Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна - Стивен Пинкер

Чтоб наслаждаться ты мог, обеим внимая сиренам{9},[87].

Этот метод называется Одиссеевым самоконтролем, и он эффективнее крайнего напряжения силы воли, которая легко отказывает в момент искушения[88]. В тот драгоценный момент, когда песня сирен еще не достигла наших ушей, рациональное «я», упреждая вероятность, что страсти увлекут нас к гибели, крепко привязывает свое тело к мачте, лишая шанса поддаться соблазну. Мы отправляемся в супермаркет сытыми — и проходим мимо чипсов и пирожных, перед которыми не устояли бы, будь мы голодны. Мы поручаем работодателю удерживать определенную сумму из заработной платы и перечислять ее в пенсионный фонд, чтобы в конце месяца не столкнуться с искушением потратить излишек на развлечения.

Более того, с помощью Одиссеева самоконтроля можно выйти на следующий уровень и отсечь саму возможность оказаться перед выбором или, по крайней мере, затруднить этот выбор. Предположим, мысль о получении зарплаты без удержаний настолько соблазнительна, что мы не можем заставить себя подписать заявление на ежемесячный вычет. Чтобы не столкнуться с этим соблазном, мы можем позволить работодателю сделать за нас этот выбор (как и другие выборы, которые пойдут нам на пользу на длительном промежутке времени), по умолчанию включив всех работников в обязательную программу пенсионных накоплений, — в таком случае не присоединение к программе, но отказ от нее потребует от нас совершения определенных действий. В этом заключается сама суть той философии управления, которую правовед Касс Санстейн и поведенческий экономист Ричард Талер причудливо окрестили в своей книге «Nudge. Архитектура выбора» (Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth, and Happiness) либертарианским патернализмом. Они утверждают, что с нашей стороны было бы разумно наделить правительство и бизнес правом иногда привязывать нас к мачте — только не крепко, а так, чтобы мы могли при желании освободиться. Основываясь на исследованиях особенностей человеческого мышления, эксперты могли бы создать в нашей среде обитания такую «архитектуру выбора», чтобы людям стало сложнее поддаваться вредным искушениям вроде избыточного потребления, бесхозяйственности и воровства. Общественные институты могли бы патерналистски действовать так, как будто они знают, что для нас лучше, но при этом оставляли бы нам право развязать веревки, пожелай мы взять ответственность на себя (чего на самом деле хотят немногие).

Либертарианский патернализм, а заодно и другие «скрытые закономерности поведения», обнаруженные когнитивной наукой, все чаще привлекают внимание специалистов по государственному управлению, потому что сулят более эффективные результаты при минимальных издержках и без попрания принципов демократии. Быть может, на сегодня это самое важное практическое применение знаний о когнитивных искажениях и ошибках (хотя этот подход и критикуется другими когнитивистами, которые утверждают, что люди рациональнее, чем предполагают данные этих исследований[89]).

Рациональное неведение

Одиссей приказал привязать себя к мачте, рационально лишив себя возможности действовать, а вот его моряки залили себе уши расплавленным воском и тем самым рационально лишили себя возможности узнать. На первый взгляд это кажется странным. Считается, что знание — это сила и лишним не бывает. Богатым, например, быть лучше, чем бедным, потому что, если ты богат, ты в любой момент можешь раздать все деньги и превратиться в бедняка; по той же логике нам кажется, что знать — лучше, чем не знать, потому что всегда можно отказаться что-либо предпринимать по поводу этого знания. Но оказалось, что это не так — и это один из парадоксов рациональности. Иногда залепить уши воском — действительно рациональный шаг[90]. Неведение может быть благословением, и порою меньше знаешь — крепче спишь.

Очевидный пример — фраза «Осторожно, спойлеры!». Нам нравится наблюдать за развитием сюжета от завязки к кульминации и развязке, и мы не хотим испортить себе удовольствие, узнав концовку заранее. Если матч не получилось увидеть в прямой трансляции, болельщики, которые хотят посмотреть его в записи, изолируют себя от всех средств массовой информации и даже не общаются с приятелями, которые могут проболтаться, чем закончилась игра. Многие будущие родители не хотят узнавать пол ребенка до родов, желая преумножить радость момента. В подобных случаях мы рационально выбираем неведение, потому что знаем, как работают наши непроизвольные положительные эмоции, и организуем события таким образом, чтобы усилить удовольствие, которое они нам дарят.

Исходя из тех же соображений и понимая принцип действия отрицательных эмоций, мы иногда лишаем себя информации, способной причинить боль. Многие клиенты генетических лабораторий понимают, что им лучше не знать, приходится ли им кровным родственником человек, которого они считают отцом. Многие решают не узнавать, унаследовали ли они доминантный ген неизлечимой болезни, убившей кого-то из их родителей, как, например, музыкант Арло Гатри, чей отец Вуди умер от болезни Хантингтона. С этим все равно ничего не поделаешь, а знание о ранней и ужасной смерти только омрачит остаток отведенного им срока. Если уж на то пошло, большинство из нас заткнуло бы уши, если бы оракул пообещал сообщить дату нашей смерти.

Мы ограждаем себя и от знания, способного помешать мыслить здраво. Присяжным нельзя знакомиться с недопустимыми доказательствами вроде слухов, показаний, данных под принуждением, или результатов обыска без ордера: человеческий разум не способен проигнорировать эти «ядовитые плоды отравленного дерева». Добросовестные ученые невысоко ставят собственную объективность и проводят клинические исследования в условиях двойного ослепления, чтобы не знать, кто из пациентов принимает лекарство, а кто — плацебо. Они отдают свои статьи на рецензирование анонимным экспертам, лишая себя любой возможности отомстить, если рецензия окажется отрицательной; в некоторых журналах к тому же зашифровывают имена авторов статьи, чтобы не подвергать рецензентов соблазну отплатить за услугу или свести счеты.

Во всех этих ситуациях рациональные агенты выбирают неведение, стремясь обойти свои собственные не вполне рациональные предрассудки. Но иногда мы выбираем неведение, чтобы нашей же рациональностью не воспользовались наши рациональные противники — чтобы они никак не могли сделать нам предложение, от которого мы не сможем отказаться. Можно устроить так, чтобы в час, когда к вам заявится любезный мафиози с угрозами или помощник шерифа с повесткой в суд, вас не было дома. Водитель инкассаторского автомобиля рад объявить о своем неведении наклейкой «Водитель не знает кода от сейфа», потому что в таком случае грабителю незачем угрожать ему, заставляя выдать информацию. Заложнику лучше не видеть лиц похитителей: тогда есть шанс, что они его отпустят. Даже дети, которые плохо себя ведут, знают, что им лучше не встречаться глазами с родителями.

Рациональная беспомощность и рациональная нерациональность

Рациональное неведение — один из изощренных