Автобиография духовно неправильного мистика - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Год, предшествующий моему двадцать первому дню рождения, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил – родители, друзья и преподаватели, – отчасти понимали, что со мной происходит. Почему я так отличался от остальных подростков? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем приходил на берег реки по ночам и смотрел на звездное небо? Естественно, люди, которые не понимали подобных вещей – да я и не ждал от них никакого понимания, – считали меня сумасшедшим.

Даже мои родные с трудом замечали мое присутствие. Постепенно они и вовсе перестали со мной разговаривать, как будто меня действительно не было. Мне это очень нравилось – я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.

То был удивительный год. Я окутал себя пустотой. Я утратил связь с внешним миром. Если кто-нибудь напоминал мне, что пора мыться, я шел в ванную и сидел там часами. Им приходилось стучать в дверь и кричать: «Эй, выходи. Ты уже на месяц вперед намылся. Вылезай!» Ел я тоже, только когда меня звали к столу. Если же обо мне забывали, то я мог не есть несколько дней подряд. Нет, я не постился, я просто не думал о еде вообще. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Мне очень хотелось найти врата, они манили меня, притягивали будто магнитом – современные физики назвали бы это феноменом «черной дыры».

Говорят, что во вселенной есть «черные дыры». Если рядом случайно окажется звезда, то дыра втянет ее в себя. Сила притяжения настолько велика, что ей невозможно сопротивляться, и звезда гибнет, целиком пропадая в черной пустоте. Мы не знаем, что там, на другой стороне. Мне кажется – и однажды ученые найдут тому подтверждение, – что на другой стороне находится «белая дыра». У дыры не может быть только одной стороны – это тоннель. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся вселенная. Нам кажется, что звезда умирает, потому что ее больше нет. Но в тот же момент где-то рождается новое светило. Откуда оно берется? Где лоно вселенной? По-моему, не нужно быть великим ученым, чтобы понять, что черная дыра – это вселенское чрево: в нем гибнет старое и рождается новое.

Я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня все дальше и дальше от людей. Я настолько от них отдалился, что порой не узнавал своих родителей. Иногда забывал, как меня зовут. Я изо всех сил пытался вспомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились.

Меня повели к вайдье, врачу-аюрведисту. Меня, на самом деле, водили к самым разным врачам, но только тот вайдья сказал отцу: «Он совершенно здоров. Вы попусту тратите время». Но меня все равно таскали то к одному специалисту, то к другому. Они выписывали мне разные средства, а я говорил отцу: «Чего ты беспокоишься? Со мной все в порядке». Однако никто мне не верил. Они только и твердили: «Помолчи. Выпей таблетку, хуже не будет». И я пил.

По-настоящему мудрым оказался только тот вайдья, а звали его Пундит Бхагхират Прасад. Теперь старик уже умер, но тогда он был редкость проницательным человеком. Он посмотрел на меня и сказал:

– Он вовсе не болен. – И заплакал.

– Я сам уже давно стремлюсь к такому состоянию, – сказал он сквозь слезы, – парнишке просто повезло. Мне уже поздно, а вот ему… Не водите его к врачам. Не стоит. Он на пути к дому.

Старик плакал от радости за меня.

Он был искателем. В своих поисках он обошел всю страну. Сама его жизнь была путешествием от одного вопроса к другому. Он неплохо представлял себе, что именно он ищет. Он стал моим покровителем, защищал меня от других врачей. Он сказал моему отцу:

– Предоставьте это дело мне. Я о нем позабочусь.

Он никогда не назначал мне никаких лекарств, а когда отец возмутился, прописал мне безвредные пилюли из сахара. Он сам мне об этом рассказал:

– Это просто сахар. Принимай их, чтобы успокоить родителей. Вреда от них не будет. Толку, правда, тоже никакого. Но тут никакие лекарства не помогут.

Когда впервые попадаешь в мир, который лежит за пределами человеческого разума, то кажется, будто ты действительно сошел с ума – наступает «темная ночь души», мрак безумия. Это отмечают все религии и поэтому настаивают на том, что прежде чем выходить за пределы ума, нужно найти себе Мастера, который и поможет тебе, и поддержит. Ты начнешь разваливаться на части, но Мастер тебя вдохновит. Он поможет тебе понять то новое, что с тобой происходит. Вот для чего нужен Мастер: он помогает понять то, что невозможно понять умом, он говорит о том, чего не выразишь словами, он показывает тебе то, что скрыто от глаз. Он всегда рядом, он изобретает новые способы и средства, которые помогут тебе идти вперед, иначе ты можешь испугаться и свернуть с пути.

И помните: сворачивать некуда. Если вы захотите сбежать, то на самом деле сойдете с ума. Вы будете одержимы. Суфии называют таких людей маста. В Индии они известны, как безумные парамахансы. Вы не можете отступить назад, все мосты уже сожжены, позади ничего нет. Но и вперед вы тоже идти не в состоянии, потому что там сплошная тьма. Вы заблудились. Вот почему Будда говорит: «Повезло тому, кто нашел Мастера».

У меня у самого Мастера не было. Я искал, но так и не нашел. Дело не в том, что я его не пытался найти, поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Мастера действительно тяжело. Практически невозможно отыскать существо, которое вышло за пределы существования, или обнаружить присутствие того, кого почти нет. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к божественному – открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень и очень трудно.

Сикхи называют свои храмы гурудварами, дверьми к Мастеру. А Мастер и есть дверь. Иисус все время повторял: «Я – врата, я – путь, я – истина. Следуйте за мной, следуйте сквозь меня. Если не пройдете сквозь меня, ничего не достигнете».

Да, порой бывает и так, что человек не находит Мастера. И если он его не нашел, то ему приходится идти в одиночку, но такой путь намного опаснее.

Целый год я был в таком состоянии, что никто не мог бы предсказать, чем все это кончится. Целый год жизнь во мне едва теплилась. Самые элементарные вещи давались мне с огромным трудом. У меня пропал аппетит. Иногда проходила целая неделя, а я так ничего и не ел. Мог не пить несколько дней. Мне приходилось заставлять себя есть и пить. Тело стало таким нечувствительным, что мне приходилось щипать себя, чтобы ощутить себя живым. Я бился головой о стену, пытаясь понять, есть ли у меня еще голова. Только боль могла ненадолго вернуть меня в тело.

По утрам и вечерам я бегал, пробегал километров по восемь, а то и по двенадцать подряд. Люди думали, что я сумасшедший. Зачем он так много бегает? Двадцать пять километров в день! Я делал это лишь для того, чтобы хоть как-то ощущать себя, чувствовать, что я еще существую, чтобы не лишиться связи с самим собой. Я ждал, пока глаза привыкнут к тому новому, что во мне зарождалось.

Я старался изо всех сил. Я ни с кем не разговаривал, потому что внутри меня все перемешалось, мысли путались так, что мне с трудом удавалось строить элементарные фразы. Бывало, я прерывался на полуслове, потому что забывал, о чем только что говорил. Я застывал посреди дороги, потому что не мог вспомнить, куда шел. Я мог сидеть с книгой, прочесть полсотни страниц, а потом вдруг спросить себя: «О чем я читал? Ничего не помню». Мое состояние было на самом деле странным… как в том анекдоте…

В кабинет психиатра врывается пациент и вопит:

– Доктор! Помогите! Я схожу с ума. Я все забываю. Я не помню, что было год назад, я даже не помню, что было вчера. Я – сумасшедший!

– Хм, – удивляется психиатр, – и давно у вас такие провалы в памяти?

– Какие провалы в памяти? – озадаченно переспрашивает пациент.

Со мной было то же самое! Я не мог даже закончить фразу. Я закрывался в своей комнате, ни с кем не разговаривал и сам ничего не говорил, потому что сказать что-либо означало признаться в своем безумии. Так прошел год. Я просто лежал на полу и смотрел в потолок, иногда считал от одного до ста и обратно. Тот факт, что я мог считать, был хорошим признаком. Но снова и снова я обо всем забывал. Мне понадобился целый год, чтобы вновь собраться воедино, снова научиться концентрировать внимание и обрести хоть какую-то точку отсчета.

И это случилось. Это было настоящим чудом. Но рядом со мной не было никого, кто мог бы меня поддержать и рассказать о том, что происходит. Наоборот, все только мешали: учителя, друзья, доброжелатели – все они были против меня. Но они ничего не могли сделать, кроме как меня осуждать и спрашивать, что я такое делаю.