерзения и страха, Деа впервые осознала, что пришлось пережить Готену в течение всех долгих лет их разлуки, что заставляло его страдать и действовать: ненависть к силам зла, отвращение к их деяниям, глубокая печаль о настоящем и будущем Земли. И в этот миг она поклялась себе, что всегда, что бы ни случилось, будет помогать ему. Не потому только, что она его дочь, а он ее отец, — нет! Это была глубокая убежденность, насущная потребность, обязательство перед самой собой. И клятва, забывать о которой Деа никогда не имела права.

Наконец все стихло. Над лесами, долиной и выжженной землей перед старой крепостью воцарилось молчание бессилия. Весь мир безмолвствовал, и Деа тоже не могла произнести ни звука. Казалось, эта вселенская тишина заполнила всю ее чем-то, что можно было принять за страх, но в действительности было куда серьезнее и опаснее: полная, абсолютная пустота, невозможность и нежелание осознать происшедшее.

Готен очень бережно и осторожно выпустил дочь из своих объятий:

— Кончено. Что бы это ни было, оно прошло.

Она вытерла льющиеся из глаз слезы и только тогда смогла рассмотреть его лицо. То, что увидела Деа, потрясло ее до глубины души: отец, казалось, состарился на много лет. Она спрашивала себя, откуда эта влага на его щеках: был ли то лед, растаявший так быстро, или он тоже плакал — о чужестранцах с севера, которые не задумываясь убили бы его, но сами умерли такой смертью, какую не заслужил никто на свете.

— Идем, — сказал он наконец с нежностью и еще раз прижал к себе дочь. — Нам надо идти.

— Куда? — спросила она голосом, который ей самой показался чужим — так он был слаб и безжизнен.

Готен посмотрел сквозь деревья на черный вал крепости…

— К Абакусу, — ответил он. — Спасать мир…

Среди ведьм

Снег у подножия крепостного вала походил на поле битвы. И тем не менее все указывало на то, что битвы не было. Не было никакого сопротивления.

Чудовище, вызванное заклинаниями Абакуса, исчезло. На том месте, где оно внезапно появилось, порожденное льдом и земными недрами, зиял глубокий кратер. В нем плескалось нечто, на первый взгляд казавшееся обыкновенной водой. Но только на первый взгляд: эта жидкость была куда плотнее воды и отливала серебром.

— Где… где это? — тихо спросила Деа, когда они с Готеном медленно брели по заснеженному полю прямо к воротам крепости.

Между зубцами крепостной стены никто не появлялся, но отец и дочь нисколько не сомневались в том, что Абакус уже знает об их прибытии.

Готен указал на переливающуюся слизь в кратере:

— Вот все, что осталось от чудовища. Оно было вызвано с одной-единственной целью, и оно свою задачу выполнило.

На снегу тут и там виднелись следы разыгравшейся трагедии. Деа сомневалась, что кому-нибудь из норманнов удалось спастись бегством.

— Что ожидает нас там, внутри? — спросила она, кивая на высокие ворота полуразрушенной крепости.

— Зло, — коротко ответил Готен. И ни слова больше.

Дойдя до крепких дубовых дверей, путники остановились. Двойные створки ворот были закрыты. Изнутри не доносилось ни звука.

Готен запрокинул голову и посмотрел вверх на зубцы крепостной стены.

— Абакус! — крикнул он изо всех сил.

Некоторое время все оставалось по-прежнему. Только эхо отозвалось из глубины долины, докатилось до горных склонов и, отраженное ими, рассыпалось многочисленными стонами и вздохами, похожими на жалобы беспокойных духов.

…Раздался пронзительный визг, но то был не голос, а скрип массивных входных дверей. С громким треском одна из створок широко распахнулась. Образовавшийся проем был темен и пуст.

Деа стиснула зубы и уже хотела войти, но Гоген удержал дочь, положив руку на ее плечо. Многозначительно покачав головой, он дал понять, что ей пока не следует заходить — и уж во всяком случае заходить первой.

— Абакус! — скорее взревел, чем закричал он снова, подняв голову к черным камням твердыни. — Это и есть то самое «добро пожаловать», которое ты мне обещал? — Немного помолчав, он продолжал: — Сначала ты вынуждаешь меня пробираться по трупам этих варваров, а потом я не слышу от тебя ни одного приветливого слова!

Темнота в дверном проеме неожиданно обрела форму, когда фигура в черном облачении выступила из ворот и остановилась в шаге от Деа и Готена.

Деа подумала, что Абакус выглядит старше, чем всего несколько дней назад. Показалось ей, или он и в самом деле шел, сильно наклонившись вперед? Действительно, в этот момент между складками его одеяния мелькнула трость, на которую он тяжело опирался левой рукой.

— Прости мне мою неприветливость, — обратился чародей к Готену. Его голос звучал хрипло. Я не мог спуститься сюда быстрее. Лестницы… мне нелегко с ними справляться.

— Ты неважно выглядишь, — непринужденно заметил Готен. И сердечно пожал протянутую Абакусом руку.

Деа не смогла подавить дрожь при виде этого дружеского приветствия. Каким бы больным и слабым ни представал сейчас Абакус, она никогда не забудет того, что он совершил и как совершил.

— День был очень трудным, — уклончиво ответил Абакус.

— Мы уж видели, как ты потрудился, — го ли с иронией, то ли с уважением сказал Готен.

— Действительно впечатляет, не правда ли? — И, не дожидаясь ответа, Абакус круто повернулся и пошел назад в крепость.

Готен коротко кивнул Деа и последовал за колдуном. Деа замыкала шествие. Ворота за ними затворились сами собой, как будто их закрыла чья-то невидимая рука.

Посмотрев по сторонам, девочка увидела, что они идут через большой широкий зал, потолок которого поддерживали мощные каменные колонны.

— Некоторые строения этой крепости сохранились еще со времен римлян, — объяснял Абакус на ходу. — То, что они когда-то делали из дерева, потом отстроили заново уже из камня. Но этот зал и еще несколько уголков крепости выглядят точно так же, как тысячу лет назад.

Деа не имела ни малейшего понятия о том, кто такие римляне, но видела, что Готен молча кивнул. Она должна непременно спросить его, о ком шла речь.

Абакус вывел их из зала и заснеженным внутренним двором повел в следующее здание. Пройдя немного гулкими коридорами, они вступили в зал, посреди которого стоял огромный потрескавшийся деревянный стол. За ним сидели шесть женщин в темных одеждах. Платья их были очень дорогими и необычными; Деа никогда не видела ничего подобного.

Испытующие взгляды женщин обратились сначала к Готену, а затем надолго задержались на Деа… «Колдовские глаза!» — пронеслось у нее в голове, и она, вдруг почувствовав озноб, спросила себя, не крадут ли эти женщины незаметно для нее самой ее волю.

Абакус занял место на высоком стуле во главе стола и выжидательно посмотрел на Готена.

— Я чувствую, как возвращаются мои силы, — сказал он и положил трость на стол перед собой. — Завтра утром я буду как новенький. Итак, Готен, я вижу, ты принял решение?

— Да.

— Значит ли это, что ты принимаешь мое предложение?

— Я хочу этого всей душой, — отвечал Готен, к ужасу Деа. Но она подозревала, что это было уловкой, неким тонким ходом в той игре, что затеял ее отец. — При одном условии.

Абакус высоко поднял бровь, и громкий ропот послышался среди ведьм…

— И что же это за условие? — осведомился магистр.