Ноль-Ноль - Алексей Евдокимов

Фил обнаружил, что уже некоторое время смотрит глаза в глаза на развалившегося за прилавком выгородки, торгующей разнообразными дисками, огромного мясистого долдона с лицом пупса. Он подошел:

— Здрасьте, я Стаса ищу.

— Не ты один, — ответил пупс взрослым свирепым голосом, не изменив безмятежно-бессмысленного выражения розового лица.

— А чего с ним?

— А я знаю, чего с ним?

— Он здесь работает?

— Здесь, б…, он точно больше не работает.

— Что он, пропал, что ли?

— Да этот м…к вечно, б…, пропадал, не предупреждал никого. Хоть бы позвонил, козел…

— Давно вы его не видели?

Пупс помолчал, то ли вспоминая, когда он видел козла Стаса, то ли размышляя, стоит ли отвечать. То ли просто осмысляя вопрос.

— Две недели, — произнес нехотя.

— …Бишкет? — переспросил конопатый непослушным языком. Глядя на него, Фил вспомнил выражение «налимьи глаза». Пацан кивнул самому себе: хотел, видно, ответить, но, не найдя, видно, сил, только головой указующе мотнул и качнулся в ту же сторону всем телом.

Фил свернул за ним налево, в сырой полутемный проход, где под потолком, в каком-то десятке сантиметров от головы тянулись толстые грязные трубы, потом еще раз налево. Оказался в ярко освещенной электрическим светом каморке, в которой поместились диван, стол, табуретки, несколько эмалированных пятидесятилитровых баллонов с надписью «пропан»; под столом прятался бочкообразный однофазный электродвижок. Напротив дивана светился экраном большой пыльный телевизор. Прилагающийся дивидишник стоял, кажется, на паузе; вибрирующего статичного изображения Фил опознать не смог, пока секунду спустя не сообразил, что перед ним разверстая вывернутая вульва размером с весь экран: красная, глянцевитая, какая-то искусственная, обвисшая дряблыми складками.

— Э!.. — конопатый мотнул головой назад и снова чуть не упал. — Тут тебе…

Тот, к кому он обращался, довольно молодой кратчайше стриженный парень (с неприятно мятым лицом, серовато-бледным, неравномерно заляпанным контрастно-бордовыми пятнами) сидел к столу боком, навалившись на упертый в столешницу локоть: «глиптел», влипнув неподвижным взглядом в трехлитровую банку маринованных огурцов, воздвигнутую меж пустых бутылок и стаканов. Фил заметил на пальцах — кажется, сразу на четырех, — сизые «перстни судимости»: то ли этот Бишкет в свои года уже был матерым рецидивистом, то ли метал гнилые понты.

— Здорово, — сказал Фил. Предполагаемый рецидивист вздернул на него равнодушный пьяный взгляд. — Не знаешь, как мне Стаса Машинского найти?

Бишкет снова уставился на банку, потом решительно стянул ее, гулко булькнувшую, со стола, водрузил на колени и чуть не по локоть запустил руку в рассол. Во взвившейся зеленоватой мути видно было хватательное движение татуированных пальцев. Словно «рецидивист» ловил рыбку в маленьком аквариуме.

— Стаса? — Он снова глянул на Фила исподлобья. — Стас сдох, — сообщил довольно внятно, даже деловито, даже с некоторым удовлетворением, сосредоточенный на поимке огурца.

— В смысле?

— В смысле — крякнул, — промямлил неразборчиво, жуя добычу. — Накрылся.

— Умер?

Парень кивнул.

— Из-за чего?

Бишкет шумно проглотил:

— Разбился. На «десятке» своей. По-бухому, — не глядя сунул банку на стол, звякнув ею о конус из-под «Эталона».

— Когда?

— Да на прошлой неделе похоронили, — парень ковырял ногтем в зубах, засунув мокрый палец глубоко в рот. — Говорят, кривой был в говнище. Там еще баба с ним какая-то ехала…

— Что за баба?

— Я знаю?

— А с ней что?

— Хер знает. По-моему, тоже п…ц.

— Машинский Станислав, — продиктовал Фил. — Разбился примерно десять дней назад. «Жигули» «десятка»…

— Понял, — буркнул Артем. — Попробую пробить…

Фил отключился, вслушиваясь в себя. К собственному удивлению, он по-прежнему ничего не чувствовал. Совсем.

В среду 6 сентября в 03:15 на Ярославском шоссе в месте пересечения с Московской кольцевой автодорогой а/м «ВАЗ-2110», двигаясь в сторону области, на большой скорости врезалась в опору моста МКАД. Водитель, владелец машины Станислав Машинский, от полученных травм скончался на месте, пассажирка, неустановленная девушка примерно 25 лет — по дороге в больницу. Экспертиза показала в крови водителя значительное содержание алкоголя.

По совету Фила Каринкины родители написали заявление о пропаже. Через несколько дней их позвали на опознание. Погибшая в ДТП 6 сентября была идентифицирована как Карина Липатова.

8

— Пьяный в кашу, че тут непонятного?.. — Гаишник был жирен, сиплоголос и страшно раздражен. С Филом он сначала вообще не хотел разговаривать.

— Вы думаете, просто не справился с управлением?

— А вы что думаете?

— Я? Что я могу думать… А это не могло быть самоубийством?

— С чего вы взяли?

— Просто предполагаю. Он был человек психопатического склада, уже предпринимал суицидальные попытки…

— Он же не один ехал, с этой девицей…

— Вот именно.

— Что — вот именно? К чему вы вообще клоните?

— Да нет, это я так… — Фил вдруг ощутил полное отсутствие желания не просто продолжать разговор, а вообще пользоваться голосовыми связками.

…В одежде Каринки ее телефона не нашли. Отключен он был как минимум с утра того вторника, а в понедельник уже не отвечал.

…«Лучшее, что ты можешь сделать, — для вас обоих лучшее! — никогда не иметь с ним дела. Никакого. Не видеться. Не разговаривать. Вообще. Ты меня понимаешь?.. Ты со мной согласна?.. Ты обещаешь?..»

Прямо в ментовском коридоре он вытащил сигарету из пачки и по пути к выходу механически растер в кулаке.

Никому невозможно помочь. Не обманывай себя. Никому. Никому это не нужно. Не нужен ТЫ (как любой другой, посторонний) со своим знанием последствий, со своими предостережениями, со своим бескорыстием…

Эмоций не было. Словно он в принципе не способен был на них. Как андроид.

На улице молотил ледяной бешеный ливень, ноги с шумом въезжали в лужи. Фил торопливо нырнул в машину. Встряхнулся по-собачьи, обтер мокрыми руками мокрое лицо, кое-как зачесал волосы. К ладоням прилипла пара извилистых волосков — он отряхнул их с внезапной нестерпимой брезгливостью. Струи глухо, настырно барабанили в крышу, в утратившие прозрачность стекла, за которыми проползали расквашенные огни.

Фил не знал, сколько сидит без движения и мыслей, с сигаретной пачкой, забытой на коленях. Заголосил сотовый — дежурным звонком, каким он сигналил о вызовах с незнакомых ему номеров.

Голосил долго. Фил даже не стал его доставать. Так и не смог пошевелиться.

Артем молча выложил на столик перед Филом две пачечки распечаток со столбиками мелких цифр. Ксерокопии.

— Это что?

— Вот, — сыщик ткнул пальцем, — детализация ее номера. Вот, — тронул другую стопочку, — «деталь» этого ее Вити.

Фил механически пробежал глазами колонки номеров, поднял глаза на Артема. Ему показалось, что тот как-то отяжелел и потемнел, словно от сильной физической усталости. «Кто она для тебя?..»

— Посмотри, какие номера ты знаешь…

Фил кивнул. У него не было ни желания, ни намерения копаться в этих листках, да и вообще предпринимать что-либо (зачем теперь?..), но согласиться было проще, чем возражать.

Запарковав машину, Фил заскочил в магазин. Было около одиннадцати вечера. Он возвращался с пакетом к дому, когда на противоположной стороне пустой темной улицы заметил нестройную шеренгу, почти толпу, в три-четыре десятка человек обоего пола. Все без исключения характерно-чернявые, несомненно-«понаехавшие», они шли — брели — в направлении центра абсолютно молча (только шарканье ног слышалось), не глядя ни друг на друга, ни кругом: но не как зэки, которым запрещено поворачивать голову, а как люди, абсолютно не интересующиеся окружающим. Руки почти у всех были пусты, лишь пара мужчин тащила «челночные» сумки. Точно так же безмолвно и мрачно по обе стороны растянувшейся толпы шагали двумя редкими цепочками человек восемь ментов — здоровенных (почти все на голову выше конвоируемых), бесформенных, угрюмых. Не столько даже шагали, сколько бессильно брякали в асфальт высокими тяжелыми «гадами»… Фил наблюдал подобное впервые и не представлял, что именно происходит. Впрочем, живя всю жизнь в этом городе, удивляться он разучился.

Некоторое время они с этапом двигались параллельно, потом Фил свернул во двор, последний раз оглянувшись на удаляющихся прежним курсом хачей. Что-то жуткое, парализующее было в их мерном шаркающем топоте, ощущалось за ним не по-человечески равнодушное приятие мира, в котором бессмысленно и бесполезно все: действие и бездействие, послушание и несогласие, выживание вопреки всему или отказ от него…