Живу, пока люблю - Татьяна Львовна Успенская-Ошанина

— Что вы знаете об этих Пещерах?

— То, что они с Павелецкой дороги, — усмехнулся Илька. — Что название их Сьяновские, что они опасные…

— Небогато. Эти пещеры — бывшие каменоломни. Там брали белый камень. Можно сказать, это белокаменные пещеры. Через них протекает Пахра. Дно заросло, речка поменяла русло за восемьсот лет. В этих пещерах мы когда-то, ещё в школе учились, проводили много времени. И погиб у нас там не один человек. Ползёшь, ползёшь, а чуть сдвинешься в сторону или сделаешь резкое движение, привет — обваливаются породы. Однажды завалило вход, а мы внутри — несколько десятков человек. С реки же несёт песок. Метров тридцать песка навалило. Целые сутки прокапывали лаз. Двое погибли.

— Пойду, отец, — говорит Илька.

Отец ничего больше не добавляет, начинает чертить наиболее удобный маршрут, рассказывает, какие инструменты брать с собой и что делать, если начнётся обвал.

Снова Евгений звонит в её дверь. Не переступая порога, говорит:

— Ещё был страшный случай. Озеро — красивое, широкое, глубокое, а вокруг него километров пятьдесят — болота. У нас с Сашей Виленкиным была задача: найти через них тропу к озеру. Ну, идём, идём и, конечно, попали в самую трясину. Начали медленно опускаться. Шевельнуться боимся — истуканы! Шансов выбраться — ноль. Но Сашка, хоть много легче меня, почему-то затягивается быстрее. Тогда я рванул его на себя. Сашку вытянул, а сам ушёл с головой, только рука торчит вверх. В последний момент, пока я не захлебнулся, Сашка успел наклонить дерево прямо мне в руку, деревом и вытащил меня наверх. Смертельный идиотский трюк. Должны были погибнуть оба.

Елена передёрнула плечами:

— Не возьмёшь с собой, пойду одна.

Он знал: с неё станется, пойдёт!

С этого дня она ходила с ними в походы. Лекарство от Тараса.

4

Тарас и Зоя вернулись в конце августа, оба загорелые, возбуждённые.

И началась привычная жизнь — в колее. С Зоей — ни слова о Тарасе, после занятий общие обеды и подготовка к семинарам, в субботы, воскресенья и праздники — походы, лыжные и пешие. Так продолжалось до начала мая.

Весна случилась ранняя. Снег быстро растаял, температура поднялась до пяти тепла, а днём в воскресенье дошла до пятнадцати.

Телефон зазвонил в шесть часов утра понедельника.

— Тарас погиб. — Странная фраза, странно-спокойный голос Зои.

Ещё продолжается сон?

Но Елена стоит в коридоре, и в руке её прохладная телефонная трубка.

— Я сейчас приду.

Зоя была одета, как на праздник, как готовая идти на свидание, в яркое вишнёвое платье. Волосы распущены, осыпают плечи лёгкими тёмными прядями. И только сейчас Елена заметила выпирающий живот.

— Ты что? — спросила Елена.

— Его ребёнок.

— Вы женаты?

— Тридцатого мая у нас свадьба.

«Что случилось с Тарасом?» — хочет спросить Елена и не может, пусть хоть ещё минуту проживёт надежда.

— Их потащило на Московское море первого мая. Их четверо, из наших — Тарас и Пётр. Ветер перевернул яхту, они вцепились в борт и шесть часов провели в ледяной воде, — говорит Зоя индифферентным голосом. — Их прибило к острову. В себя пришёл только Пётр, трое уже умерли. Переохлаждение. Может быть, и был ещё шанс в тот час спасти их. Если бы пришла помощь. Но Пётр не сразу очнулся окончательно, не сразу вытащил всех на берег, не сразу разжёг костёр и не сразу смог привлечь к себе внимание — люди равнодушно проплывали вдалеке на яхтах и лодках. И уж совсем не мог растирать ребят, сам был без сил, да и не знал, как можно оживить их.

Зоя рапортовала. Без эмоций.

Она не сказала: «Я знаю, ты любишь Тараса». Она сказала:

— Пойдём к нему.

Одноклассники, родители, учителя. Приятели из прошлой, до их Второй, школы.

Застывшее, без выражения, лицо Тараса.

Застывшее, без выражения, пепельное лицо Петра.

Елена тоже застыла, одним куском, глухая и слепая.

Экзамены, обеды у Зои, провалы в черноту сна, снова экзамены.

Приходил к ним Пётр. Пил пустой чай, молчал. Нет-нет да взглянет на Зоин живот.

Он и всегда был молчуном, а теперь и вовсе без «Здрасьте» входил, без «до свидания» уходил.

Приходил к ним с Зоей Евгений, звал в походы, она вроде кивала ему и никуда не шла.

Приходил Тимка, растирал ей руки и ноги, каменную спину, приносил самодельный пирог.

Иногда она дотрагивалась до Зоиного живота, странно заворожённая его жизнью — живот увеличивался, и порой ребёнок уже толкался в их с Зоей руки.

«Ты кто? — спрашивала его Елена. — Ты похож на Тараса?»

Однажды пришли к ним вечером родители Тараса, принесли альбом с фотографиями. Они пили чай и смотрели на Зою. Говорили Зоины родители о погоде, о том, что прочитали в последних журналах, о своей лаборатории — они, как и Еленины родители, работали вместе в одном из научно-исследовательских институтов.

В долгой паузе повис вопрос матери Тараса:

— Ты когда рожаешь?

— В октябре.

Мать Тараса положила перед Зоей альбом:

— Выбери фотографии, какие тебе понравятся.

Зоя выставила ладони — защитой:

— После родов, не сейчас, если можно.

Капала из крана, как с клюва, вода, кипел чайник, в окно стучала ветка липы.

Девочка родилась в начале октября. Она улыбалась Тарасовой улыбкой, и Елена фактически совсем переехала к Зое. По очереди спали, по очереди пеленали. Зоина мать ушла с работы — сидеть с внучкой, но Елена всё равно свободное от университета время проводила с Зоей и Алёнкой.

Приходили родители Тараса, приносили одежду, деньги.

Приходил Пётр, приносил игрушки, фрукты.

Полусон, полубодрствование, пока однажды не появился в их с Зоей комнате Евгений.

Зоя стирала в ванной, Евгений постоял над ребёнком, покачал игрушками, которые тут же зазвенели, и вдруг, резко повернувшись к Елене, закричал шёпотом:

— Ты собираешься жить свою жизнь или так и замуруешь себя тут? Вот билеты на Таганку. Забирай свои вещи, идём домой переодеваться, в театр нельзя опоздать. И Тимка просил привести тебя. Он, между прочим, тоже в тебе нуждается, ребёнок ещё.

Словно лопнула стеклянная клетка, зазвенела осколками. Елена оглядела комнату, подошла к Алёнке, сосущей палец, постояла и, ни слова не сказав Евгению, отправилась в ванную к Зое.

Через минуту они шли по снежной декабрьской улице.

— Скоро Новый год, предлагаю отпраздновать его в лесу, — сказал Евгений.

Снова переломилась жизнь.

Стали ходить вдвоём на лыжах каждое воскресенье. Ночевали в избе у бабы Клавди, по очереди играли на гитаре, пели. Баба Клавдя слушала, подперев щёку, смотрела на