Итоги № 3 (2013) - Итоги Итоги

Достаточно одной таблетки

Явление это существует не так давно, как можно было бы подумать. Первый фальсификат в России обнаружили лишь в 1997 году. Но для многих стран подделка лекарств стала проблемой еще в середине 80-х. «Полиграфическая промышленность к тому времени достигла определенного уровня, — комментирует директор по безопасности компании «Полисан», руководитель группы по экономической безопасности Ассоциации российских фармацевтических производителей Евгений Кардаш. — Появилась возможность быстро производить упаковку, близкую по качеству к оригиналу». Цены на лекарственные препараты росли, и подделывать их становилось все более выгодно. «Чтобы вывести оригинальный препарат на рынок, сегодня нужны серьезные затраты, — говорит Евгений Кардаш. — А фальсификатору не нужно вкладываться ни в производство по европейским стандартам качества, ни в клинические испытания, ни в продвижение препаратов».

В 1988 году ассамблея Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) приняла первую резолюцию по борьбе с подделками. С тех пор появилось несколько аналогичных документов. Но вопрос с повестки дня по-прежнему не снят. Более того: поддельщикам удалось выйти на глобальный уровень. Россия тоже оказалась вовлечена в эту цепочку. Правда, пока в рамках СНГ. «В странах бывшего советского пространства основными производителями контрафакта являются Украина и Россия, — говорит директор по коммуникациям Евразийского региона компании «Санофи» Ирина Острякова. — Криминальные связи в регионе очень тесные — дистрибуция может идти из России в Среднюю Азию, из Украины в Россию и наоборот». С Европой наши фальсификаторы не работают. На рынки Китая и Индии тоже пока не выходят. А вот внутри СНГ у них все схвачено. «Однажды мы выявили фальсификат на наш препарат на узбекском рынке, — рассказывает один из российских производителей лекарств. — Однако, когда мы обратились в контролирующий орган этой страны, последний не только не отозвал серии, которые производитель официально признал фальшивыми, но и подтвердил их легальность. Более того — пока подделки продавались, на границе всячески задерживали сертификацию оригинальной продукции».

В самой России тоже имеются регионы, где проще всего продать фальсифицированные лекарства. «В Дагестане есть села, где чуть ли не в каждом доме открыт свой аптечный пункт, — говорит один из наших экспертов. — Но я в таких аптеках покупать бы не стал».

Сколько всего в России оборачивается фальшивых препаратов? По оценкам МВД, до 15 процентов от всего объема фармрынка. По результатам проверок Росздравнадзора, менее одного процента. И та, и другая цифирь лукава. Мы можем судить о размерах явления по верхушке айсберга, анализируя лишь открывшиеся факты. Известно, что из 20 тысяч наименований лекарств, зарегистрированных в России, теневые дельцы проявляют интерес приблизительно к паре сотен. Чтобы стать подделываемым, препарат должен быть известным и востребованным. Однако в последнее время фальсификаторы поменяли тактику. «Если раньше злоумышленники специализировались на препаратах массового спроса, то сейчас объектами фальсификации становятся дорогостоящие медикаменты», — говорит Елена Тельнова, временно исполняющая обязанности руководителя Росздравнадзора. В ростовском деле фигурировали дорогие онкопрепараты: меронем, десферал, герцептин. Преступники применили еще одно новшество — переупаковывали лекарства с истекшим сроком годности. Проблема в том, что у просроченных онкопрепаратов возрастает токсичность. «Это один из самых распространенных методов фальсификации в Европе, — говорит Ирина Острякова. — Выявить мошенничество в таком случае трудно, ведь в упаковке находятся полноценные таблетки, только просроченные». Еще одна ростовская новинка — использование «препаратов прикрытия». Поставки начинали с качественного лекарства, постепенно заменяя фальшивками.

Лекарство от жадности

Если в 1997 году в нашей стране зарегистрировали всего лишь одну подделку лекарства, то в 1998 году было обнаружено уже девять серий фальшивок. По странному совпадению, чуть раньше основатель «Ферейна» Владимир Брынцалов переоборудовал производство по европейским стандартам. В 1996 году он начал производить инсулин по лицензии датской компании Novo Nordisk. Однако скандально известный бизнесмен повел дела не по-европейски, и компания расторгла с ним договор. Поговаривают, что Брынцалов так и не вернул датчанам деньги, вложенные в оборудование. Одновременно он зарегистрировал собственные лекарства и стал выпускать российские копии раскрученных импортных препаратов, изменив две-три буквы в названии. Например, ноотропил шел под названием ноотобрил, но-шпа называлась ношбра, а баралгин получил название бралангин. Справедливости ради скажем, что в большинстве случаев российские копии не уступали по качеству зарубежным аналогам. Однако раскрученные международные бренды все равно продавались лучше. Тогда, видимо, и пришла в голову мысль наклеивать на упаковки лекарств самопальные этикетки с названиями импортных препаратов. Поймать фальсификаторов за руку удалось лишь в 2006 году, когда на складе предприятия обнаружили крупную партию контрафактных лекарств. Выяснилось, что завод Брынцалова в течение десятилетия производил контрафакт «в третью смену» — практически у всех на виду. Этикетки печатали прямо в типографии предприятия. Во время одного из обысков на заводе нашли 63 тонны фальсифицированных таблеток... Впрочем, отвечать за все это пришлось не Владимиру Брынцалову, а его сестре, к тому моменту руководившей компанией «Брынцалов-А».

Производство фальшивок на этом не прекратилось. «Многолетнее предложение широкой номенклатуры фальсификата в промышленных объемах не могло не сформировать рынок спроса, каналы и инфраструктуру сбыта, — объясняет Кардаш. — Немаловажную роль в формировании отечественной модели этого «бизнеса» сыграла широкая известность и вызывающая безнаказанность его основоположников». У них появились сначала кустарные, потом полупромышленные последователи. В России прибыльность производства контрафактных препаратов составляет не менее 300 процентов. Это в 10 раз превышает показатели международных фармкомпаний и в 15 раз больше, чем у отечественных производителей оригинальных препаратов. Фальсификатору выгодно работать, даже если он не подменяет препарат мелом или глюкозой (так сейчас делают редко), а применяет действующее лекарственное вещество. Есть еще один важный момент, делающий фальсификацию лекарств настоящим золотым дном в глазах теневых дельцов. По мнению представителей правоохранительных органов, их очень трудно привлечь к ответу.

Нет тела — нет дела

Возбудить уголовное дело против фальсификаторов можно только в одном случае: если пациент скончается в результате приема поддельного препарата или его здоровью нанесен серьезный вред. «Нет тела — нет дела», — говорят в полиции. Но зафиксировать необычное действие препарата в российских условиях бывает почти невозможно. «Отечественные медики не заинтересованы в том, чтобы сообщать в Росздравнадзор о случаях, когда лечение пошло не так», — рассказывает президент российского Общества специалистов доказательной медицины профессор Василий Власов. «К тому же наши врачи чаще всего просто не умеют определять побочное действие лекарств, иногда даже не знают, что это такое», — говорит руководитель отдела профилактической фармакотерапии ГНИЦ профилактической медицины Минздрава России Сергей Марцевич. По данным опросов, проведенных Марцевичем, врачей не учат этому в вузах, а начальство в лечебных учреждениях никогда не требует от них сообщать о побочных эффектах. «В результате в России фиксируется на несколько порядков меньше побочных эффектов лекарств, чем в Европе и США», — говорит Василий Власов.

Единственная возможность наказать фальсификаторов — привлечь их к ответственности по экономическим статьям: за мошенничество или подделку товарного знака. Но «мягкая» часть этих статей предусматривает административный штраф. Заплатив его, в принципе можно хоть завтра начинать дело по новой. «В нашей практике был случай, когда одна компания имела нелегальный цех по производству таблеток. Их схватили за руку, прошло два года, и они опять вернулись в свой грязный бизнес. Только стали действовать с учетом полученного опыта», — рассказывает специалист по борьбе с контрафактом одной из компаний. «Чтобы в этой сфере наступила серьезная ответственность, необходимо доказать наличие группы, объединенной преступным умыслом», — говорит заместитель начальника управления по борьбе с экономической преступностью в сфере сельского хозяйства и промышленности ГУЭБиПК МВД Олег Черсков. Конечно, фальсификатор никогда не действует один: произвести таблетку — полдела. Ее надо продать, причем в промышленных масштабах: минимальная партия фальсификата, ради которой поддельщикам стоит ввязываться в дело, — 10 тысяч упаковок. «Обычно фальсификатор лекарств работает только под заказ, — говорит Евгений Кардаш. — Чтобы произвести, доставить и продать поддельный препарат, нужен целый преступный синдикат, в том числе и компания-дистрибьютор для поставки в легальную сеть».