Золотые Ворота - Алистер Маклин

— Оставь его в покое. Это его город и его мост. И та и другое ему очень дорого. Я сам виноват, — Брэнсон задумчиво посмотрел на Морисона. — Нет, пожалуй, лучше надень ему наручники, завернув руки за спину. Не то он в следующий раз мне голову оторвет.

Генерал Картленд встал и подошел к Брэнсону. Ван Эффен угрожающе поднял автомат, но генерал проигнорировал угрозу.

— Мы можем договорить? — обратился он к Брэнсону.

— Во всяком случае я готов вас выслушать. Уши мэр мне не повредил.

— Я советник президента и в то же время военный инженер, точнее, специалист по взрывам. Вы не сможете разрушить моет и прекрасно это знаете. Чтобы взорвать башни, потребуется вагон взрывчатки. У вас его нет.

— Ну, мне столько и не понадобится, — Питер указал на брезентовый сверток. — Если вы специалист, то поймете, что это такое.

Картленд посмотрел сначала на сверток, потом на Брэнсона и на сидевших на стульях людей, потом снова на сверток.

— Не могли бы вы сказать присутствующим, что я прав? Мне что-то больно говорить.

Генерал внимательно посмотрел на массивные башни, протянутые от них тросы.

— Вы провели эксперименты? — спросил он Брэнсона.

Тот кивнул.

— Видимо, они прошли успешно, иначе бы вас здесь не было.

Брэнсон снова кивнул.

Картленд неохотно повернулся к заложникам и журналистам.

— Я ошибся. Боюсь, что Брэнсон в самом деле в состоянии разрушить мост. Здесь, в брезентовом свертке, тринитротолуол или другая взрывчатка такой же мощности. Эти конусы называют «ульями», благодаря своей вогнутой поверхности они концентрируют до восьмидесяти процентов энергии взрыва в нужном направлении. Насколько я понимаю, идея заключается в том, чтобы прикрепить эти длинные свертки с взрывчаткой к тросу на вершине башни, — он снова посмотрел на Брэнсона. — Как я понимаю, у вас их четыре, — сказал генерал, посмотрев на Брэнсона.

Питер кивнул.

Картленд повернулся к присутствующим.

— Боюсь, что эта затея удастся.

Наступило молчание. По вполне понятным причинам Брэнсон не очень стремился говорить, остальным сказать было нечего. В конце концов молчание нарушил генерал.

— Почему вы думаете, что все четыре заряда сработают одновременно?

— Все просто. Взрыв инициируется по радио. В детонаторе с гремучей ртутью пережигается проводок — взрывается детонатор, взрывается и сам «улей». Остальное детонирует уже от них.

— Полагаю, это все ваши требования на сегодня? — тяжело вздохнув, спросил Квори.

— Не совсем, — Брэнсон, извиняясь, развел руками. — Остался совсем пустяк.

— Хотел бы я знать, что вы считаете пустяком.

— Четверть миллиона долларов.

— Поразительно! По вашим меркам, это просто гроши! А за что, позвольте узнать?

— Компенсация моих расходов.

— Ваших расходов? — Квори дважды глубоко вздохнул. — Да вы самый большой грабитель всех времен и народов!

— Можете не усердствовать, я привык к тому, что меня оскорбляют, — пожал плечами Брэнсон. — Меня не так легко обидеть, к тому же я умею стойко переносить превратности судьбы. Итак, вернемся к вопросу о платеже. Вы ведь собираетесь платить, не так ли?

Никто не сказал ни да, ни нет.

— По поводу перевода денег нужно будет договариваться с моим другом из Нью-Йорка. У него есть друзья в некоторых европейских банках, — Брэнсон посмотрел на часы. — В Европе сейчас за полдень, а все приличные европейские банки закрываются ровно в шесть. Поэтому буду признателен, если вы сообщите мне о своем решении к семи утра.

— О каком решении? — осторожно спросил Квори.

— По поводу упомянутых мною сумм и о том, в какой форме будет произведена выплата. В сущности форма для меня не важна. Главное — чтобы деньги были переведены в один из зарубежных банков. Думаю, с этим проблем не будет. Вы, как никто другой, знаете, что для этого необходимо сделать, ведь вам приходится финансировать заморскую деятельность ЦРУ, не спрашивая совета у наших налогоплательщиков. Для казначейства Соединенных Штатов это пустяковая задача. Если выплата будет произведена в конвертируемой валюте, то мне безразлично, как этот перевод будет осуществлен. Как только мой нью-йоркский друг сообщит мне, что деньги поступили, а это должно произойти не позже чем через сутки, мы с вами попрощаемся. Заложники, разумеется, отправятся с нами.

— Куда вы нас увезете? — осведомился Картленд.

— Лично вас — никуда. Вы, вероятно, представляете огромную ценность для вооруженных сил, но не для меня. Для меня вы — нуль. И хотя вы единственный человек, который способен причинить мне кучу хлопот, потому, что готовы действовать, для меня советник президента — мелкая сошка, мне нужны заложники поважнее. Например, президент и трое оставшихся его друзей. У меня в Карибском море есть друг, президент одного островного государства, которое никогда не имело и не будет иметь с Соединенными Штатами договора о выдаче преступников. Он охотно примет нас и обеспечит стол и кров, если, конечно, получит по миллиону долларов за ночь.

Все молчали. На фоне тех сумм, о которых совсем недавно шла речь, это была еще божеская плата.

— Я не упомянул еще об одном, — снова заговорил Брэнсон. — Начиная с полудня завтрашнего дня вступят в действие штрафные санкции за задержку. Каждый день задержки будет означать серьезное увеличение выплат. Сумма начнет стремительно возрастать: с каждым часом просрочки — на два миллиона долларов.

— Судя по всему, вы цените свое время, мистер Брэнсон, — заметил Квори.

— Если я его не буду ценить, то кто вообще это сделает? Еще вопросы есть?

— Да, — подал голос Картленд. — Как вы собираетесь добираться до вашего карибского рая?

— Самолетом, как же еще? Отсюда до международного аэропорта десять минут на вертолете. Там мы погрузимся в самолет.

— Вы уже все организовали? Самолет уже ждет?

— Будет ждать.

— Какой самолет?

— Президентский.

При этих словах Питера даже Картера покинула привычная сдержанность.

— Вы хотите сказать, что собираетесь похитить президентский «боинг»?

— Побойтесь Бога, генерал! Вы же не думаете, что президент отправится в путь на стареньком «Дугласе»? Вполне естественно использовать президентский самолет — люди такого ранга привыкли путешествовать с комфортом. В пути покажем новые фильмы. Путешествие будет коротким, но мы постараемся, чтобы всем было удобно. Позже мы привезем из Штатов еще несколько новинок Голливуда.

— Вы сказали «мы»?

— Я и мои друзья. Наш долг — вернуть президента и его гостей в целости и сохранности. Не знаю, как они вообще могут жить в этом кошмарном Белом Доме, ну да это к делу не относится.

— Если я вас правильно понял, вы собираетесь снова вернуться в Соединенные Штаты? — осторожно поинтересовался Мильтон.

— Это моя родина. Почему бы нет? Вы меня разочаровали, Мильтон!

— Я вас разочаровал?

— Да. Мне казалось, что не только Верховный Суд и генеральный прокурор, но и госсекретарь знает законы и конституцию страны не хуже обычных граждан.

Наступила тишина. Брэнсон огляделся. Никто не выразил желания высказаться, и он снова обратился к госсекретарю.

— Разве вы не знаете, что по нашим законам человека нельзя осудить, если он уже получил прощение от государства?

Присутствующие не сразу поняли, что имеет в виду Брэнсон.

Именно в этот момент президент потерял вдвое больше голосов потенциальных избирателей, чем приобрел ранее, утверждая, что пожертвует собой ради Америки. Политики вообще люди искушенные и довольно толстокожие, но до сих пор президенту не доводилось сталкиваться с таким маккиа-велиевским подходом. У себя дома, в кругу семьи, президент может себе позволить крепкое выражение, но только не в своих обращениях к избирателям. Однако сейчас его вряд ли можно было за это винить. Президент напрочь забыл о том, что за ним наблюдают миллионы сограждан и воззвал к Небу, требуя справедливости. Он стоял, подняв голову и воздев руки. Лицо его стало багровым.

— Вам мало полумиллиарда долларов! Вы хотите получить еще и полное прощение!

Президент перевел взгляд с безоблачного неба на Брэнсона и обрушил на него всю мощь своей ярости, но гром небесный не поразил вымогателя.

— У вас приготовлены сердечные средства? — тихо спросил Брэнсон у врача.

— Прекратите издеваться над президентом! — отрубил медик.

— Вы негодяй! — продолжал клеймить Брэнсона президент. — Если думаете...

Картленд коснулся руки президента и прошептал:

— Не забывайте, на вас смотрят телезрители!

Президент оборвал себя на полуслове. Он опомнился и в ужасе закрыл глаза. Потом снова открыл их, покосился на камеру и заговорил уже гораздо спокойнее.

— Я как лицо, избранное американским народом, не поддамся на шантаж. Американский народ на это не пойдет. Демократия на это не пойдет. Мы будем сражаться с подобным злом...