Отчаянное путешествие - Джон Колдуэлл

В десять часов случилось еще одно происшествие.

Большая тупорылая акула лениво проплыла рядом с «Язычником». Она поглядела на меня крошечными, как у свиньи, глазками и внезапно ударилась о борт своей массивной тушей.

Мне уже давно приходилось видеть и слышать нечто подобное. Не раз, днем или ночью, раздавались удары в борт. Акулы, вероятно, желали почесаться о судно, а может быть, они делали это с каким-то злым умыслом. Впервые я услышал этот зловещий шум, когда плавал у Жемчужных островов. Была ночь. Яхта лежала в дрейфе недалеко от Забоги, и я мирно спал в своей каюте. Меня разбудил страшный удар, от которого содрогнулось все судно. Я кинулся на палубу, думая, что яхта наскочила на риф, так как не знал, где нахожусь. Сначала я решил, что яхта легла на другой галс и повернула к берегу. С палубы ничего не было видно. Ночь была тихая и темная, «Язычник» лениво покачивался на воде. Я растерялся и долго не мог понять, что произошло. Но вот на поверхности показался светящийся след – там двигалась какая-то масса. У самых моих ног эта масса с шумом ударилась о борт, с каким-то жутким скрежетом скользнула вдоль корпуса и скрылась из виду. Это была акула.

С этим я не мог примириться. «Язычник» был обшит дубовыми досками всего в дюйм толщиной, прослужившими уже двадцать шесть лет. Если акулы часто станут пользоваться яхтой вместо скребницы, я рискую очутиться в воде. Поэтому, когда акула снова приблизилась, я изо всех сил метнул в нее гарпун. Испуганная хищница кинулась прочь, вырвала линь у меня из рук и ушла в глубину. Гарпун был безвозвратно потерян. Тогда я привязал к веслу длинный охотничий нож и, как только акула подплывала близко, всаживал ей в бок стальное лезвие на добрых шесть дюймов.

Но вернемся к нашему рассказу. Акула, которая двадцать третьего июня в десять часов утра слегка шлепнула мою яхту, была настоящим чудовищем. Я невольно залюбовался ею. Великолепный экземпляр! Она была длиной в половину моей яхты, с зубами в человеческий палец и держалась с наглостью настоящего бандита.

При виде ее страшных зубов мне захотелось добыть их, чтобы потом показать Мэри. Пусть посмотрит и пощупает эти могучие челюсти.

Достав спортивную острогу и толстую лесу, я привязал к ней самый большой стальной крюк для ловли акул. На крюк я насадил уже порядком обглоданную Поплавком и Нырушкой макрель. Когда акула подплыла, я забросил наживку перед самым ее носом и тут же отвел в сторону, прежде чем хищница успела понять, что к чему; целью этой простейшей психологической уловки было разъярить жадную хищницу. Во второй раз она ткнулась рылом в наживку, которая мгновенно исчезла в ее зубастой пасти.

Я изо всех сил потянул леску. Крюк впился в пасть акулы; испытывая мучительную боль, она попыталась оборвать лесу, потом внезапно заметалась, вздымая фонтаны воды, и рванулась прочь.

Яростно ударяя могучим хвостом, акула уплывала все дальше от яхты, с легким жужжанием разматывай лесу. Когда леса длиной в шестьдесят ярдов размоталась до конца, акула завертелась на крюке, поблескивая серебром в облаке пены.

Хищница тяжело билась в воде, то сгибаясь пополам, то свиваясь почти в кольцо и щелкая зубами. Вот она вынырнула за кормой, потом появилась у самого носа, оставляя кровавые пятна на гладкой поверхности воды. Она переворачивалась на спину и судорожно билась или начинала описывать круги около яхты, сопровождаемая рыбой-лоцманом.

Один раз она нырнула прямо под яхту, футов на сто в глубину, так что я совершенно потерял ее из виду, несмотря на кристальную прозрачность воды. Но самый эффектный рывок она сделала через полчаса после того, как попалась на крюк. Натянув лесу до отказа, она уплыла далеко за корму яхты. Брызги летели во все стороны, позади акулы оставался пенистый след. Описав несколько кругов, акула на секунду замешкалась, потом сделала скачок футов на пятьдесят в сторону, повернулась и кинулась вперед так стремительно, словно хотела могучим рывком оторвать себе голову и оставить ее на крюке. Не натянув лесу до конца, она вдруг выпрыгнула из воды, перевернулась на спину и так дернулась всем туловищем, что если бы леса, будь она даже прочнее металлического троса, была натянута, она бы лопнула, как нитка. После этого акула ослабела и лишь слегка сопротивлялась, когда я подтягивал ее к яхте.

Зубы акулы казались мне просто необыкновенными: длиной не менее двух дюймов и толщиной с карандаш, они двумя неровными рядами торчали в разные стороны, такие острые и огромные, что ей ничего не стоило перекусить любую кость. Невольно завидуя ее силе и гордясь одержанной победой, я перегнулся через перила и слегка щелкнул акулу по носу, который оказался не менее твердым, чем палуба моей яхты.

Огромные челюсти и острые зубы были великолепны. Но как их заполучить? По своей наивности, я думал, что это очень Просто: нужно только втащить акулу на борт, отрубить ей голову, а туловище выбросить в море.

Поплавок и Нырушка, положив передние лапы на поручни, принюхивались к запаху рыбы, шедшему из пасти хищницы, ерзали на месте и мяукали, предвкушая скорое пиршество. Я решил поднять акулу на палубу.

Сперва я попробовал сделать это одним рывком, но едва сдвинул акулу с места – ведь она весила сотни фунтов. Тогда я привязал грота-фал к остроге, вонзал ее в жабры акулы и, подтягивая дюйм за дюймом огромную тушу, с трудом втащил ее через транец на палубу. Какое чудовище! Голова лежала в кокпите, а хвост свешивался за корму. Туловище еще заметно вздрагивало. Взяв топор, я несколько раз всадил его в спину акуле, пока она не замерла в неподвижности. Кровь фонтаном окатила меня.

Внезапно огромное туловище пришло в движение. Перепуганные котята ринулись на нос. Я поглядел им вслед. Раздался громкий треск – и румпель, обломанный у ахтерштевня, упал в море.

На яхте начался разгром. Гигантская акула ожила и перешла в нападение. Могучими ударами хвоста и головы она сбила меня с ног и чуть не сбросила за борт.

Хвост действовал подобно огромному молоту, разбивая, сплющивая и сметая все вокруг. Бак с горючим был смят в одно мгновение, другой медный бак сплющился в лепешку, и содержимое его потекло в трюм. Охваченный страхом, я прижался к поручням. Комингс кокпита зашатался, затрещал и повалился в мою сторону,– не успей я пригнуться, он мог бы меня искалечить.

Тем временем крышка люка свалилась в каюту, послышался треск заднего бортового иллюминатора. Настил кокпита мог рухнуть в любую секунду. «Язычник» прыгал по воде, словно под ударами чьих-то гигантских кулаков.

Я подобрался как можно ближе к чудовищу и всадил топор ему в спину. Акула снова стала яростно извиваться. Переборка между кокпитом и машинным отделением треснула, настил обрушился, канистры с бензином покатились в машинное отделение, голова акулы почти коснулась мотора. Подскочив к ней, я снова и снова вонзал топор в ее тушу.