Туда и обратно - Клиффорд Саймак

Память затикала в мозгу, и он увидел эту марку снова, увидел так, как видел ее, когда был мальчишкой… не саму марку, конечно, а ее изображение в каталоге.

Саттон наклонился над письмом и внезапно у него захватило дыхание. Марка была стара, невероятно стара и стоила… о, господи, сколько же она стоила? Он попытался разобрать почтовый штемпель, но тот настолько выцвел от времени, что расплывался в его глазах.

Саттон медленно встал и отнес письмо к столу, наклонился над ним, разглядывая название города.

БРИДЖ…БИС

Бриджпорт, наверное, а БИС? Какое-то старое государство, может быть, какое-нибудь старое политическое подразделение, потерянное в тумане времени.

ИЮЛЬ…198…

Июль, тысяча девятьсот восемьдесят какой-то год.

Шесть тысяч лет тому назад!

Рука Саттона задрожала.

Нераспечатанное письмо, отправленное шестьдесят веков назад!

Заброшенное в эту кучу мусора, лежащее бок о бок с обгрызенной костью и идиотским гаечным ключом.

Нераспечатанное письмо… и с маркой, которая стоит целое состояние. Саттон снова прочитал штемпель. «Бриджпорт… Бис… или Вис»? «Июль»… похоже на 22… «22 июля 198…». Недостающая цифра года слишком выцвела, чтобы ее можно было разобрать. Вероятно, с хорошей лупой это удалось бы сделать.

Адрес, поблекший, но еще читаемый, гласил:

МИСТЕР ДЖОН К. САТТОН

БРИДЖПОРТ

ВИСКОНСИН.

Так значит, это «Вис», означает Висконсин.

А имя — Саттон.

Что сказал этот андроид-юрист от Бастера?

Полный сундук фамильных бумаг.

«Надо будет заглянуть в историческую географию, — подумал Саттон. — Надо будет найти, где был этот Висконсин. Но Джон К. Саттон? Это другое дело. Просто еще один Саттон. Тот, кто был пылью все эти годы. Человек, который иногда забывал вскрывать свою почту».

Ашер перевернул письмо и посмотрел на клапан. Клей рассыпался от старости, и, когда он провел ногтем вдоль одного угла, клейкое вещество высыпалось порошком. Бумага, как он заметил, стала хрупкой, и с ней надо было обращаться осторожно.

«Полный сундук фамильных бумаг», — сказал андроид, когда зашел в его комнату и очень проворно уселся на краешек стула, положив папку точно на середину стола.

А на самом деле это был полный сундук мусора. Кости, гаечные ключи, скрепки да вырезки. Старые тетради и письма, письмо, запечатанное шесть тысяч лет назад и никогда не открывавшееся.

Знает ли Бастер о письме? Но, спрашивая себя об этом, Саттон понял уже, что Бастер знает.

И он старался спрятать его… и сумел. Он забросил его сюда вместе со всякой всячиной, хорошо зная, что его найдут, но найдет только тот человек, для которого оно было предназначено. Потому что сундук выглядел так, что не привлек бы ничьего внимания. Он был стар и потрепан, и ключ торчал в замке, и вид его как бы говорил: во мне ничего нет, но если угодно потратить время, что ж, давай, смотри. И даже если бы кто-то посмотрел, ему этот хлам показался бы тем, чем был, за одним исключением… никчемной грудой изношенных сантиментов.

Саттон протянул палец и постучал по объемистому пакету письма, лежащему на столе.

Джон К. Саттон, предок, живший несколько тысяч лет назад. Его кровь бежит в моих жилах, хоть и сильно разбавленная. Но он был человек, который жил, дышал и умер, который видел рассвет над земными висконсинскими холмами… если в Висконсине, где он жил, есть холмы.

Он чувствовал жару лета и дрожал от холода зимы. Читал газеты и разговаривал о политике с соседями. Беспокоился о многом, большом и малом, преимущественно о малом, как это бывает.

Ходил рыбачить на речку в нескольких милях от дома и, наверное, копошился в своем саду в преклонные годы, когда было мало работы.

Такой же человек, как и я, хотя есть маленькое различие. У него был аппендикс, который мог причинить беспокойство; у него были зубы мудрости, которые тоже могли причинять хлопоты. И наверное, он умер в восемьдесят лет или вскоре после того, хотя запросто мог умереть и раньше. И когда мне стукнуло восемьдесят, я был еще в самом расцвете сил.

Но наверняка у предка были и преимущества. Джон К. Саттон жил ближе к земле, потому что земля была всем, что он имел. Ему не досаждала чужая психология, и Земля была местом обитания, а не местом управления, где ничто не произрастает для экономической выгоды, ни одно колесо не провернется с экономической целью. Он мог выбрать дело своей жизни из всей обширной области человеческих отношений вместо насильственного помещения на государственную службу, в работу по управлению шаткой громадиной Галактической империи.

И где-то еще, ныне потерянные, были Саттоны до него и после него, тоже забытые, много Саттонов. Цепь жизни ровно бежит от одного поколения к другому, ни одно из звеньев не выдается, разве что иногда случайно… случайность в истории или случайность по вине почты.

Звякнул дверной колокольчик, и Саттон, испугавшись, схватил письмо и сунул его во внутренний карман пиджака.

— Войдите, — крикнул он.

Это был Херкимер.

— Доброе утро, — сказал он.

Саттон свирепо посмотрел на него.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Я принадлежу вам, — вежливо ответил Херкимер. — Я та ваша треть собственности Бентона…

— Моя треть… — проговорил Саттон, и тут он вспомнил.

Таков был закон. Ему же говорили, если кто-то убил другого на дуэли, он наследует одну треть собственности мертвеца. Был такой закон, который он забыл.

— Я надеюсь, вы не возражаете, — проговорил Херкимер. — Со мной легко ужиться, я очень быстро обучаюсь всему и люблю работать. Я могу готовить, шить, выполнять поручения, читать и писать.

— И следить за мной.

— О нет, я бы никогда этого не сделал.

— Почему же нет?

— Потому что вы — мой хозяин.

— Посмотрим, — кисло сказал Саттон.

— Но я — это не все. Есть и еще кое-что, — объяснил Херкимер. — Есть астероид, охотничий астероид, оснащенный лучшей дичью, и космический корабль, маленький — это верно. Но очень неплохой. Еще несколько тысяч долларов, и поместье на западном берегу, какое-то рискованное планетарное предприятие, множество мелочей, слишком малоценных для упоминания.

Херкимер залез в карман и вынул оттуда тетради.

— У меня все они записаны, если хотите послушать.

— Не сейчас, — отмахнулся Саттон, — у меня есть еще работа.

Херкимер просиял.

— Что я могу сделать для вас? В чем могу помочь?

— Ни в чем пока, — ответил Саттон. — Я собираюсь повидать Адамса.