Боевая машина любви - Александр Зорич

Но Эгину не нужно было продирать кишки.

Ему нужны были холодные мраморные ступени, приводящие к центральному входу в Свод.

Как известно, этим входом не пользовался никто, кроме впервые доносящих в Опору Благонравия, страдавших размягчением мозгов и тех, кто решил попробовать свои силы в Комнате Шепотов и Дуновений, или, иными словами, в борьбе за должность гнорра.

И те, и другие, и третьи были по-своему сумасшедшими.

Сумасшедших в Варане не любили и боялись.

Поэтому, когда стало понятно, куда именно направляется неплохо одетый молодой гиазир с коротко остриженными волосами цвета спелой ржи, люди, что стояли поближе ко входу, стали расступаться, перешептываться и указывать на Эгина пальцами.

– Милок, не ходил бы ты туда. Молод еще, не воротишься, – схватила Эгина за рукав сердобольная бабка, стоявшая в очереди к котлу со своей деревянной кружкой. Во рту у нее не сочлось бы и четырех зубов.

– Значит, не судьба мне будет воротиться, бабушка, – усмехнулся Эгин.

Перед огромной высоты дверями Эгин остановился и закрыл глаза.

«Что ты делаешь, безумец?» – спрашивал Эгина собственный рассудок голосом наставника из Четверного Поместья. «Ты поступаешь правильно. Главное – не бойся», – успокаивала Эгина его собственная душа голосом Авелира.

«Не лучшее место для дебатов», – закрыл дискуссию Эгин и его пальцы сжали ледяную ручку из черненого серебра.

Он никогда не заходил в Свод через парадный вход. В бытность свою офицером он всегда пользовался тоннелями.

Но воспользоваться тоннелем сейчас Эгин не имел никакой возможности.

Во-первых, шансы Эгина пройти через тоннель были еще ниже, чем здесь.

Впрочем, и здесь они равнялись почти что нулю. Только в тоннеле его попросту зарубили бы на входе при попытке объясниться – стражи тоннеля куртуазными манерами, как и разговорчивостью, не отличались.

Да и вопрос еще, какие из тоннелей уцелели после землетрясения и какие сейчас работают. Эгин знал, даже и без всяких землетрясений: проходы, что были рабочими еще неделю назад, сегодня запросто могут оказаться закрытыми на неопределенный срок.

Роль стража в обширном холле Свода Равновесия выполнял один-единственный офицер с дивными, до плеч, рыжими волосами и высокомерной улыбкой человека, многого добившегося в этой жизни своими собственными усилиями.

Точнее, можно было видеть только одного офицера.

Эгин знал, что сейчас за ним наблюдают по меньшей мере четыре пары глаз.

Двое – из-за зеркала, украшающего стену по правую руку от него.

Двое – из-за зеркала слева. И Шилол знает, сколько еще.

– Вы в Комнату Шепота и Дуновений? – поинтересовался рыжеволосый офицер, вальяжной походкой приближаясь к Эгину.

– Нет.

– В таком случае, вам, должно быть, есть, что рассказать служителям Князя и Истины?

Эгин невольно усмехнулся. Его опрашивали по стандартной схеме. Неужели он похож на доносчика?

Все доносчики, которых доводилось ему видеть в кабинетах Свода, были малого роста, плюгавы, сероглазы и, обычно, уже в летах. Те, что были помоложе и выглядели попрезентабельней, кажется, предпочитали доносить письменно.

– Нет, мне нечего донести. Но мне есть что рассказать служителям Князя и Истины.

– Что именно вы хотите рассказать?

– Меня зовут Эгин. Еще два года назад я был аррумом Опоры Вещей. Но по личному распоряжению гнорра Лагхи Коалары я был почетно уволен из рядов Свода по состоянию здоровья.

Молодой офицер внимательно оглядел Эгина с ног до головы. Разумеется, ему совсем не верилось, что у Эгина плохо со здоровьем.

Прекрасно сложенное, мускулистое тело Эгина, его глаза, манера двигаться и говорить – все это источало жизненную силу в количестве, несовместимом со словом «болезнь».

Еще меньше рыжеволосому офицеру верилось в то, что надменный гнорр Лагха Коалара станет принимать участие в почетном увольнении каких-то там аррумов, которых в Своде как собак нерезаных.

Но самое главное, офицеру совершенно не верилось в то, что человек в расцвете сил и карьеры может «уволиться» из Свода. Ведь с младых ногтей его учили – из Свода можно уйти либо вперед ногами, либо на пенсию, по выслуге лет.

Да и сама «пенсия» будет скорее всего протекать в одном из Поместий, где учат молодежь Свода. А вовсе не на курорте с целебными грязями, как представляется некоторым дуракам.

На каких же жерновах Хуммера смолота та пудра, которой обильно посыпает его мозги этот безумец, говорящий с легким аютским акцентом?

– Офицер, этот шрам – след от Внутренней Секиры, которую извлекли из моего тела два года назад, – продолжал говорить Эгин, до самого плеча задирая рукава рубахи и камзола. – Вы видите?

– Я вижу. Но если вы и впрямь были офицером Свода, то должны понимать, что такой шрам легко подделать, – с подозрительным прищуром сказал рыжеволосый.

– Легко. Но зачем? Скажите, зачем его подделывать? – спросил Эгин с убийственной интонацией. – Неужели вы думаете, что харренский сотинальм станет подсылать своих шпионов к центральному входу в Свод?

Подозрительность его бывших коллег начинала изрядно действовать ему на нервы. Как всегда, проверяют все что угодно по триста раз, пока под носом у всех проверяющих, в самых верхах, созревает очередной опаснейший заговор, наподобие заговора Норо окс Шина. Да и вообще – Пиннарин в руинах, а эти здесь, как обычно, сама бдительность! Сама сдержанность!

– Или, может, Гиэннера повредилась в уме и решила заняться такими трюками? – нажимал Эгин.

– Это не входит в сферу моей компетенции, – холодно сказал офицер.

– Послушайте, я не настаиваю на том, чтобы меня непременно пустили…

– Об этом не может быть и речи, – вставил офицер.

Он знал, что за ходом их разговора внимательно следят офицеры, расположившиеся за зеркалами. Он очень не хотел, чтобы кто-то из них составил рапорт, в котором отмечалось бы неполное служебное соответствие офицера такого-то, выразившееся в неподобающей манере вести беседу.

Он знал: стоит ему подать людям за зеркалами знак – и Эгина уведут туда, откуда нет возврата. Туда, где существуют только «расследования», «доверительные расспросы», «довыяснение подробностей». Но рыжеволосый офицер не торопился подавать этот знак. Возможно, из-за того, что стоять в вестибюле Свода, ожидая таких вот, как Эгин, тронутых, было очень и очень скучно.

– …Мне всего лишь нужно поговорить с Альсимом, пар-арценцем Опоры Вещей. Или с гнорром. Мне нужно, чтобы вы передали Альсиму или Лагхе Коаларе сообщение из двух слов. «Эгин в столице». Я могу рассчитывать на это? – продолжал Эгин, прилагая огромные старания к тому, чтобы не потерять самообладание.

– Нет. Вы не можете на это рассчитывать. Офицеры Свода не подрабатывают почтовыми голубями. Если вы и впрямь знакомы накоротке с теми людьми, имена которых вы здесь упомянули, значит у вас должны быть особые каналы для связи с ними. Разве вам, бывшему офицеру Свода, если принять за правду то, что вы мне тут понарассказывали, это внове? – с издевкой поинтересовался офицер.

– Разумеется, нет. Но сегодня, когда я пришел к особняку чиновника Дома Недр и Угодий Еры окс Ламая, под личиной которого долгое время в столице проживал гиазир Альсим, я обнаружил там засаду из людей Свода. Вследствие этой причины связаться с гиазиром Альсимом по каналу, который был мне ранее указан, я не мог.

Эгин заметил, что при упоминании о Ере окс Ламае глаза молодого офицера блеснули тусклым огнем любопытства, хотя это было всего лишь конспиративное имя, известное, по идее, очень и очень немногим.

Видимо, офицер решил, что на этом странном человеке, выдающем себя за его бывшего коллегу, можно наиграть лишнюю ступень своей карьеры.

Секунду спустя Эгин заметил, что офицер пытается подать знак людям в левом зеркале – это означало, что начинается второй тур переговоров.

Эгин очень надеялся, что этого второго тура не последует вовсе.

Что ж, значит надеялся он напрасно.

Как ни в чем ни бывало, офицер заткнул большой палец левой руки за кожаный поясной ремень. Это означало, что он просит подмоги у левого зеркала.

Но знак рыжеволосого был принят совсем с другой стороны.

Правое, а не левое зеркало повернулось вокруг своей оси и в ярко освещенный вестибюль вышел человек, чье лицо показалось Эгину смутно знакомым.

Быстрыми шагами человек подошел к Эгину и рыжеволосому, показал левому зеркалу знак «отбой».

– Меня зовут Тэн, я – рах-саванн Опоры Единства. Вы, наверное, меня не помните, но я, Эгин, вас помню отлично.

Эгин всматривался в костистое лицо рах-саванна, терзая свою память. Но она отказывалась выдавать соответствующие этому Тэну время, место и обстоятельства.

– Мы встречались на мятежном «Венце Небес». Мы встречались и во время штурма Хоц-Дзанга. Я помню, как вас, раненного в спину, принесли на «Венец» и как гнорр, можно сказать, сдувал с вас пылинки.