Я все еще царь. Книга XXXI - Сириус Дрейк

С улицы пришел раскрасневшийся Данила.

— Спрятал тачки? — спросил я. Тот кивнул:

— Самому бы еще поутру найти…

— Ты это… не перестарайся.

Все начали рассаживаться за столом. Котелок был большой, и рагу должно было хватить на всех.

— Так, кого не хватает? — оглядел всех Толстой. — Никого не обделим?

Я тоже осмотрелся. Не хватало кое-кого одного.

— Антона… — вздохнул я. Кажется, он так и не вышел из подвала. — Я схожу за ним.

На пороге я задумался.

— Страшно? — и рядом появилась улыбающаяся Лора в костюме призрака. Вернее, в простыне на голое тело. В ней, естественно, было полно дырок.

Я кивнул.

— Конечно. В подвале сидит мой лучший друг, который ненавидит меня за то, что я лучше его. Кто бы не испугался…

Но пришлось все же спуститься. К тому же со мной и Федор намылился.

— Да говорю же! — бушевал Толстой. — Закрутки еще при первом правлении Петра Первого приказали долго жить!

Тот лишь махнул рукой. Мы спустились вниз.

Закруток тут действительно оказалось навалено до потолка. Все зеленые и покрытые толстым слоем паутины. Облизываясь, Федор направился к ним.

Я же проводил этого смельчака взглядом и направился искать нетакусю.

А подвальчик оказался куда вместительней, чем казалось. Стенки уходили далеко за пределы избы.

— Да что у этих Кузнецовых за страсть к катакомбам⁈ — зарычал я, продираясь через паутину. — Антон, твою мать⁈

— ЧЕГО⁈ — разнесся сквозь тьму обиженный голос нетакуси. — Кузнецов, ты и мертвого достанешь!

— Пошли есть! Там уже рагу сты…

Грохот заставил меня подпрыгнуть. Я оглянулся, готовый драться.

По полу в окружении осколков растекалась какая-то жижа, отдаленно напоминающая помидоры с огурцами — ими она, наверное, и была, но лет триста назад. Рядом с баночкой в руках стоял Федор. И глупо улыбался.

— Идиот… — вздохнула Лора.

Тут из тьмы показался Антон. Из-за слоя паутины он напоминал призрака.

— Это что? — и проигнорировав меня, он пошел прямо по жиже. — Дверь⁈

А за полкой с закрутками действительно была толстенная металлическая дверь.

* * *

Где-то на дороге.

Унылый зимний пейзаж угнетал Гоголя. Как ни крути, но он всегда любил летнюю пору — где-нибудь на хуторах, где ночь тиха, а если что-то и слышно, то казачья песнь.

— Эх, мамо… — пустил он скупую мужскую слезу. Маменьку свою он любил, интересно как она там?

От приятных мыслей о своей родине его отвлек чих.

— Апчхи!

Прижав платок к своему длинному носу, Гоголь от души высморкался. Еще и простуду не хватало подхватить!

Автомобиль уже час несся то по одной дороге, то по другой. Гоголь постоянно проверял телефон, но тот молчал. Агенты прошаривали каждый камень в радиусе двухсот километров, но никаких ни Толстого, ни его сообщников никто не мог обнаружить.

Они как в воду канули!

— Терпение, — твердил себе Гоголь. — Как говорила маменька: терпи, казак, атаманом будешь… А если не будешь, то все равно терпи. Рано или поздно, его труп проплывет мимо…

Вот Гоголь и терпел. Рано или поздно их обнаружат. И тогда…

— Апчхи!

Вдруг телефон ожил — звонила разведка. Он тут же взял трубку.

— Слушаю… Нашли⁈ — и он улыбнулся. — Как далеко? В самом деле?.. А что там? Ага… Двигайтесь к точке и окружайте их. Берите всех. Я сказал ВСЕХ!

* * *

Рагу получилось на славу.

— Красота! — и Федор потянулся к котелку, за что тут же получил по лбу половником. — За что⁈

Толстой погрозил ему кулаком.

— За дело! Получишь последним, раз уж ты, Федя, помешал мне убить Петра Первого!

— Но я же… Да, понял я, понял, полож уже этот чертов половник!

Все уже расселись за столом — подальше от Федора с его последней «выжившей» закруткой. Выглядела она так, будто в ней находились чьи-то давно протухшие мозги.

Дверь в подвале оказалась заперта, а открывать ее прямо сейчас я особо и не рвался, если честно. Мало ли мне что ли незакрытых гештальтов? А тут еще одна загадка!

— И не говори. Старых целый список, — сказала Лора, показал мне целый список из пары сотен позиций. — И это только свежие.

Дункан присела за стол последней.

— Доча, руки мыла?

— Да, папа, мыла! — прошипела она. — И убери эту банку подальше, пожалуйста!

Мне положили первому. И не успел я взять ложку, как раздался голос Лоры:

— Миша, Булат вошел в наше воздушное пространство. Будет через пять…

Я закатил глаза. Ну самое время!

— Четыре…

Толстой же наполнял наши тарелки, приговаривая:

— Держи тарелку, Данила, крепче! А ты не тянись, индюк, — это он Федору, — все равно получишь свое последним!

— Три…

— А ты чего глаза опустил, Есенин? Стыдно? — бухтел Толстой как бабка. — Давай сюда свою тарелку! Ты-то руки мыл?

— Два…

— Ох, плохое время он выбрал, чтобы приземлиться, — сказал я, с тоской поглядывая на котелок в руках Толстого.

— Миша, ты чего нос повесил? Думаешь, я тебе бурду какую-то предлагаю? — покачал головой Лев Николаевич, наложив мне еще немного. Снаружи же еле-еле слышался вой «пикирующего» чудо-коня. — Ха, не знаешь ты Толстого! Пальчики оближешь, когда… Так, это что за звук⁈

Вдруг снаружи раздался грохот, да такой сильный, что дом буквально подскочил. Со стола все рухнуло на пол, вместе с самим столом, который перевернулся. Вся наша уборка пошла псу под хвост. Как и рагу, в общем-то. Свои порции удержал Толстой, и, как ни странно, Данила. Закрутка Федора, естественно, тоже не пострадала.

— Это что за?.. — и глаза Толстого вспыхнули как электросварка.

Все тут же бросились к оружию, а я поднял руки.

— Спокойно! Свои!

И в подтверждение этого открыл окно — в дом тут же залезла огромная лошадиная голова. Заняла она почти всю комнату.

— Сниф-сниф… Чем это у вас тут так вкусно пахнет? — спросил Булат, раздувая ноздри. Ответил ему грохот — охреневший Данила таки упустил свою тарелку.

— Рагу… — простонал он. И тут же получил подзатыльник от Толстого.

— Говорил же, крепче держи!

Мы вышли наружу, и Толстой, покачав головой, похлопал Булата по холке.

— Тебе, друг, не помешает колокольчик на шее. Или умение плавно снижаться.

Конь фыркнул.

А вот