Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

– Она старалась изо всех сил, – решаюсь сказать я, хотя на самом деле это совсем не так. А может, и так, я не знаю. Лучшие усилия Мисти, это, пожалуй, худшие усилия любой другой матери. – У нас было не так уж много денег, как я сказала вчера… э-э, то есть, сегодня утром, – поправляю я себя. – Поэтому нам приходилось сводить концы с концами, насколько это было возможно. Мисти работала, я тоже, но денег всегда казалось… ну, в общем, их никогда не хватало.

Потому что моя мать-наркоманка тратила их на все, что хотела, и не оплачивала счета.

Этого я не говорю, но, видимо, и не нужно.

Из того, что я ей только что рассказала, а также из того, что выдала по дороге сюда, Оливия явно поняла, что моя жизнь была тяжелой. В ее глазах светится сочувствие, мягкие морщинки на лице становятся глубже, когда она поджимает губы.

Я делаю еще один глоток кофе и продолжаю:

– Как только я смогла, то поступила в колледж в Уэйне. И с тех пор работала над получением диплома, чтобы улучшить свою жизнь.

Я не упоминаю, что уже давно не ходила на занятия, поскольку некие опасные братья, с которыми я жила, считали, будто для меня небезопасно находиться вне их поля зрения.

– Это замечательно, – отвечает Оливия. – Я под большим впечатлением от твоего стремления улучшить обстоятельства своей жизни, а еще от того, что ты не позволила всему этому негативу сдерживать тебя. Это требует невероятного количества сил.

– Я… да, наверное. Я просто очень хочу прожить жизнь, которой смогу гордиться.

Бабушка улыбается.

– Я не так давно тебя знаю, Уиллоу, но уже ясно вижу твою решимость.

Ее улыбка слегка увядает, и она снова опускает взгляд на свою почти пустую тарелку. Она слегка вертит в руках вилку, и впервые с тех пор, как я ее встретила, мне кажется, что ей не по себе.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да. – Она делает глубокий вдох и поднимает глаза. – Мне просто… очень жаль, что меня не было рядом с тобой. Ты нуждалась в своей семье, а у тебя никого не было.

– Оу. Это ничего, – пытаюсь успокоить ее я, неловко ерзая на стуле. – Ты не знала, где я была. Если бы знала, то, уверена, была бы рядом.

– Я бы сделала все, чтобы вернуть тебя домой, если бы знала, – соглашается она, и в ее изысканном голосе звучат жесткие нотки.

– Я верю тебе, – шепчу я.

Почти невозможно представить, насколько другой была бы моя жизнь, если бы бабушка знала. Вероятно, я сейчас шла бы по совершенно иному пути. Даже не знаю, как начать представлять себе, каким человеком я могла бы стать, если бы я выросла в своей настоящей семье.

Но смысла зацикливаться на этом нет. Едва ли существует способ вернуться назад и изменить прошлое. Все, что я могу, – это делать то, что делаю всегда: продолжать двигаться вперед, насколько это в моих силах.

– Эм, ничего, если я спрошу тебя кое о чем? – спрашиваю я, внезапно почувствовав смущение.

– Безусловно. – Она энергично кивает. – У тебя, должно быть, так много вопросов.

– Не могла бы ты… рассказать мне о моих родителях?

Оливия складывает руки на коленях, на мгновение замявшись, прежде чем заговорить.

– Они тебя обожали. Когда ты родилась, это стало для них настоящим благословением. У твоей матери были некоторые… эмоциональные проблемы, но твой отец так сильно любил ее. Он изо всех сил старался ей помочь.

Я хмурюсь.

– Чувствую, где-то затаилось большое «но»…

Она вздыхает, на ее лице появляется страдальческое выражение.

– Да, так и есть. К сожалению, в конце концов ее проблемы взяли верх. Однажды ночью она устроила пожар в их доме. Пламя быстро распространилось, и когда пожарные прибыли на место происшествия, то обнаружили ее тело. Оно сильно обгорело.

Сердце болезненно сжимается, меня охватывает озноб.

– Она устроила пожар? – шепчу я, глядя через стол на Оливию.

– Боюсь, что так. Твоего отца тогда не было дома, и хотя мы так и не нашли твоих останков в пепелище, все же подумали, что ты тоже умерла. Теперь я спрашиваю себя: может, твоя мама все-таки на время выплыла из своей ужасной депрессии и осознала, что не хочет, чтобы ее дитя постигла ее участь? Может, она вытащила тебя до того, как дом полностью сгорел, а после вернулась туда и позволила огню поглотить ее…

Глаза горят, и я быстро моргаю, пытаясь сдержать подступающие слезы. У меня щемит сердце при мысли о маме, которая пребывала в таком бедственном положении, что хотела умереть, но любила меня достаточно сильно, чтобы вытащить и убедиться, что я не сгорю вместе с ней.

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить ее лицо, ее голос. Что-нибудь. Но ничего нет. Только смутные воспоминания о пламени и жаре. Я до сих пор не уверена, не выдумала ли я их.

– Возможно, мы никогда не узнаем правду о том, что произошло той ночью, – продолжает Оливия. – В любом случае, после трагедии мы отчаянно искали тебя. Дом был полностью уничтожен пожаром, сгорел до самого фундамента. Твоих останков так и не нашли, но мы знали, что есть вероятность, что твое тело просто где-то под обломками, но, увы, найти не смогли. Мы старались, как могли.

Она тянется через стол и накрывает мою руку своей, и я замечаю, что она слегка дрожит.

– Я очень долго надеялась, что ты по-прежнему жива, каким-то чудом. И вот она, причина, по которой мы так и не смогли найти твое тело. Ты выжила. Не могу передать, как я счастлива, что мои молитвы были услышаны. И… я бы очень хотела стать частью твоей жизни, Уиллоу. Если позволишь. Похоже, тебе пришлось через многое пройти, и я хотела бы помочь тебе всем, чем смогу, всем, что в моих силах.

Я с трудом сглатываю, меня внезапно переполняют эмоции. Столько всего случилось с того момента, как я поднялась с постели Рэнсома и увидела ту клятую видеозапись. Меня похитили, я встретилась с Оливией, услышала эту историю. Все случилось одно за другим.

Раньше все, чего я хотела, это сбежать из Детройта. Мечтала как можно дальше отдалиться от братьев Ворониных, сделать так, чтобы они никогда больше не смогли меня найти.

Но теперь?

Я не хочу уезжать.

Единственная семья, которая у меня есть в этом мире, находится здесь, и она предлагает мне помощь – то, чего никто другой никогда по-настоящему не делал раньше,