Знаменитые собаки - Автор неизвестен

Страх напал такой, что несколько времени в обоих городах царствовала мертвая тишина… Наконец раздался громкий рев и вой домашних животных, а вслед за тем отчаянный вопль женщин и детей… Между тем черное облако разостлалось по всей окрестности и превратило дневной свет в ночную мглу; земля дрогнула так, что самые прочные здания поколебались и послышался грохот обвалившихся домов. Улицы, сады и дома стали покрываться черной золой и раскаленными каменьями, которые высоко выбрасывала из себя разбушевавшаяся гора. Два широких потока лавы приближались к стенам городов, обжигая и погребая все на своем пути. Тогда все, что могло бежать, обратилось в бегство, — и в густой мгле, среди страшного смятения происходили неописанные сцены человеческого отчаяния; слышны были крик и плач потерявшихся детей, раздирающие душу вопли матерей и всех, кто терял кого-нибудь, стоны безжалостно задавленных и растоптанных; здесь мать умоляла помочь ей найти потерянное дитя, там муж рвал на себе волосы по задавленной жене. Одни опрометью бежали в свой дом, чтобы спасти сокровища, другие, ожидая нового подземного удара, искали спасения за городом. Все это неслось, сталкивалось, теснилось, кричало, плакало и громко взывало о помощи… Все общественные узы порвались, и каждый повиновался только чувству самосохранения…

Города Геркуланум и Помпея исчезли под лавой и густой массой вулканической пыли. Они оставались погребены таким образом в продолжение семнадцати веков.

Теперь эти города открыты; из-под развалин достают очень ценные и любопытные предметы. Между всеми этими памятниками древности более других привлек на себя внимание скелет собаки, распростертой над 10-12-летним ребенком. Скелет находился в таком положении, будто собака во время ужаснейшего происшествия старалась спасти жизнь своего молодого хозяина. Вскоре был отыскан и ошейник этой собаки; на нем была сделана надпись по-гречески. Ошейник этот находится теперь в галерее редкостей великого герцога Тосканского. Прочитав надпись на ошейнике, узнали, что собака называлась Дельтой и принадлежала Северинусу, которого она при различных случаях три раза спасала от смерти.

В первый раз вытащила Северинуса из воды, когда он тонул, во второй раз защитила от четырех разбойников, напавших было внезапно на ее хозяина, в третий раз защитила от волчицы, накинувшейся в ужасной ярости на Северинуса в то время, когда он похищал ее детенышей (в роще, посвященной богине Диане, близ Геркуланума). После таких славных подвигов Дельта, по-видимому, привязалась к одному из детей Северинуса. Доброе и верное животное не хотело оставить своего молодого хозяина даже в то время, когда всякий человек думал только о себе и старался бегством избавиться от ужасной смерти. Дельта также могла бы убежать и спастись, но, не имея возможности спасти друга, не искала уже и собственного спасения.

На горе Сенбернард в Швейцарии построен небольшой монастырь, в котором живут монахи и держат собак, приученных пробираться по извилистым горным тропинкам, с которых они сходят в сторону только тогда, когда окажется необходимость помочь прохожему. Сбившихся с дороги они призывают к себе громким лаем и указывают дорогу, засыпанных снегом отгребают своими сильными лапами, согревают густой шерстью, лижут лицо и руки, — одним словом, приводят в чувство. На шее у сенбернардских собак обыкновенно висит закупоренная бутылка с вином для того, чтоб путники, продрогшие от холода, могли бы сперва согреться среди окружающего их снега, а потом уже следовать за собаками в монастырский приют. Каждый год эти собаки спасают жизнь многим людям. Случаи спасения, как и имена собак, записываются в монастырскую книгу.

Самой замечательной из этих собак был Барри, а спасение им пятилетнего мальчика (Стефани) произвело такое сильное впечатление в окрестностях, что один благодетельный господин взял этого сироту к себе на воспитание, приказав изобразить трогательное происшествие искусному бернскому художнику. Картинка была поставлена в убежище, где находилась собака.

В декабре месяце, в 1816 г., во время своих поисков много сенбернардских собак погибло под снежной лавой футов в 15 вышиной.

Самая лучшая из известных нам собак, говорит Шейтлин, не та, которая на Коринфе разбудила стражу Акрополя, не Безерилло, растерзавший сотни голых американцев, не собака одного палача, которая по приказанию хозяина провела через длинный темный лес боязливого путника, не Дракон Драйдена, который по данному ему знаку бросился раз на четырех разбойников, удавил нескольких из них и таким образом спас жизнь своего господина; не та, которая прибежала в дом мельника дать знать, что ребенок его упал в ручей, не собака, которая в Варшаве бросилась с моста в реку и спасла тонувшую девочку. Это также не собака Обри, которая столько раз бросалась на убийцу своего господина и чуть было не растерзала его в присутствии короля; наконец, не собака Бенвенуто Челлини, которая будила мастеров, как только вор забирался красть золотые вещи. Нет, это был Барри, собака Сенбернарда. Да, Барри, ты был лучшей из собак, лучшее из всех животных! Ты был большой разумной собакой. Ты спас жизнь более чем сорока людей. С корзинкой хлеба и бутылкой вина на шее ты каждый день выходил из монастыря в метель и оттепель, чтобы отыскивать людей, занесенных снегом и засыпанных лавинами, отрывал их и, в случае невозможности спасти, бежал домой звать на помощь братьев монастыря. Ты, как человек с нежной душой, умел, должно быть, выражать свое участие, потому что иначе маленький мальчик, вырытый тобой, не осмелился бы взобраться к тебе на спину и дать нести себя в монастырь. Когда ты с ребенком на спине добрался до гостеприимных ворот, ты стал звонить в колокольчик, чтобы скорее передать дитя заботливости добрых братьев. И лишь только сняли с тебя драгоценную находку, как ты, не теряя ни минуты, побежал опять на новые поиски. Удача служила тебе только уроком для будущего, и ты становился веселее и бодрее. Лучшая награда добрых дел — это то, что каждое из них влечет за собой другое. Но как же могли понимать тебя спасенные тобой? Как умел ты ободрить и утешить их? Я бы хотел дать тебе язык, чтобы люди могли поучиться у тебя. И ты не ждал приказаний, ты сам всегда помнил свои святые обязанности, как добрый и честный человек. Лишь только ты издали примечал приближение тумана или метели, как уже спешил вон из монастыря. Родись ты человеком, чем бы ты был? Каким-нибудь святым основателем благотворительных братств и монастырей. И трудился ты неутомимо, не требуя ни похвал, ни благодарности, целых двенадцать лет… Теперь ты умер, и тело твое стоит в Бернском музее. Когда ты стал стар и слаб и не мог более служить людям, то город хорошо сделал, что кормил тебя и берег до самой твоей смерти. Кто увидит теперь в музее твое чучело, должен снять шляпу, купить твой портрет и под стеклом повесить его на стене своей комнаты. Пусть покажет он своим детям и ученикам картину, где с ребенком на спине ты стоишь и звонишь у ворот монастыря, и пусть скажет им: делайте и вы то же, что делала эта собака.

В Филадельфии, главном городе штата Пенсильвания (в Северной Америке), умер в 1866 г. один очень богатый плантатор. При жизни своей он любил прогуливаться по берегу гавани с огромной собакой ньюфаундлендской породы. Кличка этой собаке была Эпаминонд. Почему хозяин дал ей такое имя, осталось неизвестным. Может быть, он хотел почаще вспоминать честное и славное имя фивского полководца, умершего от ран (в 363 г. до Р. Х.), а может быть, еще и потому, что с этим именем он соединял честность, храбрость и отвагу своего Эпаминонда. Действительно, его Эпаминонд так же любил справедливость, как и фивский полководец, так же защищал слабых против сильных, спасал погибавших и проч. Жители Филадельфии знали про многие подвиги этой собаки, но не знали про один из них, за который она была почтена плантатором в его духовном завещании. Оказалось, что Эпаминонд когда-то спас жизнь и своему хозяину, несмотря на то, что он был владелец негров и стоял против освобождения от рабства этих несчастных людей.

«Мой водолаз, Эпаминонд, — было написано в духовном завещании плантатора, — спас мне однажды жизнь, когда я тонул, и чтоб вознаградить его за оказанную мне услугу, я оставляю ему после моей смерти ежегодную пенсию, равно как и служанке моей, Бетти, которая должна его кормить и быть его опекуншей.

Эта ежегодная пенсия должна выдаваться Бетти со дня моей смерти по 70 франков в день до дня кончины Эпаминонда.

Но когда умрет Эпаминонд, то она целый месяц после этого будет еще получать по 613 франков в день.

В день смерти Эпаминонда должна будет получать по 2250 франков в час.

В последний час жизни моей бедной собаки по 8170 франков в минуту, а в последнюю минуту по 2500 франков в секунду.