Собрание сочинений в 12 т. Т. 3 - Верн Жюль Габриэль

Отъезд назначили на 14 октября. Когда речь зашла о том, кому из матросов отправиться с экспедицией, то все предложили свои услуги; Гленарвану оставалось только выбирать, и он, не желая никого из этих славных малых обидеть, решил бросить жребий. Так и сделали. Жребий выпал помощнику капитана Тому Остину, крепышу Вильсону и Мюльреди, который мог бы состязаться в боксе с самим Томом Сайерсом.

Гленарван проявил исключительную энергию в приготовлениях к отъезду. Он во что бы то ни стало хотел отправиться в назначенный срок и добился этого. Не менее энергично действовал и Джон Манглс. Он запасся углем и был готов выйти снова в море. Джон полагал прибыть к аргентинскому побережью раньше сухопутных путешественников. Отсюда возникло между Гленарваном и молодым капитаном настоящее соревнование, послужившее на пользу общему делу.

14 октября в назначенный час все были готовы. Перед отплытием все собрались в кают-компании. «Дункан» снимался с якоря, и лопасти винта уже пенили прозрачные воды бухты Талькауано. Гленарван, Паганель, Мак-Наббс, Роберт Грант, Том Остин, Вильсон и Мюльреди, вооруженные карабинами и револьверами Кольта, готовились покинуть яхту. Проводники и мулы уже ждали их у конца бревенчатого мола.

- Пора, - вымолвил, наконец, Гленарван.

- Отправляйтесь, мой друг, - стараясь сдержать волнение, ответила Элен.

Гленарван прижал ее к груди. Роберт бросился на шею сестре.

- А теперь, дорогие друзья, - воскликнул Паганель, - крепко пожмем на прощанье друг другу руки и сохраним тепло этого пожатия до встречи на берегах Атлантического океана!

Паганель хотел, пожалуй, невозможного. Однако, прощаясь, некоторые обнимались столь горячо, что пожелание почтенного ученого могло и осуществиться.

Все поднялись на палубу, и семь членов экспедиции покинули «Дункан». Вскоре они высадились у набережной. Маневрировавшая в это время яхта подошла к ним ближе чем на полкабельтова [21].

- Друзья, да поможет вам бог! - крикнула в последний раз Элен с юта.

- И он поможет, - ответил Жак Паганель, - ибо, поверьте, мы и сами будем друг другу помогать.

- Вперед! - скомандовал Джон Манглс механику.

- В путь! - как бы перекликаясь с капитаном, крикнул Гленарван.

И в ту секунду, когда всадники понеслись во весь дух по прибрежной дороге, на яхте заработал винт и она на всех парах поплыла в океан.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Переход через Чили

Гленарван включил в состав экспедиции четырех проводников-туземцев: трех мужчин и одного мальчика. Погонщик мулов был англичанин, проживший в этой стране более двадцати лет. Он отдавал своих мулов в наем путешественникам и сам нанимался к ним проводником через многочисленные перевалы Кордильер.

Перевалив горы, он передавал путешественников «бакеано» - аргентинскому проводнику, хорошо знавшему все дороги в пампе. Англичанин, несмотря на то, что жил среди индейцев и мулатов много лет, не забыл родной язык и свободно объяснялся с путешественниками. Это облегчало положение Гленарвана, который легко мог отдавать всякого рода распоряжения, ибо испанского языка Жака Паганеля, несмотря на все его старания, пока никто не понимал.

При погонщике мулов («катапасе» на чилийском наречии) состояло два подручных туземца-пеона и двенадцатилетний мальчуган. Пеоны погоняли мулов, нагруженных багажом экспедиции, а мальчик вел «мадрину» - малорослую кобылицу, которая, увешанная бубенчиками и колокольчиком, шла впереди, увлекая за собой десять мулов. На семи ехали путешественники, а на восьмом - катапас. Остальные два мула были нагружены съестными припасами и несколькими кусками материи, предназначенной завоевать благосклонность касиков [22] пампы. Пеоны обычно шли пешком. Этот переход через Южную Америку, казалось, должен был совершиться в наилучших условиях как в смысле быстроты, так и в смысле безопасности.

Перевалить через Андский хребет не так-то легко. Предпринять подобное путешествие можно только, имея в своем распоряжении выносливых мулов, из которых лучшие вывезены из Аргентины. У этих превосходных животных выработались свойства, какими их порода первоначально не обладала. Они неприхотливы к пище. Они пьют один раз в день, легко проходят сорок километров за восемь часов и покорно несут груз в четырнадцать арробов [23].

На протяжении всего пути от океана до океана нет ни одного постоялого двора. Путешественники питаются сушеным мясом, рисом, приправленным перцем, и дичью, если удается подстрелить по пути. В горах пьют воду горных потоков, в равнине - воду ручьев, прибавляя несколько капель рома, хранящегося у каждого путешественника в бычьем роге - «шифле». Впрочем, в тех горных краях следует воздерживаться от употребления спиртных напитков, ибо там нервная система у человека и без того находится в очень возбужденном состоянии. Что касается постельных принадлежностей, то они заключаются в местном седле - «рекадо». Эго рекадо сделано из «пелионов» - бараньих шкур, дубленых с одной стороны и покрытых шерстью с другой, и укрепляется на муле широкими, богато вышитыми подпругами. Путешественник, завернувшийся ночью в эти теплые пелионы, может спокойно спать, не опасаясь никакой сырости.

Гленарван, будучи опытным путешественником и человеком, который умеет приноравливаться к местным обычаям, приобрел для себя и для своих спутников чилийские одежды. Паганель и Роберт, два ребенка - один побольше, другой поменьше, - пришли в восторг, когда просунули головы в чилийские пончо - широкий плащ с отверстием посредине, на ноги они натянули сапоги, сделанные из кожи задних ног жеребенка. Богато оседланные мулы, которых взнуздали арабскими мундштуками, их длинные кожаные переплетенные поводья, служившие одновременно бичом, идущая впереди кобылица, убранная металлическими украшениями, и двойные холщовые, ярких красок, мешки, «альфорхасы», с запасом съестных припасов, - как пышно все это выглядело! Пока рассеянный Паганель садился на разубранного мула, тот чуть-чуть не лягнул его. Усевшись, наконец, в седло, с неразлучной подзорной трубой через плечо, укрепившись ногами в стременах, он всецело положился на опытность мула, и ему не пришлось в этом раскаяться. Что касается Роберта, то тот сразу же проявил себя великолепным всадником.

Двинулись в путь. Погода стояла чудесная. Небо было безоблачно, с моря дул свежий ветер, смягчая зной. Маленький отряд быстро продвигался по извилистым берегам бухты Талькауано, стремясь выйти, в тридцати милях к югу, на тридцать седьмую параллель. Весь день ехали быстро, пробираясь сквозь камыши пересохших болот; ехали почти молча: слишком живы были в памяти минуты расставания с оставшимися на яхте. Еще виднелся дым «Дункана», исчезавшего за горизонтом. Говорил лишь Паганель: прилежный географ задавал сам себе вопросы по-испански и сам же отвечал на том же языке.

Главный проводник - катапас - оказался довольно молчаливым; его профессия не располагала к болтовне. Он «почти не говорил со своими пеонами, - впрочем, те прекрасно знали свое дело. Если какой-нибудь из мулов останавливался, то они подгоняли его гортанным окриком, если окрик не помогал, то метко брошенный камень преодолевал упрямство животного. Если вдруг ослабевала подпруга или сваливалась уздечка, то пеон сбрасывал с себя плащ, покрывал им голову мула, все налаживал, и животное снова продолжало путь.

Погонщики мулов обычно начинают дневной переход тотчас же после завтрака, в восемь часов утра, и делают привал на ночлег в четыре часа пополудни. Гленарван следовал этому обычаю. И вот, когда катапас подал сигнал остановиться, путешественники, ехавшие у пенистых волн океана, приближались как раз к городу Арауко, расположенному в самой южной части бухты. Отсюда до бухты Карнеро, где начинается тридцать седьмая параллель, надо было проехать к западу еще миль двадцать. Поскольку вся эта часть побережья уже была обследована посланными Гленарвана и следов кораблекрушения нигде не было обнаружено, то повторные обследования были бы излишними, и решено было, что город Арауко явится отправным пунктом экспедиции. Отсюда, никуда не отклоняясь, следовало держать путь прямо на восток.