Всемирный следопыт, 1926 № 11 - Михаил Зуев-Ордынец

Работа в дальнейшем пошла очень хорошо, и за все лето студенту удалось поймать около трехсот великолепных экземпляров гадюк. Но, как известно, гадюки в неволе не принимают никакой пищи, и потому несколько десятков раньше пойманных змей погибли от голода, некоторое количество было затеряно в лесу, так как места, где они были спрятаны, не были замечены, и их впоследствии не удалось найти, а потому количество змей уменьшилось до ста сорока семи штук.

Сознавая всю опасность, которая угрожает окружающим в случае бегства хотя бы одной гадюки, студент принял самые серьезные меры предосторожности: он приобрел несколько прочных кожаных мешков, проделал в них едва заметные отверстия для прохождения воздуха и, поместив туда всех змей, уложил их в два кожаных чемодана, в один из которых поместил всего лишь двадцать штук. Оба чемодана, не имевшие, кроме замочных скважин, совершенно никаких отверстий, были заперты им на замок.

Когда эта основательная упаковка была закончена и наступило время от'езда в университет, студент взял билет на скорый поезд и, поместив один из чемоданов под лавку, забрался с другим на полку вагона. Под стук быстро мчавшегося поезда он вскоре погрузился в глубокий сон.

Ночью он был разбужен оживленными голосами пассажиров. Внимательно прислушавшись, он понял, что в вагоне произошла кража.

— …Проснулась, а оба мои чемодана прорезаны, и все вещи вытащены… — плаксиво говорила какая-то женщина, помещавшаяся под полкою студента.

— Задержать бы всех надо, которые здесь вылезли… — вторил чей-то сердитый голос.

Студент свесил голову и стал прислушиваться.

И вдруг… он вздрогнул, как от электрического тока… Лицо его побелело, как полотно, и неподвижно застывшие глаза наполнились животным страхом: в полумраке плохо освещенного вагона, в тени лавок и нагроможденных корзинок, он увидел длинную, черную, ползущую полосу… Ему даже послышалось шипенье, хотя в вагоне было шумно от споривших голосов.

«Не может быть… Я, вероятно, брежу…», подумал было студент, но тотчас же снова был об'ят ужасом: из-под лавки потянулись еще две такие же полосы и медленно поползли под другую лавку. Потом еще… и еще.

Сомненья быть не могло: это выползли змеи…

Потеряв способность двигаться, он ждал, что будет дальше…

А из-под лавки ползли новые полосы…

«Сейчас случится… случится…», пронеслось в его мозгу, и в безумном ужасе он сорвался с полки, с грохотом свалился на пол и… проснулся.

Был теплый осенний день, и в глаза ему светило солнце. Все его тело ныло от боли, но он как будто не замечал этого и странными, блуждающими глазами смотрел по сторонам. Над ним наклонился кто-то из пассажиров, он ощутил на своих губах прикосновение стакана и с жадностью начал пить воду. Постепенно он стал приходить в себя и, все еще недоумевая, робко обратился к окружающим с вопросом:

— Скажите… э-э-э… ночью здесь… того… произошло что-то?

— Как же! как же… весьма скандальная история; обокрали одну даму. Представьте, у нее вырезали…

— Ну да, я знаю… Ну, а еще чего-нибудь… вроде там… э-э-э того… какие-нибудь змеи и прочее…

— Змеи?.. — удивились пассажиры и с недоумением переглянулись. — Вы, молодой человек, повидимому, очень сильно ушиблись… Вам следовало бы… поспать немного…

— Да, значит, этого не было… вы говорите… — с облегчением произнес студент и, с трудом приподнявшись, он робко заглянул под лавку, все еще боясь увидеть свой чемодан с прорезанным ворами отверстием.

Но чемодана вовсе не было: он был украден…

У приехавшего в Н-ск студента оказалось небольшое нервное расстройство, и он пролежал в постели две недели, во время которых тяжелый кошмар в вагоне представлялся ему с мучительной ясностью.

Несколько оправившись от болезни, он первый раз пошел на лекции, которые начались уже две недели тому назад. Затем, на другой день, захватив уцелевший небольшой чемодан, он отправился к профессору:

— Видите ли, профессор, по независящим от меня обстоятельствам я смог привезти вам лишь самое незначительное количество змей…

На лице профессора изобразилось приятное удивление.

— Вы привезли мне змей?.. Живых змей?.. А нуте-ка дайте взглянуть…

Студент открыл чемодан и развязал кожаный мешок, в котором слышалось сердитое шипение.

— Здесь двадцать штук. У меня было гораздо больше, но…

— Двадцать штук?!. — переспросил удивленный профессор. — Это очень хорошо… Представьте, я этого не ожидал… Никто не привез мне ни одной змеи. Вы один единственный человек… Спасибо, спасибо.

«Так вот оно что!», — подумал студент, до сих пор никак не могший об'яснить себе радости профессора, так как предполагал, что другие привезли сотни.

Получив свои 150 рублей, студент зашел пообедать, выпил кружку пива и отправился на лекцию.

«Жаль, крайне жаль, что украли большой чемодан, — думал он дорогой, — полтораста змей — это больше тысячи рублей…»

Но, вспомнив о происшествии в вагоне, он махнул рукой: «Ну, да чорт с ними. Во всяком случае, вору это будет на пользу: отучится воровать…»

Пятый лось.

В Квебеке, провинции Канады, среди девственных лесов, тянущихся вдоль рек св. Лаврентия и Оттава, водится еще много крупного зверя. Среди квебекских жителей славится своим метким глазом охотница Эдна Гетт, которая по своей охотничьей тренировке превосходит многих мужчин. На фотографии мы видим эту отважную охотницу с ее очередной добычей — пятым лосем, из убитых в течение одного года. Этому рекорду завидуют даже мужчины, охотники Квебека: никто из них не может похвастаться такой удачной добычей крупного зверя.

От приключения к приключению.

К 10-летию со дня смерти Джэка Лондона.

Краткая автобиография.

Десять лет назад, 22 ноября 1916 года, умер знаменитый американский писатель, в свое время сумевший необычайно быстро добиться огромной известности и популярности не только у себя на родине, но и во всем мире.

Хотя книги Джэка Лондона начали появляться в Америке с 1900 г., но известность его только к 1905–1906 г.г. перекочевала за океан, и лишь незадолго перед мировой войной началось всеобщее увлечение его произведениями.

Жизнь Джэка Лондона, богатая приключениями и переживаниями, сама по себе целая повесть. Мы приводим здесь его краткую автобиографию, написанную за несколько лет до смерти.

Родился я в Сан-Франциско в 1876 г. В пятнадцать лет я уже был мужчиной, и, если у меня бывало несколько лишних центов, я их тратил на пиво, а не на сладости, так как я считал, что покупать себе пиво более «мужественно». Теперь, когда мне больше тридцати, я ищу ту молодость, те мальчишеские годы, которых у меня никогда не было, и я теперь менее серьезен, чем был когда-либо прежде. И, кажется, я найду эту утраченную молодость.

Первое, что я начал в жизни сознательно воспринимать, — это ответственность и обязанности. Я не помню, чтобы когда-либо кто-нибудь учил меня читать и писать, — к пяти годам я уже читал и писал. Помнится, что первая школа, которую я посещал, была в Аламеде. Но это длилось недолго: родители увезли меня на ферму, где разводили скот, и уже с восьми лет я сделался настоящим ковбоем.

Вторая школа, которую я посещал и где я пытался кое-чему научиться, находилась в Сан-Мате и была довольно-таки нелепым заведением.

Все мы, ученики, помещались в одной комнате, и класс от класса отличались только тем, что были рассажены за отдельными партами.

Бывали дни, когда мы совсем не занимались, так как учитель наш очень часто напивался мертвецки-пьяным, и в таких случаях, обыкновенно, один из старших учеников колотил его немилосердно. Чтобы не оставаться в долгу и не нарушать равновесия, учитель тогда колотил нас, младших, и по этому можно себе представить, какая это была школа…

Никто из моих близких никогда не проявлял никаких литературных наклонностей или вкусов, если не считать, что мой прадед, родом из Уэльса, был окружным писарем…

В те времена единственной пищей для чтения служили мне дешевые романы, которые я брал у рабочих, и газеты, в которых прислуга упивалась приключениями бедных, но добродетельных продавщиц столичных магазинов.

Благодаря такому подбору литературы, естественно, взгляды мои на жизнь установились весьма условные, но, так как я рос очень одиноким, я читал все, что попадалось под руку. Я долго находился под впечатлением романа Уйда «Сигна», который я периодически перечитывал в течение двух лет. До зрелых лет я так и не узнал конца романа, так как в моем экземпляре не хватало последних глав, и я продолжал вместе с героем и подобно ему оставаться в неведении, как поступит с ним, в конце-концов, судьба.