Автострада запредельности - Джон Ченси

Ладно, поживем – увидим. Пора убираться отсюда к черту. Я покончил с чаем, заткнул пистолет за пояс, взял фонарик и пошел прочь.

Эти леса были такими дикими и странными. Теперь я вполне понял, что хотела сказать Лори, когда она говорила про «дикие ощущения». Пока я шагал по лесу, воспоминание о том, что я увидел сразу перед тем, как меня огрели по башке, становилось все отчетливее, хотя мне по-прежнему было трудно отличить эту реальность от видений, которые являлись мне, пока я приходил в себя на койке в хижине. Мне все-таки не хотелось думать над тем, что мне встретилось в лесу. Лучше сосредоточиться на том, куда я иду.

Тропинка начиналась именно там, где говорил толстяк. Я шел прямо несколько метров, потом петлял по подлеску и шел при этом почти все время под гору. Вокруг огромные древесные стволы стояли, словно колонны в огромном и темном храме. У меня было смутное чувство, словно за деревьями кто-то прячется и наблюдает за мной. Я беспокоился насчет фонарика. Мур и банда его сообщников вполне могут как раз сейчас идти мне навстречу по той же тропинке. Свет, который появится на тропинке и сразу же пропадет, наверняка выдаст человека, которому сейчас не хочется общаться с себе подобными. Они запросто догадаются, что это я и есть. Нет, мне придется идти в полной темноте.

Я остановился. Почему бы не испытать свои глаза прямо сейчас? Я выключил фонарик.

Лунный свет. Мне было вполне хорошо видно. Я прошел несколько шагов. Дальше на тропинке разрыв в тесных кронах давал возможность кусочку луны светить прямо на тропинку. Я стоял и смотрел на луну. Она была такой яркой, что глазам было больно. Вокруг меня призрачно светилась чужеродно окрашенная листва. Из темноты за деревьями раздавались странные свистящие и щебечущие звуки, резкие щелчки, жужжание. Чем больше я так стоял, тем больше звуков до меня доносилось, они слышались все дальше и дальше. Все и вся, казалось, пульсировало жизнью. Ужасающий вопль справа потряс меня. В нем слышалось нечто очень человеческое. Жалобные плачи начались в противоположном направлении. Они раздавались довольно далеко и звучали уже не столь по-человечески. Мне это не понравилось, не в восторге я был и от приглушенного свинячьего хрюканья, которое слышалось позади.

Я пошел вперед, говоря себе, что свет только привлек бы те существа, которые тут обитают. Я сам себе не верил, но все равно продолжал идти в полумраке. Я такой. Иногда я могу быть таким невероятно упрямым дураком.

Физически мне стало получше. Я уже не был так стопроцентно уверен, что помру непременно. Мучительная головная боль, но все же знакомых, человеческих масштабов, прочно обосновалась в моей башке, а тошнота была средних размеров, только иногда превращаясь в средне-ужасную. Но мне с каждым шагом становилось все лучше. Ничто не помогает в таких случаях столь же хорошо, как прогулка быстрым шагом на свежем воздухе. Воздух был очень приятным, освежающим, но не морозным. Запахи были весьма разнообразны, словно множество духов, но они не отупляли, а взбадривали. Мягкий, молочный лунный свет падал сквозь ветки вниз. Ветра не было. Тропинка была плотно прибитая и протоптанная, она пружинила под ногами, словно мох. Все окружение было больше похоже на парк, чем на дикий лес. Я наполовину ожидал увидеть по дороге раскрашенные скамеечки и урны для мусора. Тропинка резко свернула направо, потом потихоньку стала взбираться в гору. Я шел дальше и дальше, ускоряя шаг, пытаясь не подпрыгивать при каждом чириканье и шорохе, которые звучали в кустах, когда я проходил. Черт побери, это был весьма оживленный лес. Главным образом, конечно, насекомые. Просто насекомые, сказал я, нервно улыбаясь.

Ох уж эти запахи… духи ночи. Они меня опьяняли, и трудно было сказать, успокаивали они меня или, наоборот, усиливали мои страхи. Может быть, они даже их порождали. Обычно я не боюсь темноты, и, уважая странности чужих планет, все-таки никогда не боялся ходить один ночью. Я много раз проделывал это раньше. Но тут, на планете Высокое Дерево, было что-то такое, что заставляло вспоминать самые первобытные, примитивные страхи… те страхи, которые слабыми угольками тлеют в подсознании человека. Это был архетип заколдованного леса. Страшный, да, но еще и волшебный, весь кишащий тайнами и секретами.

Черт возьми, развилка. Толстяк говорил о развилке, но он упоминал развилку на главной дороге, правильно? Тропинки расходились передо мной во тьме, и я на миг остановился, пытаясь понять, какая из двух была подвержена большему вытаптыванию. Та, которая вела налево, вроде была пошире и проторенная. Я быстро осветил ее фонариком. Ладно, попробуем влево.

Подлесок стал редеть, под ним оказались лужи воды и серебристого сияния луны, цветы с бледными лепестками словно купались в этом освещении. Направо от меня в небольшом подъеме серо-голубые скалы шли параллельно тропинке, показывая своими очертаниями то, что некогда могло быть руслом высохшей реки. Мне показалось, что я слышу поблизости запах воды. Конечно, тропинка спускалась к тихому узкому ручейку, который я перепрыгнул в два прыжка, используя в качестве опоры для второго плоский камень как раз посередине потока. Тропинка начала медленно подниматься в гору. Я все еще слышал сзади странное похрюкивание. Оно начинало помаленьку действовать мне на нервы, потому что тот, кто похрюкивал, тоже шел по тропинке. Но пока что непохоже было, чтобы это существо меня нагоняло.

– Bleu.

Я остановился. Что-то или кто-то там, в кустах, четко сказало по-французски «голубой». Заметьте, не красный, не серый, не обычно по-английски – «голубой», а именно вот так, «bleu», с замечательно правильной носовой интонацией.

– Bleu, – раздался другой голос. Он уже высказался вполне определенно, утверждая хорошо известный факт.

– Bleu, – подтвердил еще один голос с другой стороны.

– Ну хорошо, голубой, голубой, – сказал я. – И что такого?

На миг – полное молчание. Потом:

– Bleu!

Я снова начал идти, вглядываясь в темноту. Я не мог никого там разглядеть.

– Bleu? – теперь это прозвучало как вопрос.

– А черт его знает, – ответил я.

– Bleu, – подтвердил еще один голос.

Я шел посреди этого лаконичного диалога еще две или три минуты, а вокруг меня на разные лады голоса твердили «голубой» да «голубой» по-французски. Никто не приходил в экстаз от этих переговоров, только время от времени слышалось восклицание: «Bleu».

Что там такое говорил толстяк? Десять минут быстрым шагом? Я был уверен, что уж десять минут я наверняка иду. Я редко надеваю часы, и теперь я об этом пожалел. Настал момент, когда мне, наверное, надо было бы вернуться и пойти по другой тропинке от развилки. Ну ладно, пройду еще чуть-чуть. Кроме того, это хрюканье и соленье раздавалось теперь немного поближе. Я был в этом уверен. А может быть, меня просто напугали? Очень легко напугать человека, если непрестанно говорить ему из темноты «голубой» по-французски. Со звуками я еще мог примириться. Мне было все равно до тех пор, пока говорящий так и оставался анонимным голосом. Сейчас мне было не до того, чтобы заводить новые знакомства.