В плену огня - Татьяна Мещёрская

Натан приблизился к Ксании, и некоторое время я был вынужден наблюдать за их разговором. Весьма любезным, кстати. Эта малявка… Она ему улыбалась! НК говорил нечто приятное, шутил, и её первоначальное удивление перерастало в симпатию. Я чувствовал себя, как закипающий чайник.

— НК, тебе нужно работать, — наконец рыкнул я, утомившись смотреть на танцы павлина. — Ты хотел кабинет. Сейчас будет. Очень благодарен за то, что приехал, но сейчас иди.

— Ну, какая благодарность, Адди! — Ксания хихикнула, прикрывшись кулачком. — Я лучше развлеку Ксанию, прежде чем пойду.

«Я тебе развлеку!» — от всей души шипел я, но вслух ограничился яростным:

— Мисс Ксания Ми́лан для тебя. Скоро Алмазова. Иди, пока я не передумал. И ты, Ксания… тоже.

Глава 7. Вы не имели права!

Андриан

То, что я не видел упрямую девчонку после нашего разговора несколько часов, дошло до меня не сразу. А ведь приказал ей идти и заняться работой. Правда, что именно делать — так и не сказал. По счастью, Натан сидел в выделенном ему кабинете, занимался делами, по офису не бродил (а, следовательно, с Ксанией не пересекался), и это меня успокаивало. Австралийский кузен на самом деле стал высококлассным специалистом. С первых же запущенных тестов он нашёл уязвимые места в электронной системе охраны моей фирмы, исправил их, а затем утонул в компьютерных выкладках. Работает теперь, анализирует, хмурится и больше ничем не напоминает отчаянного камикадзе, наперекор зовущего меня Адди.

Убедившись, что НК плотно завален работой, я вновь испытал зудящее беспокойство за невесту. Где эта неугомонная девчонка, чёрт возьми? Уйти из офиса без спроса она не могла, и я усиленно соображал, куда Ксания могла деться. Не додумавшись, набрал секретарей и задал животрепещущий вопрос.

— Где моя… — резко осёкся, прикусив язык. — Где мисс Ми́лан?

— В архиве, доделывает данное ей Вами поручение.

— Что⁈

Моя будущая жена не должна разгребать пыль! От возмущения я поднялся, сдавливая в руке трубку. Да, сам дал такое задание накануне, но ведь накануне же! Тогда я ещё не знал, что у Ксании будет задача важнее.

Пылая от ярости, я широко шагал по коридорам, вспоминая, где находится этот самый архив. Кажется, за ресепшеном. Там была комнатка, которую я забраковал, и долгое время не знал под что приспособить. Иду туда, почти не глядя по сторонам, тогда как на меня косятся и шепчутся с увлечением. Похоже, мои оговорки не прошли даром. Слухи о женитьбе просочились в массы и народ обсуждает. Около ресепшена целая толпа: менеджеры, логисты, пара секретарей другого отдела.

— Вон, — командую я, и всех их сдувает с места.

В архиве удивительно чисто. Все полки в идеальном порядке, пол блестит. Плотно закрыв за собой дверь, я с удивлением оглядываю наведённую красоту. Это всё Ксания сделала? Отсортированные папки выстроились на стеллажах стройными рядами, а я смутно припоминаю, какими безобразными кучами они валялись на полу. Все подписаны; в углу «архива» небольшой столик с письменными, и только небольшие стопочки тех же папок по углам говорят, что дело ещё не закончено. Особенно впечатляют два центральных ранее пустых стеллажа. До Ксании они смотрелись грустными скелетами, теперь же создают ощущение заполненности и закрывают обзор. За ними совершенно не видно Ксанию, тогда как я точно знаю, что она тут. За стеллажом слышится шорох и бормотание, периодически прерываемое мелодичным мурлыканьем. Она напевает?

Заинтригованный, обхожу стеллаж как можно осторожней и вижу невесту. Так и есть, Ксания поёт. Мотив немудрёный, но голос до того приятный, что я несколько секунд с удовольствием слушаю. Песенка нравится и Ксании. Нежные губы расплываются в улыбке, глаза сияют, и смотреть на одухотворённое лицо этой вредины невыразимо приятно. Не замечая меня, Ксания с увлечением перелистывает очередную папку. В руке ручка, волосы растрепались, поза непринуждённая.

— Кхм! — громко кашляю, разрываясь от желания дать о себе знать и подойти тихо-тихо. Растормошить до конца волосы и полюбоваться на водопад прядей в свободном великолепии.

Взвизгнув, Ксания хватается за сердце. А золотистые глаза наполняются возмущением.

— Вы меня напугали!

— Что ты здесь делаешь? — задаю животрепещущий вопрос.

Не то чтобы я был недоволен нашим уединением, но факт, что девчонка снова поступила по-своему, раздражает.

Ксания отступает от меня к стене, что-то неразборчиво ворчит. А мне вдруг безумно интересно о чём она думает. Какие мысли бродят в этой хорошенькой, строптивой головке? Как она пережила вчерашний вечер, думала ли о моём предложении? У меня ещё не было случая узнать об этом. Охватываю её взглядом: на малявке снова скромное невзрачное платье, но я-то помню какая она была вчера! Лепесток огня! Фея. Шагаю ещё ближе, невольно отмечая, что девушка пятится.

— Ты меня боишься?

Ксания

Как бы не так! Хотя нет, вру. Боюсь, конечно. Вспыльчивый нрав Андриана Алмазова известен всем, а мне в особенности. Успела многократно испытать на собственной шкурке. Поэтому отвечаю с осторожностью, чтобы не спровоцировать вспышку.

— «Боюсь» — не совсем верное слово.

— А какое слово будет правильным? — Алмазов не отступает. Он всегда был дивно упрям.

Приближается ко мне, хмурится, а я, глядя в пасмурневшие карие глаза, думаю, что всё-то у него не как у людей. И даже в этой обычной фразе столько напряжения, словно мужчина жаждет услышать от меня нечто особенное.

— Опасаюсь. — Продолжаю пятиться. — Видели бы Вы себя сейчас в зеркале, тоже бы начали остерегаться.

— Это вряд ли, я не из пугливых, — он хмыкает. — Ксания, нам надо поговорить.

Его желание пообщаться трудно не заметить, но каждый раз, когда мы разговариваем, что-то происходит. Лучше не начинать! Поэтому, мысленно скрестив за спиной пальцы, выдаю нейтрально:

— Я работаю.

— Здесь я решаю, кто и когда работает. И кем. Я не давал тебе распоряжения идти в архив.

— А оно было нужно? Не люблю незавершённых дел и хотела довести это задание до конца.

— Хвалю твоё рвение, но на разборки завалов закончены.

Алмазов смотрит на меня, играя желваками на скулах. А потом, переведя взгляд на окно, косится в него, с явным неудовольствием прислушиваясь к врывающимся в открытые створки звукам улицы. Протягивает руку закрыть.

— Не надо! — резко реагирую я, чувствуя, как клетка сейчас захлопнется. И то, что в ней я буду не одна, только усугубляет панику. Я дёргаюсь, тоже косясь на окно.

— В чём дело? — Андриан замер с протянутой рукой.

— Я-аа… Не выношу замкнутых пространств, — признаюсь, краснея и стыдясь собственной слабости.

Ещё больше мне неловко от того, что в слабости приходится сознаваться ему. Хотя, с другой стороны… Он же сказал мне про диабет.

— Сильно не выношу. Боюсь.

— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься, — парирует мужчина, однако руку от окна убрал и створки оставил открытыми. — Ты вчера сказала мне «да», помнишь?

Он переходит к любимой теме и на лице вспыхивает выражение торжества.

— Теперь нам предстоит следующий шаг: знакомство с семьями. Предлагаю не затягивать. Помня, как вчера ты бодро отговаривала меня от немедленного визита к твоей тёте, аргументируя тем, что уже поздно, даю тебе выбор. Или сегодня ты едешь ко мне, или после работы я еду к тебе. Мы объявляем об отношениях и сообщаем о планируемой свадьбе. Всё ясно?

Вот так, без лишних экивоков. Умеет Алмазов не заморачиваться с формулировками. И снова это сказано так… В стиле Демона, в общем. Я страдальчески вздыхаю. Прости, Боженька, но он… Он дурачок! Кому вчера я рассказывала про смысл семьи и свадьбы? Всё прошло мимо его сознания. Или он специально пропустил.

— Я с вами поседею, — нервно бурчу, думая, как выкрутится.

Раз уж согласилась на брак с таким мужчиной, нужно изобретать способы борьбы с ним. А взгляд Андриана неожиданно томно скользит по моим волосам.

— Это вряд ли, — мягко отзывается он, и нежный тон в голосе так удивителен, что я подвисаю.

Интересно, мне кажется, или правда во властных нотках проскальзывают бархатные мурлыканья? Тембр такой… тёплый. И смотрит по-особенному. Ух, аж мурашки по коже. Так, спокойно! Быстро ставлю себя на место. Обольщаться не стоит. Это же Алмазов. Наверняка ему просто от меня что-то надо. А точнее, раскручивает на визит к семье. Вчера вон по руке погладил, «да» вырвал, такой довольный потом сидел! Как бы его сейчас на подвиги не потянуло.

Изо всех сил дышу, пытаясь успокоиться. Воспоминание о поглаживании было некстати. Оно обрушилось как чувственный водопад, воскресило всё,