Вишенки в огне - Виктор Бычков

– Стой, дядя, не дёргайся! – тот, который связывал руки, больно поддал коленкой под зад. – Тут тебе не Агрипина Солодова, понимать должен. Это тебе не с бабами воевать.

– Так куда это ты спешил, мил человек? – с ехидцей спросил Петро, когда пленник уже стоял на ногах со связанными руками. – Иль что не понравилось в Вишенках? Плохо кормили, иль как?

– Так… это… – с дрожью в голосе начал полицай, – так… это… Василий Никонорович, старший над нами, это… в комендатуру до майора Вернера… коменданта.

– Неужели привет передать?

– Так бунт в Вишенках, сказал Ласый доложить майору. За подкреплением, за солдатами отправил. Вы меня стрелять не станете? – жалобно спросил мужчина. – У меня дети, трое, и жёнка. Не стреляйте, прошу вас, – и вдруг заплакал, упал на колени.

– Ты посмотри, – удивился Вовка. – Плачет! А когда мамку мою сапогом в лицо? А братика Никитку под расстрел? Это как?

– Так это ж не я, хлопчики, милые. Это ж Гришка, Григорий Долгов, зять Ласого. Да разве ж я мог женщину? Ребёнка?

Лошадь, освободившись удивительным образом от всадника, тут же мирно паслась, пощипывая траву у дороги.

Забрав коня, парни повели полицая в деревню.

А в это время на площади у колхозной конторы стояла толпа вооружённых, более двадцати человек, мужиков. Те, кто без оружия, толпились чуть поодаль, но у многих в руках были вилы-тройчатки, косы, увесистые колья. У стены конторы со связанными руками тесной кучкой сгрудились полицаи с низко опущенными головами. Их взяли тихо, без скандала, прямо из – за стола.

Обедали, когда в дом Галины Петрик один за другим ворвались с десяток мужиков, наставив на полицаев винтовки.

– Ефим Егорович, собери пистолеты, а вы, господа хорошие, снимите ремни с оружием, да и положите на стол, – Никита Кондратов с товарищами не спускали с прицела растерявшихся, разом поникших полицаев. – И смотрите, в борще пистолетики не загадьте. Это вы можете: хорошее дело испохабить, страдальцы.

Одного полицая не досчитались: по словам старшего Ласого Василия Никоноровича, тот только что ускакал в комендатуру до коменданта за помощью.

– Ну, что ж. Тем лучше, – эта новость, казалось, совершенно не обескуражила Никиту, хотя Ласый в начале и пытался стращать немцами.

– Побойтесь Бога, мужики, – убеждённо говорил он. – Ещё час-другой, и всё: нагрянут немцы, и считайте, что деревня Вишенки больше не существует. И вряд ли кто-то из вас сможет выжить. Вы же знаете, что они скоры на расправу, не мне вас учить. Тем более – бунт, открытое неповиновение, угроза жизни законным представителям власти.

– Всё правильно, – не замечая доводов Ласого, промолвил Никита.

– Всё правильно мы задумали. Дай Бог парням успеть, да чтоб дорогой правильной поехал.

– Никита Иваныч, Никита Иваныч! – сквозь толпу мужиков пробирался Илья Назаров, подросток лет шестнадцати. – Дядя Никита! Ведут! Взяли хлопцы и последнего!

И точно: к конторе подходили Петро с товарищами, вели связанного полицая, Вовка Кольцов ехал верхом на лошади, замыкал шествие.

– Ну вот, и слава Богу! Правда на нашей стороне, знать, и сила тоже, – Никита Кондратов перекрестился, повернул к землякам в раз повеселевшее лицо. – А то! Нас голыми руками не взять! Стращать вздумал! Мы – пужаные, господа-товарищи полицаи, понятно вам?

Ещё с полчаса решали, что делать с пленными. Были разные предложения: и отпустить с миром; и в расход, прямо вот здесь, к стенке, и ваши не пляшут!

Выручил, спас положение и не только, прискакавший верхом лесничий Кулешов Корней Гаврилович.

– Во – о, дела! – соскочив с седла, подошёл к мужикам, поздоровался почти со всеми за руку. – Хорошо, Семён Попов из Пустошки встрелся, рассказал. Так я быстрее к вам. Он тут у кумы был, внуков к себе в Пустошку забирал. Говорит, вы тут ого-го?!

– Вот, Корней Гаврилович, не знаем, что с гостями незваными делать? Может, подскажешь? У тебя голова чистая, в отличие от наших, – Никита Кондратов повёл рукой в сторону обречённо стоящих вдоль стенки конторы полицаев.

– Да-а, дела-а, – снова произнёс лесничий. – А что тут думать? В холодную под арест, а там видно будет.

Тотчас арестованных увели всё те же Вовка Кольцов и уже вооружившиеся Петро Кондратов с Васькой Комаровым, что бы поместить в тёмную пристройку за конюшней, без окон, с массивной дверью из плах, где когда-то стоял колхозный жеребец-производитель.

– Да разденьте, – напутствовал лесничий. – Нагие никуда не денутся, а голыми руками плотно подогнанные доски-горбыли не вырвут. Да, – это уже обратился к Никите Ивановичу. – И кормёжку им не забудьте.

– Вот пускай и дальше Полина Петрик их и кормит, – нашёлся сразу Никита. – Она начала, вот пускай и продолжает.

На этот раз собрались в конторе. Расселись в председательском кабинете, он был чуток больше других, так что, всем места хватило. Кому не было стульев, сидели на полу. Собрались всё те же, кто был и на Медвежьей поляне. Добавились Вовка Кольцов и Васька Комаров. Остальным вооружённым мужикам сказали расходиться по домам, сыскивать женщин да детишек, что спрятались за речкой в Волчьем урочище. Но! Но быть готовым в любую минуту с оружием прибыть к конторе.

На дорогу, что ведёт в Борки и Слободу, отправили Илью Назарова, вооружив его куском рельса, что висел у конторы для оповещения жителей Вишенок о пожаре или общем сходе в прошлые времена.

– Подвесь на сук дуба, что на краю овражка перед гатью. Как учуешь немцев, так сразу молоти по железке что есть мочи шкворнем. А уж мы тут… – наставил парнишку Корней Гаврилович.

– Ты у нас теперь на переднем крае, смотри, не подведи. Вся надёжа на тебя. Но сам потом спасайся быстренько. Не дай Боже застукают тебя немцы за таким занятием, сам понимаешь, по головке не погладят. Да, и железку сразу на сук закинь, чтобы видно не было.

Говорил сначала Корней Гаврилович Кулешов.

– Вы немножко поспешили, но, всё, что не делается – к лучшему, как говорится.

У нас уже создалось ядро будущего партизанского отряда. Серьёзные люди советуют нам в командиры Лосева Леонида Михайловича, сына сапожника из Борков, Михал Михалыча. Вы эту семью должны знать.

– Знаем, – сказал Данила Кольцов, мельком взглянув на Ефима. – Кто ж в округе не знает сапожника? И скажешь ведь, Гаврилыч. А не молод командир-то? Он, кажись, годом старше моего Кузьмы, и вдруг в командиры? Не боязно? Пацан, а над стариками верха держать будет?

– Человек перед самой войной окончил военное пехотное училище. Это вам о чём-то говорит? Мы-то только на арапа брать можем, на испуг, а на войне так не получится. Иль со мной не согласны? Тут военные знания нужны. А мы собираемся воевать не на жизнь с немцами. Иль кто думает, что мы от немца по лесам будем бегать, в прятки играть?

– Оно так, – поддержали мужики. – Говори дальше.

– На днях он появится у нас, – продолжил лесничий. – Благодаря некоторым из вас Леонид Михалыч идёт на поправку, но врач говорит, рука левая останется недвижимой. Ну, да ладно. Ему головой придётся воевать, а отсутствие руки и не такая помеха для умной головы.

Решено начинать с Пустошки и Вишенок, поднимать на народную войну против захватчиков, поскольку ваши деревеньки стоит в лесу, подойти к ним не так уж и просто. Руня тоже с вами. А Борки, Слобода – наши помощники, опора в делах наших праведных. Скажу лишь то, что можно сказать. Знайте одно, что ни при каких ситуациях Вишенки не останутся в одиночестве. На помощь обязательно придут соседние деревни. Как и что это будет оповещаться, как и кто это будет делать, сами понимаете, что узнаете об этом со временем.

Да, и вы не должны оставить один-на – один с бедой ни одну из этих деревенек. Только так, сообща мы сможем противопоставить себя немецкой военной машине.

Совещались долго: слишком тяжёлая была тема совещания. Вроде как и работа была привычной, обыденной, такой, какая и должна быть крестьянская работа. Однако условия изменились в корне.

Вот и совещались, искали новые пути, методы, способы… Приноравливались…

– Уборку урожая отныне проводить и днём и ночью. То, что отмерит Никита Иванович на полях, убирать в фонд будущего года и для нужд партизан. Это будут делать полеводческая бригада и все женщины деревни. Ефим Егорович и Данила Никитич остаются ответственными за это дело. По ночам каждый жнёт для себя, – Корней Гаврилович делал особый упор на это, то и дело заостряя внимание жителей Вишенок на то, что надеяться надо только на собственные силы. – Кто сколько сжал, то и его. Но не жадничать: на всю жизнь всё равно не напасёшься, однако надо помнить и о других. И на полях не должно остаться ни картофелины, ни зёрнышка. Молотить придётся цепами на токах, молоть на жерновах. Для себя, для семьи уж как кто и где умудрится. Это их дело. Важно, чтобы было чего молоть, молотить. Крупорушки, слава Богу, не повыбрасили за колхозную жизнь, вот и пригодятся сейчас. Несколько крупорушек на деревню хватит. Старикам и немощным – из общих запасов. За это дело отвечать будет Володька Комаров. Он – человек совестливый, правильный. Не должен кого-то забыть, обделить. Кого-кого, а стариков и больных обижать не след, не по – христиански это. Не принято плохо относиться к старикам в Вишенках.