Сутки по командирским часам - Тамара Шаркова

вам на служебной машине доставят. Вот только, захочет ли он поехать. Я как вспомню прошлый приезд сюда… А ведь до трех лет, если я был дома, он у меня с рук не сходил. Веришь? Боюсь, он и теперь не очень-то мне рад.

— Рад! Рад! И очень ждал.

Тут Михаил Петрович замолчал и прислушался. Это он услыхал Тимкину попытку переместиться поближе к беседке.

— Так! — нарочито громко сказал он, подмигнув Трубникову. — Похоже, возле нас скрывается в кустах какой-то лазутчик-пластун. Сейчас мы его, голубчика, возьмем в «клещи». Вставай, Антон!

Испуганный Тимка вначале на четвереньках, а потом, встав во весь рост, бросился в огород.

Михаил Петрович рассмеялся:

— Вот «ухо от старой лоханки»!

— Ты думаешь, он давно там за кустом сидел?

— Сколько ни сидел, а мало что услышал. Родительским опытом проверено.

Вовка там всегда прятался, когда мы с Зинаидой военный совет держали против его школьных дуростей. И, представь, ничего толком он там подслушать не мог. А Зина, когда волнуется, тихо говорить не умеет.

Антон откинулся на спинку плетеного стула и стал молча раскачиваться на задних ножках.

— Вот ты говоришь «с рук у меня не сходил», — продолжил Михаил Петрович. — И со мной у него так было. В том возрасте им главное чувствовать, что рядом свой «собственный» человек, от которого все детские страхи бегут прочь. И любовь твою они принимают всем своим существом, как материнское молоко. Материально, так скажем. Ему прижаться к тебе надо, чтобы ты всегда готов был его обнять и не оттолкнуть, даже если занят своим, взрослым делом. А внешность близкого человека не имеет для него никакого значения, тем более официальные регалии.

Михаил Петрович закашлялся.

— А сейчас у него другой возраст начинается — подростковый, «судейский», — сказал он

после паузы. — Теперь он хочет знать, кто ты среди других людей? И тут все важно: каким делом ты занят, любишь ли свою работу, уважают ли тебя другие люди. Внешность тоже…

При этих словах Михаил Петрович с грустью улыбнулся.

— Теперь и у меня начнутся трудности с Тимкой. Я, например, почувствовал, что Кутиком называть его уже не нужно…

— Миша! Антон! Обедать пора! — позвала Зинаида Васильевна.

— А Тима где же? — спросила она, разливая по тарелкам густой красный борщ, густо приправленный огородной зеленью. — Я думала, он с вами. Тихо в доме.

Михаил Петрович направился в детскую и застал племянника за конструированием космолета из старого Вовкиного конструктора.

Окно было закрыто, но на полу под подоконником темнела россыпь огородного чернозема.

— Обедать идем, вождь краснокожих или кто ты там, может Нат Пинкертон? Только прежде возьми веник и замети за собой следы.

Тимка насупился, но встал и пошел за веником. По дороге спросил:

— А Пинкертон — это кто?

— Плохо подслушивал, вот и не узнал.

— Я серьезно!

— И я серьезно. Чтоб больше этого не было!

Обедали на кухне. Стол был придвинут к стене. Потому сидели так: Михаил Петрович и Антон Трубников друг против друга, а Зинаида Васильевна и Тимка рядом. Тимур ближе к отцу.

Заметив, что Тимка вытирает рот ладошкой, Зинаида Васильевна поспешно вскочила и, порывшись в серванте, нашла несколько бумажных салфеток. Одну сунула племяннику, остальные веером вложила в стакан и поставила посреди стола. Папа-Миша при этом и глазом не моргнул, а Трубников сразу же протянул руку и вынул из стакана другую. Потом Зинаида Васильевна поставила на большую тарелку с масляно блестевшими варениками с картошкой.

Тимка искоса посмотрел на отца. Тот положил на тарелку два вареника и, вооружившись вилкой и ножом, отрезал от них по небольшому кусочку, ловко заправляя в тесто вылезающую начинку. Говорили о приезде Вовки, о поселковых новостях, о гигантских «пробках» на улицах Москвы, Кларином семействе, и на Тимку внимания не обращали. Тогда он решился, переложил вилку в левую руку и попытался есть, как отец. Но первый же кусок донести до рта не удалось. Чувство было такое, как будто рука стала совсем даже не его. И, обретя самостоятельность, двигалась по неуправляемой траектории. В конце-концов, вилку до рта он донес, но вареника на ней уже не было. Поглядев по сторонам и убедившись, что все заняты своим разговором, Тимур решительно переложил вилку в правую руку. Но, тут же перехватив лукавый взгляд папы-Миши, и подумал, что теперь тот непременно скажет по этому поводу что-нибудь вроде: «Без труда и вилку не донесешь до рта». И смутился.

После обеда Зинаида Васильевна стала убирать со стола, Михаил Петрович остался ей помогать, а Трубников и Тимка отправились в «детскую». Папа-Миша настоятельно посоветовал Каперангу посмотреть выставку Тимкиных поделок из металлического конструктора.

Маленькая светлая «детская» по-прежнему оставалась гнездом Рокотова-младшего, из которого он только-только выпорхнул во взрослую жизнь. Несколько школьных и дембельских фотографий на стене и рядом с ними одинокая боксерская перчатка на гвозде в обнимку с эспандером. Табличка «Уважайте труд уборщиц» по соседству с портретом Че Гевары. На самодельных полках вдоль стены стояли книги, полученные когда-то в обмен на макулатуру. Здесь «Проклятые короли» соседствовали с «Белой гвардией», «Лезвие бритвы» с «Чтениями по истории России» Соловьева, а «Белый вождь» Майн Рида с «Камо грядеши» Сенкевича. Книги были не новыми, явно читались и перечитывались. Трубников мысленно прикинул, сколько талонов по пять килограмм макулатуры нужно было обменять на все это книжное сокровище и усмехнулся. Рокотовы были истинными энтузиастами-книгочеями. Но чтение это, судя по тому, как располагались книги, было бессистемным. Впрочем, одна полка была полностью отдана книгам по географии и содержала исключительно мемуары и томики ЖЗЛ о знаменитых путешественниках.

Тимкино присутствие в этой комнате угадывалось по стае динозавров всех родов и видов, которая разбавила Вовкино воинство из оловянных и пластиковых солдат. А индейцы и ковбои с лассо стояли теперь вперемешку с новенькими человечками из Лего.

Трубников вздохнул, стараясь не выразить на лице свое разочарование тем, что не увидел ни одной игрушки, которую Тимка увозил из отчего дома. Ни мохнатого рыжего щенка Кутю с черным ухом, ни пластмассовую собачку Аву, которая в ловких отцовских