Загадочное происшествие в Стайлзе - Агата Кристи

– Почему же «естественно», – возразил Пуаро, покачав головой. – Ведь дверь в его комнату она закрыла на засов, но этот весьма странный поступок объясняется тем, что как раз днем между ними произошла бурная ссора. То есть менее всего миссис Инглторп захотела бы впустить именно его.

– Но вы согласны, что дверь открыла сама миссис Инглторп?

– Есть другой вариант объяснения. Укладываясь спать, она могла забыть запереть дверь в коридор, а потом встала посреди ночи и только тогда заперла ее.

– Неужели, Пуаро, вы действительно так думаете?

– Нет, я лишь сказал, что такой вариант тоже возможен. Давайте лучше вспомним сейчас о подслушанном вами обрывке разговора между миссис Кавендиш и ее свекровью.

– Я уж и забыл о нем, – задумчиво сказал я. – Да, на редкость загадочный разговор. Кажется невероятным, что такая гордая и сдержанная женщина, как миссис Кавендиш, с пылкой страстью вмешивалась в дело, которое ее определенно не касалось.

– Вот теперь вы попали в яблочко. Поразительное поведение для столь благовоспитанной особы.

– Вы правы, она вела себя странно, – согласился я. – И все-таки это не важно; не будем же мы учитывать всякие мелочи.

– Сколько раз я могу повторять вам? – со стоном произнес Пуаро. – При расследовании необходимо учитывать всё, любые мелочи. А если факты противоречат выдвинутой версии, то данную версию надо отбросить.

– Ладно, давайте разберемся, – уязвленно согласился я.

– Да, непременно разберемся.

Мы уже подошли к коттеджу Листуэйз, и Пуаро предложил мне подняться в его комнату. Он угостил меня одной из своих маленьких русских сигарет, которые иногда любил покурить. Забавно было наблюдать, с какой аккуратностью бельгиец складывал использованные спички в фарфоровую пепельницу. Моя недавняя досада мгновенно исчезла.

Пуаро поставил наши два кресла перед выходящим на деревенскую улицу окном. Оттуда еще веяло теплым свежим ветерком. Но день обещал быть жарким.

Внезапно мое внимание привлек вид тощего молодого человека, стремительно бегущего по улице. Самым странным казалось выражение лица парня, на нем застыла странная смесь ужаса и смятения.

– Взгляните-ка, Пуаро! – воскликнул я.

Он подался к окну.

– Tiens![23] – изумленно воскликнул он. – Это же мистер Мэйс из аптеки. Похоже, он спешит к нам.

Молодой человек остановился перед коттеджем Листуэйз и, поборов легкую нерешительность, громко постучал в дверь.

– Минуточку! – крикнул ему Пуаро из окна. – Сейчас я вам открою.

Жестом предлагая мне следовать за ним, он быстро сбежал по лестнице и распахнул дверь. Не теряя времени на приветствия, мистер Мэйс сразу перешел к делу.

– Ах, мистер Пуаро, простите за беспокойство, но мне сказали, будто вы только что вернулись из особняка.

– Да, верно.

Парень облизнул пересохшие губы. На лице его отразилось необычайное любопытство.

– Там у нас вся деревня только и судачит, что о внезапной кончине старой миссис Инглторп. Правду ли говорят… – он опасливо понизил голос, – что ее отравили?

Лицо Пуаро оставалось совершенно невозмутимым.

– На данный вопрос, мистер Мэйс, нам могут ответить только доктора.

– Да, верно… конечно… – Парень помялся, явно не решаясь высказать свои мысли, но его смятение быстро подавило сомнения. В явном смятении вцепившись в руку бельгийца, он взмолился уже страшным шепотом: – Только скажите мне, мистер Пуаро, это ведь был не стрихнин, верно?

Я не разобрал, что именно пробурчал в ответ мой друг. Очевидно, что-то уклончивое.

Парень быстро удалился, и когда Пуаро закрыл дверь, мы обменялись взглядами.

– Все верно, – печально кивнув, заметил он, – у него имеется свидетельство для начала расследования.

Мы медленно поднялись обратно в комнату. Я уже открыл рот, собираясь задать вопрос, но Пуаро жестом остановил меня.

– Не сейчас, mon ami, давайте немного помолчим. Мне необходимо подумать. Мои мысли пришли в некоторое смущение, и это весьма досадно.

Минут десять мы провели в полном молчании, он застыл в напряженной позе, лишь его брови пару раз выразительно поднимались, а горящие глаза становились все зеленее. Наконец он издал глубокий вздох.

– Итак. Теперь всё в порядке. Всё разложено по нужным полочкам. Нельзя позволять чувствам вносить беспорядок в мысли. Дело пока не прояснилось… увы. Однако преступление совершено весьма хитроумно! Оно даже меня привело в смятение. Меня, Эркюля Пуаро! Впрочем, мы располагаем двумя важными фактами.

– И какими же?

– Во‑первых, вчерашняя погода. Она крайне важна…

– Но вчера же простоял великолепный день! – прервал его я. – Пуаро, вы просто морочите мне голову!

– Отнюдь. Вчера градусник показывал около восьмидесяти градусов[24] в тени. Попомните эти слова, мой друг. Они дадут нам главный ключ к разгадке!

– Ну а второй факт? – спросил я.

– Также важно, что черная борода, очки и оригинальный стиль одежды придают мистеру Инглторпу весьма экстравагантный вид.

– Пуаро, мне не верится, что вы говорите серьезно.

– Абсолютно серьезно, друг мой.

– Но это же какие-то детские причуды!

– Нет, все это крайне важно.

– А что, если коллегия присяжных при коронере признает Альфреда Инглторпа виновным в предумышленном убийстве? Что тогда станет с вашими важными фактами?

– Они будут потрясены, осознав, что двенадцати глупцам удалось вынести ошибочный вердикт! Но этого, разумеется, не случится. Во‑первых, сельские присяжные не захотят взять на себя такую ответственность, к тому же ведь мистер Инглторп формально находится в положении крупного местного сквайра. А кроме того, – спокойно добавил он, – я этого не допущу.

– Вы не допустите?

– Не допущу.

Разрываясь между изумлением и раздражением, я пристально посмотрел на этого экстраординарного маленького умника. Он выглядел чертовски самоуверенным. И, словно прочтя мои мысли, Пуаро уверенно подтвердил:

– О, да, mon ami, уверяю вас, все будет именно так, как я говорю.

Поднявшись, он положил руку мне на плечо. Выражение его лица резко изменилось, в глазах поблескивали слезы.

– Занимаясь этим расследованием, я все больше думаю о кончине бедной миссис Инглторп. Она, увы, не пользовалась всеобщей любовью, однако проявила большую щедрость к нам, бельгийцам, и мне надлежит вернуть ей долг.

Я попытался что-то возразить, но Пуаро продолжил, повысив голос:

– Позвольте мне договорить, Гастингс. Она никогда не простила бы мне, если б я позволил арестовать ее мужа Альфреда Инглторпа сейчас, когда одно мое слово способно спасти его!

Глава 6

Дознание

Дни, оставшиеся до пятничного дознания, Пуаро действовал с неисчерпаемой энергией. Дважды он совещался с мистером Уэллсом, а кроме того, совершал долгие прогулки по окрестностям. Я даже обиделся, что он перестал делиться со мной своими находками, особенно из-за того, что никак не мог догадаться, в какую сторону движутся его поиски.

Мне пришло в голову, что он проводит какое-то расследование на ферме Рэйкса; поэтому, наведавшись в среду вечером в Листуэйз и выяснив, что моего друга нет дома, я тоже отправился туда по полям в надежде встреться с ним. Но мои надежды не оправдались, и я не решился зайти на саму ферму. На обратном пути я встретил старого поселянина, который с хитрецой глянул на меня.

– Вы небось из поместья? – спросил он.

– Да. Я ищу одного моего друга; по-моему, он направился к ферме.

– Вы небось имеете в виду того чудаковатого малого? Того, кто все болтает да размахивает руками? Одного из бельгийцев, отдыхающих в деревне?

– Точно, – пылко подтвердил я. – Значит, он заходит сюда?

– Ну, пожалуй, заходил. И не раз. Ваш друг, говорите? Да уж, зачастили к нам ваши господа из особняка… видно, им тут маслом намазано! – И он опять покосился на меня, прищурив хитрющие глаза.

– Зачем же господам из особняка часто захаживать сюда? – поинтересовался я как можно более небрежно.

– Кому-то, знать, приспичило, мистер, – понимающе подмигнув мне, бросил он. – Уж не будем тыкать пальцем… Один-то из них, кстати, на редкость щедрый господин! Ну, благодарствуйте, сэр, однако что-то я заболтался.

Я решительно пошел дальше. Значит, Эвелин Говард была права… Я испытал острый приступ отвращения, подумав о том, как нагло Альфред Инглторп транжирил деньги своей жены. Может, та хитрая соблазнительница и подбила его на преступление, или главным стимулом стали деньги?

Вероятно, в мотиве равным образом смешались вожделение и алчность.

Один вопрос, как мне помнилось, навязчиво преследовал Пуаро. Раз или два он заметил мне, что, по его мнению, Доркас, должно быть, ошиблась в установлении времени ссоры. И у нее самой он повторно спрашивал, уверена ли она, что слышала голоса ссорившихся в четыре часа, а не позже, в половине пятого.