Диалектика художественной формы - Алексей Федорович Лосев

Итак, мы имеем антиномию факта и антиномии метаксюйности, кроющиеся в художественной форме. Мы еще не входили в содержательную диалектику метаксюйности, т.е. символического понимания, как таковой, т.е. мы еще ничего не говорили о самой структуре и содержании понимания, являющегося для художественной формы специфичным. Мы говорили просто о наличии метаксюйности, о том, что форма – «метаксю», «посредине». Мы имели факт художественного произведения и имеем его форму.

Определивши факт и определивши диалектическое место формы, попробуем теперь продумать категорию формы по существу, по содержанию. Каково художественное понимание по своему диалектически-категориальному содержанию? Чем заполняется выведенная символическая структура, это «метаксю»? Это приводит нас к антиномиям смысла (моменты 2 – 8 в нашем общем определении художественной формы). В выражении есть определенный смысл выражения, как и в нашей тетрактиде был определенный момент смысла. Чистый смысл, или эйдос, входящий в свое выражение целиком, со всеми своими пятью категориями, которые были выведены нами раньше, с своим алогическим ознаменованием, – должен быть теперь изучен нами в применении к художественной форме. Вот это смысловое содержание формы, параллельное смысловой предметности, данной до выражения, до формы, мы и должны теперь категориально выяснить.

9. Антиномии смысла

Категории, которые мы будем тут рассматривать, обыкновенно чаще всего привлекаются эстетиками, так как это – наиболее очевидные, свойственные решительно всему и примитивно-необходимые категории. Так, рассуждениями об «единстве», «многообразии», «целости» и пр. полны все руководства по эстетике. Для нас, однако, все это имеет значение лишь в меру диалектичности, а кроме того, «антиномии смысла», как сказано, отнюдь не есть спецификум художественности вообще.

III. АНТИНОМИИ СМЫСЛА

Первая антиномия

Тезис. Художественная форма тождественна сама с собой, т.е. она есть неделимая единичность всех своих смысловых моментов.

Едва ли этот тезис составит какие-нибудь затруднения. Чтобы форма, вообще говоря, была чем-нибудь, она должна быть тождественной сама с собой. В противном случае, она не есть вообще никакой определенный предмет, о котором можно было бы мыслить или говорить. Форма – везде форма; во всех своих моментах она целиком присутствует со всеми своими категориями. Тут мало одного только сходства моментов, или подобия. Сходство требует тождества. Это после всего вышеизложенного должно быть ясным.

Антитезис. Художественная форма различна сама с собою, т.е. она состоит из подчиненных себе как целому отдельных элементов.

Простое самотождество формы привело бы к ее полной неразличимости и, след., отсутствию. Чтобы быть, надо различаться, надо, чтобы была инаковость. И, прежде всего, эта инаковость должна быть внутри самой формы. Она должна сама от себя отличаться. Это значит, что она имеет части, или элементы. Без этого трудно вообще представить себе, что такое форма или вообще смысл.

Синтез. Художественная форма есть делимая единичность, или координированная раздельность, всех своих смысловых элементов, т.е. она есть самотождественное различие с абсолютно твердой границей в отношении ко всему прочему.

Художественная форма есть неделимая целость.

Это ясно вытекает из предыдущих утверждений. Будучи одновременно тождественной себе и различной с собою, форма не может быть вообще ничем кроме самотождественного различия, ибо тождество необходимым образом должно присутствовать в каждом различающемся элементе. Переходя от одного к другому в пределах формы, мы все время продолжаем стоять на месте, ибо и одно и другое есть тут одно и то же – в их принадлежности к форме. Смысловая стихия целой формы почиет на каждом ее элементе абсолютно самотождественно. Художественная форма, стало быть, есть координированная раздельность [34].

Вторая антиномия

Тезис. Художественная форма абсолютно тождественна с своим вне-художественным, вне-смысловым окружением, или инаковостью, т.е. она есть неделимое самотождество всех ее смысловых и вне-смысловых элементов.

Чтобы образовался какой-нибудь смысл, надо, чтобы он был чем-нибудь. Чтобы какой-нибудь смысл был, менялся, не менялся, уменьшался, увеличивался и т.д. и т.д., необходимо, чтобы он был чем-нибудь. Пусть что-нибудь существует, т.е. движется, становится, меняется и т.д., и пусть я слежу за этими изменениями. Пусть эта вещь A перешла из состояния a в состояние b. Что нужно для этого, чтобы я мог уследить этот переход? Нужно, чтобы:

1) наблюдая A в состоянии a, я одновременно видел и A и a, т.е. чтобы, по предыдущему, A и a были для меня тождеством;

2) чтобы A и a в то же время и притом те же самые A и a были различны между собою, и я видел бы их различие;

3) чтобы, наблюдая A и b, я опять отождествлял бы A и b и тут же их различал и

4) чтобы самотождественное различие A и a я тоже отождествлял и различал с самотождественным различием A и b.

Другими словами, куда бы и как бы я ни переходил и какие бы перемены в A я ни замечал, везде и постоянно присутствует A не только как единство своих смысловых оформлений в моментах a, b, c и т.д., но и как единство всех вне-смысловых (ибо меональных) становлений A, т.е. того, чтó именно и приводит его к тому или другому статическому осмыслению a, b, c… Словом, A есть абсолютно неразличимая самотождественность.

Художественная форма вбирает в себя не только раздельность себя как смысловой данности, т.е. не только как определенную чисто смысловую координированную различенность, но также и как вне-смысловую свою определенность, т.е. как вне-смысловую инаковость, как определенное чувственное, или вообще фактическое качество.

Художественная форма есть абсолютно неделимая индивидуальность, сливающая в одну неразличимую точку всякие свои смысловые и вне-смысловые оформления.

Это не просто единство, ибо обычно понимаемое единство есть всегда единство многого, объединенность, множество как единство. Формулируемое нами здесь единство есть, собственно говоря, единичность, сплошь неразличимая точка индивидуальности, некая абсолютная неделимость. В своих мельчайших делениях и изгибах она присутствует вся целиком, и не только, повторяю, в своих чисто смысловых оформлениях, но и во всей целости своих вне-смысловых оформлений, ибо только так каждый момент становящейся формы указует на целое формы и на все другие моменты становления и только так мы избегаем исключительности связи чисто смысловых структур, статических в своем осмысленном оформлении, и даем связь и единство также и алогически-динамических структур смысла.

Более понятной и ощутительной делается истинность этого тезиса, если мы вложим в понятие инаковости тот смысл, который она фактически приобретает, коль скоро мы заговариваем именно о человечески творимых художественных формах. Тут инаковость смысла, как известно, проявляется в том, что смысл попадает в субъективное сознание человека, т.е. делается понимаемым и сознаваемым