Слезы Макиавелли - Рафаэль Кардетти

Корбинелли внезапно осенило:

— Пьеро, ты не мог бы дать мне ту вещь, которую я тебе одолжил несколько месяцев назад и которую ты, верно, забыл мне вернуть?

Гвиччардини залился краской и пробормотал слова извинения:

— Да, конечно… Знаешь, я как раз собирался тебе его отдать… Господи, да где же оно?

Он принялся шарить по всей комнате, переворачивая стопки бумаг и перетряхивая одежду, которая валялась на полу. Через несколько минут титанических усилий он наконец нашел то, что искал.

— Вот же оно!

— Спасибо. Мой друг Леонардо заметил, что я вижу уже не так хорошо, как раньше, и сделал его для меня. Этот простой кусок отшлифованного стекла увеличивает все, на что его положишь. Ну, кто хочет прочитать надпись?

Гвиччардини бросился к нему, но Деограциас жестом остановил юношу.

— Хозяин, а разумно ли доверять такое важное дело Чиччо?

Гвиччардини скорчил гримасу, давая ему понять, что он прекрасно обойдется без подобных подковырок. Макиавелли воспользовался замешательством, чтобы завладеть увеличительным стеклом, и склонился над картиной.

— Да это стекло просто волшебное! Я различаю буквы почти так же хорошо, как если бы они были нормального размера!

— Дель Гарбо, наверное, достал себе такое же, только не знаю как. О его существовании мало кому известно.

Не в силах больше сдерживать нетерпение, Гвиччардини затопал ногами:

— Да читай же нам скорее, Никколо, что там написано!

— Успокойся! Я делаю все, что могу… Через несколько минут он обернулся с озадаченным видом.

— Ничего не понимаю. Дель Гарбо написал только одно слово: Boccadoro.

Гвиччардини вырвал увеличительное стекло у него из рук.

— Это ничего не означает. Дай-ка мне!

Он в свою очередь присел на корточки перед картиной и почти сразу же вернул стекло Макиавелли.

— Да, ты прав, — сказал он, краснея. — Восса d'oro... «Золотой рот»? Что же это такое? Название города?

— Это прозвище, — вмешался Деограциас.

— Почему ты так решил?

— Уж кому, как не мне, распознать прозвище. Ты знаешь, как меня зовут на самом деле?

Гвиччардини покачал головой и сделал неопределенный извиняющийся жест.

— Я думаю, это женщина, — добавил слуга.

— В таком случае, — решил Макиавелли, — нам необходим специалист. И я как раз знаю такого.

— Боккадоро? Конечно я знаю, о ком речь!

Говоря это, Веттори тыльной стороной руки смахнул пылинку с отворота своего камзола, сшитого из зеленого бархата. Он был, как всегда, одет с иголочки и безукоризненно причесан. Тем не менее он не смог удержаться и по привычке запустил пятерню в свои белокурые волосы.

Несмотря на прыщи, усеявшие его лицо, он воображал, что такого красавчика захочет любая молоденькая девушка. Но к его глубокому разочарованию, он привлекал скорее шестидесятилетних женщин, чем двадцатилетних милашек. Веттори утешался тем, что бросал похотливые взгляды на всех девушек, оказавшихся поблизости.

Этой тактикой он добился только нескольких испуганных восклицаний и попытался сделать ее более действенной, ставя каждый день в церкви дюжину свечек. Но так как все усилия оставались тщетными, он уже начал сомневаться в способности Всевышнего влиять на женскую смекалку, вероятно, пострадавшую от вмешательства какого-то злого духа.

— Ну же, не томи, Франческо. Кто это?

— Мессеры, предлагаю вам заказать выпивку. В горле так пересохло, что я и двух слов не свяжу. Мне нужно промочить глотку.

— Как ты мне надоел… Что скажешь, Чиччо?

— Да ладно тебе, Никколо. Я тоже умираю от жажды. Только маленький кувшинчик, и все…

— А я и не знал, что ты можешь ограничивать себя в питье.

— Не забывай, друг мой, мне было божественное видение. Отныне я живу лишь молитвами и любовью к Богу. Все свои помыслы я посвящаю Господу. Однако, чтобы доставить удовольствие Франческо, я слегка отступлюсь от обета воздержания. Не могу же я допустить, чтобы он все выпил один.

— Если я вам поставлю выпивку, вы мне дадите слово перестать ломать комедию?

Веттори и Гвиччардини переглянулись и согласно закивали головой. После нескольких безуспешных попыток Макиавелли удалось привлечь внимание Терезы, и он указал ей на один из множества пустых кувшинов, которыми уже был заставлен стол.

— Ну, так кто же эта Боккадоро?

— Не знаю, как ее зовут на самом деле. Она работает в борделе донны Стефании, ну, в том, что выходит на зады баптистерия. Место вполне достойное!

— Франческо, а твоя мать знает, что ты шляешься в заведение донны Стефании?

Веттори покраснел и опустил голову. Воздержавшись от дальнейших замечаний, Тереза со стуком поставила перед ними кувшин и вернулась за стойку. Он налил себе вина и, выпив добрый глоток, пробормотал, оправдываясь:

— Сказать по правде, я туда никогда не заходил. Как, впрочем, и в другие бордели тоже… Я все знаю только понаслышке. Но вернемся к тому, что вас интересует: говорят, что донна Стефания купила Боккадоро у торговца, который приехал из Африки. Еще говорят, у нее глаза как изумруды, а кожа темная и шелковистая, как ни у кого другого.

— Ты ее что, никогда не видел?

— Она очень редко выходит в город. С тех пор как слух о ней облетел весь город, донна Стефания бережет ее для особых клиентов. Бывает, что ее не видно месяцами.

— Что еще ты знаешь?

Густая краска залила лицо Веттори.

— Раз уж ты хочешь знать все… Говорят, она делает это ртом как никто другой. Так, по крайней мере, утверждают те немногие, кому по карману ее искусство. Отсюда и прозвище…

Похотливая искра вспыхнула в его голубых глазах. Гвиччардини сделал вывод, который напрашивался сам собой:

— Придется нам пойти расспросить эту донну Стефанию.

— Ты с нами, Франческо?

— Еще бы! Обожаю такие прогулки!

Бордель донны Стефании оказался просторным двухэтажным зданием, откуда доносились развеселые крики. Трое друзей в замешательстве задержались у двери, не решаясь постучать.

— Право за тобой, Никколо. Ты самый старый!

— Я тебя считал уже большим мальчиком, Франческо, а ты, оказывается, не так храбр, когда приходится действовать самому. А уж от тебя, Чиччо, я и не ждал особой прыти.

— Ну, не преувеличивай, Никколо. Давай же! Смирившись, Макиавелли схватил дверной молоток и три раза стукнул по дереву. Дверь открыла женщина средних лет. Должно быть, в молодости она была очень хороша, но годы оставили на ее лице ужасные разрушения. Кожа местами обвисла, а кое-где покрылась такими глубокими морщинами, что о былой красоте можно было лишь догадываться.

В последнем отчаянном порыве она решила не отступать ни на шаг перед пагубным воздействием возраста, густо покрывая лицо рисовой пудрой. Ее ярко размалеванные веки делали особенно заметной усталость, читавшуюся в больших светлых глазах. Покрытые перстнями руки, казалось, сверкали в потоке света, льющегося из борделя.

Сводня с подозрением разглядывала посетителей, теребя кончиками пальцев рукоятку плетки, заткнутой за пояс. Наконец она сухо проговорила:

— Что вы здесь забыли, ребятки? Вы что, потерялись и не знаете, как вернуться к родителям?

Ни один из юношей не решился ей ответить. И хотя пышностью фигуры сводня далеко уступала Терезе, им она казалась куда более внушительной, чем хозяйка трактира. Сторож ада Цербер был, без сомнения, более приветлив, чем эта невысокая женщина, готовая прогнать их ударами плетки.

Наконец Гвиччардини заговорил. Его речь была более изысканной, чем обычно в присутствии друзей, а выражение лица — строгим:

— Мы много слышали об одной из ваших девушек и, если не возражаете, хотели бы поговорить с ней. Ее зовут Боккадоро.

Маленькая сверкающая женщина так и покатилась со смеху.

— Поговорить с ней! Вот отличная шутка! Так, значит, называют это воспитанные люди.

Но тут ее смех резко оборвался, а злые глаза так и впились в собеседника. Гвиччардини очень хотелось удрать со всех ног, но, напуганный мерным покачиванием хвостов плетки, он не мог пошевелиться. Стоящие позади него друзья отступили на несколько шагов.

Донна Стефания язвительно продолжала:

— Ты прав, мальчуган, лучше всего Боккадоро умеет «разговаривать» с мужчинами. Я тебя, наверное, разочарую, но я не знаю, где сейчас эта стерва. Вот уже три дня, как ее нет.

— Как это — нет?

— Да вот так. Исчезла ни с того ни с сего, даже не предупредила. Если я найду эту дрянь, можешь не сомневаться, я расплачусь с ней плеткой.

— Смею предположить, что вы уже узнавали, нет ли ее дома?

Донна Стефания опять захохотала.

— Какой же ты смешной, мальчик! Все девушки живут здесь, у меня. Так с ними меньше хлопот… Что касается Боккадоро, то она приносит мне самые большие доходы, настоящее сокровище! С тех пор как она ушла, все только ее и спрашивают… По ее милости я каждый день теряю гору дукатов!