Секретные операции абвера - Оскар Райле

Его рапорт о переводе был удовлетворен. Но возник вопрос, как Канарису надежно добраться до Германии, воевавшей с Францией. Тогда Канарис — снова под видом Рида Розаса — решил пробраться в Швейцарию через Южную Францию и Северную Италию. Для обоснования поездки Рид Розас решил выдавать себя за чахоточного больного, собиравшегося лечиться в Швейцарии. По виду Канариса в это можно было поверить, потому что от перенесенной малярии он сильно похудел и выглядел изможденным. Его сопровождал испанский друг-священник.

Путешествие из Испании во Францию и оттуда в Италию прошло по плану. Но когда Рид Розас и его спутник захотели выехать в Швейцарию, их арестовали на вокзале Домодоссола. Обоих несколько недель держали сотрудники итальянской службы контршпионажа. Но Канарис и испанский священник не выдали своей тайны. Однако Канарису стало ясно, что, скорее всего, их осудит итальянский военно-полевой суд. Тогда его ожидала смертная казнь через повешение — типичное в то время наказание за шпионаж.

Канарис упрекал себя в недостаточной предусмотрительности, чувствуя вину и ответственность за гибель своего испанского друга. Но по всей видимости, итальянская контрразведка не располагала доказательствами того, что Рид Розас и обер-лейтенант военно-морских сил Канарис — одно и то же лицо. Но у них явно имелись документы, что Рид Розас в Испании тайно работал на Германию.

Тем временем германский посол в Мадриде получил информацию об аресте Рида Розаса. Друзья Канариса после этого мобилизовали влиятельных лиц, чтобы добиться его освобождения. По дипломатическим каналам и при использовании личных связей в итальянские ведомства были направлены сообщения, что Рид Розас действительно тот, за кого себя выдает.

Остается под большим вопросом, поверили ли итальянские власти этим заверениям. Во всяком случае, главные ведомства в Риме решили посадить Канариса с его испанским спутником на испанское грузовое судно, следовавшее из Генуи через Марсель в Картахену. Вместе с тем опасность для Канариса и испанского священника еще не миновала. По всей видимости, итальянская контрразведка оповестила своих коллег в Марселе. Канарис оценивал свое положение так, что ему не избежать повешения во Франции, если испанское грузовое судно бросит якорь в Марселе. У французской секретной службы, нежели у итальянской, вероятно, гораздо больше сведений о шпионской деятельности Рида Розаса.

Поэтому обер-лейтенант принял смелое, но типичное для него решение. Он пошел к капитану судна и открыл ему, что он никакой не чилиец Рид Розас, а германский офицер. Если судно зайдет в Марсель, то он пропал. Он вверяет свою судьбу в руки капитана. Тем самым Канарис апеллировал к рыцарским чувствам испанского моряка. Это была игра ва-банк, игра не на жизнь, а на смерть. Канарис выиграл ее. Капитан поступил как истинный кабальеро и взял прямой курс на Картахену.

Так обер-лейтенант избежал смертельной опасности. Целый и невредимый прибыл он в Испанию. Теперь его возвращение на родину готовилось морем. И тут пришлось преодолевать трудности. Но после двух неудавшихся попыток подводной лодке U-35 наконец удалось взять Канариса на борт на рейде порта Картахены.

Этот маневр также был небезопасен, потому что агенты стран Антанты после возвращения Канариса из Италии стерегли его денно и нощно. Поэтому для посадки в Картахене выбрали темную ночь, чтобы оторваться от шпиков разведок противника при отъезде в порт, а также чтобы испанская береговая охрана не засекла германскую подводную лодку.

На родине Канарис, по его желанию, был переведен в подводный флот. Это означало для него, что поначалу он должен был пройти обучение. Затем после нескольких месяцев стажировки он сам стал преподавать в школе подводного плавания в Эккернфьорде. Когда наконец весной 1918 года его назначили командиром одной из подводных лодок, подводная война уже достигла кульминации. Несмотря на это, Канарису удалось провести свою подводную лодку через Атлантику и бдительно охраняемый вражескими силами Гибралтар, войти в Средиземное море и с австрийской базы Каттаро успешно вести войну против держав противника.

Когда война подошла к концу, Канарис, несмотря на мятеж на некоторых кораблях и на падение дисциплины на флоте, остался верен профессии офицера. Благодаря своим связям и знанию языков он легко мог бы найти достойные его занятия внутри страны или за рубежом, но предпочел в революционные времена возложить на себя гораздо более тяжелую задачу — в качестве офицера водворять порядок, дисциплину и спокойствие в своем германском отечестве.

Не миновала Канариса и борьба за восстановление порядка на флоте. Он быстро понял, откуда руководят красными агитаторами. Видимо, глубокое неприятие коммунизма у патриотично настроенного Канариса сформировалось именно в тех политических боях в первые годы после Первой мировой войны.

Канарису исполнилось 48 лет, когда он возглавил германскую военную разведку и контрразведку. Прошло 20 лет с тех пор, как он участвовал в гибельном для германских кораблей морском бою у Фолклендов, побывал в итальянской тюрьме по подозрению в военном шпионаже. Кому на долю выпало подобное, кто, как он, в течение нескольких недель ежедневно и ежечасно должен был ждать, что его вот-вот приговорят к смерти и повесят, тот благодаря такой судьбе навсегда приобретает характерную закалку и стойкость.

Следы трагических переживаний чувствовались не только во внешности, но и в характере Канариса. В свои 48 лет у него были уже белые как снег волосы. Поэтому офицеры абвера между собой очень скоро стали называть адмирала «старик» или «седовласый». Но опыт и необыкновенная судьба сделали Канариса прежде всего чрезвычайно молчаливым, одним из тех, кто проявлял искреннее участие ко всем страдающим и нуждающимся, кто многое знал о добре, зле и несбыточном. Такие люди предпочитают промолчать, нежели держаться опрометчиво или даже нескромно. Болтунов и бахвалов он на дух не переносил. Но при этом в обществе не был некомпанейским человеком.

Правда, Канарис с удовольствием слушал. Но если он что-то говорил после того, как присутствующие долго и пространно рассуждали о каком-либо предмете, то нередко, к их удивлению, обнаруживалось, как внимательно он следил за обсуждением и к каким глубоким выводам приходил. Нередко в его замечаниях звучали скрытая насмешка или затаенный незлой юмор. Те, кого это касалось, иногда ничего не замечали. Настолько искусно он умел завуалировать смысл своего высказывания, что даже людям из его окружения иногда требовалось время, чтобы осмыслить суть сказанного.

При этом адмирал не был ни в коем случае надменным. На своем испанском опыте времен Первой мировой войны он знал о трудностях, которые могли возникать на тайном фронте. Поэтому он относился к своим подчиненным с пониманием и терпением, если замечал, что они действительно прилагают все силы для достижения поставленной цели. Если же этого не происходило, адмирал, напротив, мог сильно разгневаться и стать непреклонно жестким, в особенности против тех из своих офицеров, которые поступали наперекор его указаниям в соответствии с его представлениями о чести. Хотя он и был одним из самых добродушных людей, с которыми мне приходилось встречаться.

Канарис точно знал, какое значение для его страны может иметь хорошо функционирующая секретная служба и что в этой тяжелой работе важные результаты никому не падают с неба без труда. Он много требовал от своих подчиненных. Кто не соответствовал его требованиям, должны были рассчитывать на увольнение из абвера.

Канарис не терпел любую излишнюю помпезность. Скромная обстановка его бюро на улице Тирпицуфер, 74–76 была лучшим свидетельством тому. В помещении среднего размера стояла только самая необходимая мебель. Было похоже, что ее собрали из старых фондов. На стенах висели фото его предшественников и портрет генерала Франко, кроме того, несколько огромных географических карт. Самыми примечательными были два предмета на письменном столе адмирала. Взору посетителя представала миниатюрная модель крейсера «Дрезден», на котором Канарис участвовал в сражениях у Коронеля и Фолклендских островов. Далее на каменной плите стояли бронзовые скульптуры, простой символ любой секретной службы: три обезьянки, одна из которых, приложив руки к ушам, внимательно прислушивается, другая зорко разглядывает даль, а третья руками прикрывает рот. Служащие в секретной службе должны держать открытыми глаза и уши, но уметь молчать.

Кто близко не знал Канариса, поражался тому, с какой энергией, деловитостью он взялся за работу на новом посту. Там, где это было важно и где он мог действовать самостоятельно, адмирал отступал от своей привычной скрытности и мог — быть необычайно красноречивым и изобретательным, преследуя поставленные перед собой цели.