Память любви - Бертрис Смолл

Эдвард, краснея, сообразил, что и не обратил внимания, на каком языке говорит невеста, и потому постарался поскорее взять себя в руки.

— Я доволен, что мы сможем друг друга понять, — кивнул он. — Расскажи, что она еще умеет, господин.

— Монахини уверяют, что она искусная пряха и ткачиха, составляет лекарства, мази и отвары, — ответил ап-Граффид.

— Я изучала арифметику и логику, — добавила Ронуин, поравнявшись с Эдвардом.

— Подобные знания женщинам ни к чему, — вмешался отец, да так торопливо, словно дочь сказала что-то неприличное.

— Посмею не согласиться с вами, господин. Что, если моему мужу придется отлучиться из дома? Отправиться на войну? В его отсутствие мне придется управлять хозяйством, а всем известно, что слуги так и норовят обмануть невежественную женщину. Так что умение считать очень важно.

Кроме того, моему жениху следует знать худшее: я также умею читать и писать.

Эдвард молча кивнул. Такого он не ожидал, совсем не ожидал.

— Она еще и поет, — прибавил ап-Граффид.

— Все валлийцы музыкальны в той или иной степени, сухо заметила Ронуин, и Эдвард невольно расхохотался.

Перед ними внезапно возник Хейвн-Касл. Эдвард сжал затянутую в перчатку руку невесты:

— Добро пожаловать домой, моя госпожа.

У Ронуин на мгновение перехватило дыхание.

— Как чудесно! — тихо воскликнула она.

Они поднялись на холм и по подъемному мосту въехали в замок. Заметив, как тщательно изучает будущий тесть средства обороны Хейвн-Касла, Эдвард спрятал улыбку. Хитрый лис никогда не возьмет крепость и вряд ли появится тут еще раз после свадьбы дочери. Как только они поженятся, Эдвард позаботится о том, чтобы жена не встречалась с родными. Он не допустит измены в собственном доме!

Он спешился и снял Ронуин с седла. Его невеста продолжала смотреть в землю. Странные манеры! То сама скромность, то откровенна и дерзка без меры! Перед самым входом Эдвард, к удивлению Ронуин, подхватил ее на руки и перенес через порог.

— Это старый английский обычай, — пояснил он, ставя ее на землю, — переносить новобрачную через порог ее нового дома.

— Но мы еще не женаты, господин.

— Все соглашения подписаны и скреплены печатью. Осталось только провести церковную церемонию. В глазах закона ты была моей женой со времени заключения договора в Монтгомери.

— Я этого не знала, — заверила Ронуин. — Законы мне не известны.

— Этого я от тебя и не ожидал, — пожал плечами Эдвард, провожая ее в большой зал. — Хочешь пить? Или предпочтешь отдохнуть в своих покоях? Я велел управляющему выбрать для тебя служанку. Ее зовут Энит, и она присмотрит за тобой.

— Вы очень добры, господин. У меня никогда не было служанки, — прошептала Ронуин. — Я вполне способна сама о себе позаботиться.

— Моя дочь не избалована, — тут же вставил принц, опасаясь, что Ронуин ляпнет что-нибудь лишнее и снова оконфузит отца. — Аббатство милосердия — обитель скромная.

Он предостерегающе посмотрел на дочь, но та, очевидно, ничуть не испугавшись, пожала плечами с ответным издевательским взглядом. Де Боло, заметившему это, оставалось лишь гадать, в чем тут дело.

— Я бы выпила немного вина, — попросила Ронуин.

Хозяин подал знак слугам, и перед гостями мгновенно появился кувшин с вином.

— Садитесь у огня, — пригласил Эдвард невесту. — Апрель — месяц холодный, хоть и весенний.

Он подвел ее к скамье перед очагом. Ронуин сняла перчатки и протянула руки к огню. Даже в профиль она была неотразима!

Эдвард взял кубок у слуги и вручил Ронуин. Она благодарно улыбнулась и подняла кубок, восхищаясь тонкой работой по серебру и зелеными камнями, вделанными в ножку. Рубиново-красное вино тонкой струйкой полилось в горло, согревая и успокаивая.

— Гости успеют прибыть вовремя, до начала церемонии? — поинтересовался ап-Граффид.

— Гостей не будет, — бросил де Боло. — Мои ближайшие родичи — кузен Рейф де Боло и его сестра Кэтрин. Я не говорил им о своей женитьбе, поскольку Рейф всегда думал, что я возьму в жены Кэтрин. Наверное, так и случилось бы в конце концов, но между нами не было никакого соглашения — ни письменного, ни устного. Да и не знал я, когда вы прибудете. Свидетелями на церемонии будете вы, ваши люди и мои слуги. Кроме того, все формальности были улажены полгода назад, и я вправе разделить ложе с вашей дочерью сегодня же, но предпочитаю получить благословение церкви.

Ронуин побелела как полотно. Разделить ложе? Почему никто в аббатстве не упомянул об этом? Будь она проклята, если обратится за разъяснениями к ап-Граффиду! Наверное, это то, чем они занимались с матерью, хотя она так и не поняла всех деталей, поскольку их тела всегда были крепко прижаты друг к другу. Она совсем не была уверена, что хочет подвергнуться подобному обращению. В конце концов, достаточно и того, что, согласно условиям договора, она теперь жена де Боло.

Ронуин стремительно поднялась:

— Я устала, господин, и хотела бы удалиться к себе.

— Сейчас провожу вас в покои, госпожа моя, — пообещал Эдвард. — Принц Ллуэлин, я скоро вернусь, и мы поужинаем. — Он взял Ронуин за руку и вывел из зала. — Я поселил вас в самой теплой башне.

— Мои вещи… — нерешительно начала она.

— Будут сейчас же перенесены в ваши покои. Ваша служанка их разложит.

— Я еще никогда не бывала в таком прекрасном месте, господин. Неужели я и вправду стану здесь хозяйкой? — неожиданно спросила Ронуин.

Эдвард улыбнулся ее простодушию:

— Разумеется, госпожа. Отныне это ваш дом, Ронуин, дочь Ллуэлина.

Как очаровательна эта монастырская воспитанница! Так или иначе, он должен был жениться, но теперь начинал думать, что король оказал ему огромную милость, сам, разумеется, того не подозревая. Для монарха Ронуин была лишь заложницей, гарантом смирения валлийского принца, а он, Эдвард де Боло, — кем-то вроде ее тюремщика. Брак по расчету. Политический брак… Но если они друг другу понравятся, тем лучше…

Эдвард повел невесту по каменной лестнице и, пройдя коротким коридором, распахнул дверь:

— Это ваши покои, госпожа. Дневная комната для развлечений, спальня, гардеробная, в которой спит Энит. Эта смежная дверь из спальни ведет в мои покои, госпожа.

У Ронуин глаза разбегались. Столько комнат для нее одной! В Ситроле у нее было крохотное местечко в общем зале.

В аббатстве ей отвели тесную келью. А это все ее? Вышитые шпалеры на стенах. Овечьи шкуры на каменном полу. Дубовые стол и скамьи! А постель… такая огромная, с балдахином из зеленого с золотом бархата и парчи! И полость из рыжей лисы!

— Тут два очага? — поражение прошептала она.

— Значит, ты довольна?