Второе полугодие (СИ) - Ра Юрий

Точка в споре была жирная, такая жирная, что в чернилах чуть не утонул весь наш коллектив. А кто поставил точку? Виктор Цой незримо пришёл в наш актовый зал, просипел свою «Восьмиклассницу» и всем стало ясно — украдем! И «Алюминиевые огурцы» тоже!

— Блин, там же три аккорда всего! Элементарно, Ватсон. И голоса у пацанов нет. Воруй-не-хочу! Все пишем аккорды, песни берем. — Распоряжался гордый владелец немёртвого магнитофона и добытчик кассеты с первыми записями местами культовых групп.

А чего их писать-то? Я эти огурцы в руках восьмиклассницы играл чуть больше, чем сто раз. и тексты наизусть знаю. Так что просто оторвал задницу от кресла в первом ряду, вылез на сцену, преодолев заветные три ступени мастерства и взял в руки гитару. Потом кивнул Антону, встал к микрофону и… Ну да, просто исполнил эти несложные песни, многажды спетые и под гитару, и в караоке. Это же Цой, а не Градский с Магомаевым. Наступившая в зале тишина была ответом мне.

— Это что, один раз послушал и готово?

— Да ну, я эти записи уже слышал.

— Ага, в деревне! — Мстительно прошипела Ирка. Как что непонятно, у тебя сразу деревня всплывает. — Какая там насыщенная жизнь у тебя была, Корчагин. Иной за десять лет столько не успевает, сколько ты успел всего увидеть и попробовать в своей деревне.

— Точняк! Я читал про одну такую деревню. Не, там городок был описан. Но суть роли не играет, — не справился с управлением собственными мыслями Корней. — Название у того города забавное: Великий Гусляр.

— О! Ты тоже читал? — Антоха предатель сейчас до кучу пройдется по мне?

— Что читал? — недоумевает Чуга.

— Кир Булычёв написал цикл рассказов про город Великий Гусляр. Там всегда что-то происходит. То пришельцы прилетят, то экстрасенсорные возможности у людей просыпаются. Кто-то по воздуху ходит, кто-то мысли читает.

— Великий Гусляр? Это в какой области такой? В нашей? Миха, ты там на каникулах был?

'Вот и пойми, Чуга тупит или троллит. Сложный человек, и понять его непросто. Недавно выдал на установке такое, что мы чуть со сцены не попадали. Начали колоть, в каком пионерлагере его так выдрессировали. Оказалось, у него двоюродный брательник стучит в городском ансамбле из Дома Культуры. И наш Чуга туда периодически бегает перенимать азы мастерства. А мы все недоумевали, что за самородок под боком вылупился.

Короче говоря, все планы были похерены, ансамбль набросился на «Восьмиклассницу». Кто бы сомневался. Стопудово, если на сцене нам дадут такое исполнять, все пацаны и девки будут под большим воодушевлением'.

Хотя… есть один вариант, авантюра и хулиганство, но…

— Народ, без передачи другим.

— Обижаешь, Миха!

— А кто нам помешает исполнить на балу вообще всё, что мы можем и хотим сыграть?

— Это как?

— Да, репертуар педсовет утверждает же. Не разрешат.

— Вот мы и будем играть то, что разрешат. А периодически будем вставлять другое. Не потащат же нас со сцены за одежду.

— Зинка может.

— Да и фиг с ним! Я согласна с Мишкой!

— Да ты с ним во всём согласна.

— Это что сейчас был за намёк, Арзамас?

— Без намёков. Вы ж с ним ходите, все знают.

— И что? — Долгополова прямо опешила, не улавливая логики.

— То, что ты во всём за него.

— Фигушки! Только тогда, когда он ерунду не порет. А вы что, зас…

— Гм-хм-мм. — У меня микрофон под рукой оказался, поэтому я старательно прокашлялся в него, заглушая Иркин полёт экспрессивной мысли. Всё-таки, девушка должна быть мягше, и в словах тоже. — Кто трусишка-зайка-серенький, тот в этом не участвует. Ведь нам еще экзамены за восьмой класс сдавать. Так что мы все или единогласно за моё предложение, или против. Только так.

«А я и не сомневался, что половина споров и дискуссий в коллективе, не только в нашем, происходят из чистой и незамутненной любви к спорам. Все были не просто согласны, а очень даже за предложенную авантюру. Но поспорить хотелось пацанам, чтоб ощутить вес своего слова, важность принятого именно ими решения. Чтоб не как на комсомольском собрании, где скопом и без раздумий: 'Единогласно!» так что да, надо учитывать в своём общении с личным составом это стремление к свободе и желание побузить ради самого процесса.

— Валер, давай, ты больше не будешь приносить это убожество сюда.

— Это с чего такие заявочки⁈ Сам же сейчас видел, как нам мой маг помог! Корчага, не много на себя берешь?

— Я как бы намекаю тебе, Арзамас, что для сохранности этого чуда лучше его не приносить, не уносить, не дергать лишний раз… А поставить тут на постоянку. Кассеты же можно в кармане таскать. Вот и пусть твой магнитофон лежит рядом с усилителем. Кстати, он записывать может, или только выигрывает музон?

— Блин, так бы и говорил. Нормально пишет! Там знаешь какая головка пишущая! От первого класса!

— Не знаю, какая там головка и от чего. Но на нём можно писать минусовку и включать во время нашей игры.

— Минусовку? Это как?

— Фон какой-нибудь. Иногда полезно. Да хоть твою же партию в другой тональности и другом регистре. И будет у нас полифонический синтез.

— Хм! А ведь точняк! Может проканать, я подумаю. Только тогда нужно ритм держать, что мы не убежали от записи'.

— Ну это уже к нам вопрос — насколько мы умеем играть.

— Скорее, к Чуге. Ритм он задаёт.

— А чего сразу Чуга! Я что, гоню вас и темп когда заваливал?

— Да нет, нормально всё у тебя! Ты вообще сердце нашей музыки.

— А то!

28 декабря 1981 г

«Дорогой дневник, совсем я про тебя забыл! С прошлой недели не подходил. Так и понятно же — конец календарного года, конец учебного полугодия, конец всего! На каток и то некогда сходить. А каток я прилюбил, честно говоря. Скорость и одновременно безопасность, а может просто подростковая безоглядность, охватившая меня — отличная разрядка для мозгов. Притом, что внутренне я взрослый мужчина, как и любой мой одноклассник. Мы отвечаем за свои слова, за свои поступки и выбор. Типа. Так что разогнался, и летишь по льду, совершая виражи в попытке разминуться с другими катающимися гражданами. А граждане, они то успевают среагировать на мясную торпеду, то даже не замечают меня. Ну и третий вариант пару раз случился, слава КПСС, без фатальных последствий».

Кстати, такое наблюдение сделал: в этой эпохе практически нет раскачанных амбалов или раскормленных жиртрестов. А если в городе и есть пара-другая людей с проблемным обменом веществ, на каток они не ходят. Так что по закону сохранения импульса при столкновениях я не просто отлетаю от взрослых в случайном направлении, а неминуемо заставляю сделать тоже самое свою помеху. А потом беззлобная ругань мне вслед и обещание поймать и надрать уши. Ага, пойди поймай меня… Еще одно наблюдение, в данном случае филологическое — слово «Жердяй» здесь произносится через «Е» и означает длинного худого как жердь человека. А редких толстяков зовут «Жиртрест».

'Иринка, взятая с собой на вечерний каток в один из рабочих дней пыталась приспособиться к моей манере ледового отдыха, но быстро махнула рукой на своего спутника, то есть меня. А её поползновения в плане кататься под ручку, при этом держаться величественно и грациозно, были утоплены самым безжалостным образом.

— Ир, тебе гонять со мной по всему катку интересно?

— Нет конечно, я что дура!

— А мне неинтересно медленно и под ручку. Я тебя заставлял делать то, что ты не хочешь?

— Нет.

— Вот и ты меня не заставляй!

— Миш, погоди. А как же твой джентльменский долг, ты же должен меня защищать, ты мальчик.

— От кого защищать, Ирчик? Разуй глаза, на всём катке самый опасный тип — это я. Ношусь как угорелый, торчу от скорости, берегов не вижу. Скажешь, не так?

— Так. И раз ты сам это осознал, то…

— То я погнал! Через круг подъеду к тебе, спрошу, как ты. Поинтересуюсь самочувствием, спрошу про ноги, про сопли, про «пописать»…

— Дурак! Иди катайся, ребенок!