Курако - И Адександров

Новый этап жизни Курако начался на Мариупольском заводе.

О второй своей встрече с Курако на этом заводе так вспоминает профессор Рубин: «В 1900 году мне пришлось поехать по делам на Мариупольский завод, — тот самый, который выстроил у нас известный американский конструктор доменных печей Кеннеди. Там совершенно неожиданно я опять встретил Курако. Не успели мы поздороваться, как он повлек меня к доменной печи: «Посмотрите, какое замечательное здесь фурменное устройство». Там были фурмы американского типа, очень легкие, простые и удобные. Перед этим я находился пятнадцать месяцев в заграничной командировке, осматривал металлургические заводы в разных странах Европы. Устройств такого типа я не встречал. Мне они понравились, и я высказал это Курако. Он пришел в восторг, чуть ли не бросился меня обнимать, — так приятно ему было, что я оценил американские устройства. За протекшие с нашей первой встречи четыре года Курако необычайно вырос в теоретическом отношении. Я удивился, как в такой короткий срок он мог ознакомиться с литературой, в большинстве иностранной, изучить английский язык (французский он знал раньше), усвоить новейшие американские доменные методы. Он показал мне наброски своих чертежей — то, что он самостоятельно проектировал для будущего».

ЗНАКОМСТВО С АМЕРИКАНЦАМИ

Однажды жители Мариуполя, южного приморского города, увидели на горизонте большой пароход. Оказавшись на виду города, пароход, шедший под американским флагом, круто повернул и направился к порту. В этом не было ничего особенного: в порт заходили русские и иностранные суда. Они привозили хлопок, апельсины, железные изделия и оставляли солнечные берега с грузом пшеницы, льняного семени и невыделанных кож. Странным лишь казалось, что американский пароход из-за океана привез кирпичи.

Их выгружали вместе с трубами, балками, металлическими плитами. У парохода деловито отдавал распоряжения плотный человек, которого называли «мистер Кеннеди». Из привезенных материалов, спустя несколько дней, стали возводить тут же, невдалеке, рабочие бараки и башнеобразные сооружения. Скоро у моря вырос большой чугуноплавильный завод.

В 1898 году в Мариуполь приехал Михаил Курако. Непоседливого доменщика толкала с места на место жажда новых впечатлений, опыта и знаний. Сюда его привлекло желание познакомиться с техникой, которую, слышал он, насаждают здесь американцы.

Путь его из Криворожья лежал через сердце Донецкого бассейна, уже становившегося «всероссийской кочегаркой». Горами угля были завалены железнодорожные станции; на север, на запад, на юг тянулись длинные составы, груженные углем. Курако воочию увидел сказочное угольное Эльдорадо — источник неиссякаемой энергии и богатств.

Курако узнал Донецкий бассейн в последние, предкризисные годы XIX века, в момент его особенно высокого расцвета. Его рудники давали уже около 10 миллионов тонн угля в год — больше половины добычи угля во всей стране. Металлургические заводы южного района выплавляли около половины всего чугуна. Широкой индустриальной панорамой — бесконечными надшахтными вышками, трубами, домнами, коксовальными печами, эстакадами — был очарован Курако, совершая маршрут свой к побережью Азовского моря. «Вот она, — думал Курако, — новая промышленная Россия! Страна необычайных богатств, закабаленная иностранным капиталом».

Он увидел и то, что, как тень, сопутствовало широкому капиталистическому развитию страны. В открытой, голой степи беспорядочно лепились землянки, убогие жилища из глины и соломы — зародыши будущих Собачеевок и Нахаловок, предместий промышленных городов. Он видел вереницы отходников, шагавших по шпалам, по трактам. Из северных губерний шли они на заработки в богатый угольно-рудный край. Молва далеко разносила: заводским мальчикам платят по тридцать пять копеек, чернорабочие получают по шести гривен, а катали зарабатывают даже по рублю в день. Местной рабочей силы заводам и рудникам не хватало. Тысячами поглощали они выходцев из далеких деревень...

Американский завод...

С первых же дней пребывания в Мариуполе Курако почувствовал, что попал в новую обстановку. Своеобразие ее создавали и уклад производственной жизни, и люди, отличавшиеся необыкновенной деловитостью, и техника, которой Курако до этого нигде не видел.

Он любовно разглядывал домну, выстроенную по американскому образцу. С ее размерами нельзя было сравнить ни гданцевские, ни екатеринославские печи. По наклонному мосту к ее колошнику механически передвигались вагонетки с материалами. Там они опоражнивались без участия человеческих рук. На колошнике не было людей. За них все делал автоматический загрузочный аппарат.

Очередные порции плавильных материалов подвозятся в железных тачках к особым камерам. Камеры, выемки в земле, — у самого подножья наклонных мостов. В камере установлена подвижная каретка, в нее ссыпается шихта. На двух канатах каретка несется с большой скоростью по наклонному мосту на колошник. Там ее ждет опрокидыватель. Он сгружает поступившие материалы в воронку, затем распределительные доски сбрасывают шихту на конусообразный механизм и оттуда в шахту печи. Всеми этими движениями, всеми механизмами на колошнике руководит один человек, находящийся в будке. Он поворачивает рукоятки, регулируя подъемы кареток и краны распределительных досок.

Внимание Курако привлекли американские фурменные устройства. Печь имела двенадцать фурм. Сделанные из бронзы, они отличались простотой и легкостью. Свое восхищение ими Курако выразил мастеру Гофрену, знакомившему его с заводом.

— Заметьте, мистер Курако, — говорил Гофрен по-французски (английский язык Курако изучил позже), — заметьте: на других русских домнах только две или четыре, самое большее, восемь фурм. А у нас двенадцать. И мы не боимся прорыва чугуна. Наша фурма весит полтора пуда. Сменить ее можно в десять минут. Вот преимущество американской конструкции перед французской и немецкой.

Курако утвердительно кивал головой. Еще свежи были воспоминания о домнах в Криворожье и Приднепровье, где часами приходилось выковыривать многопудовую фурму.

Не мог Курако не выразить своего удовлетворения и горном мариупольской домны. Глубокий горн был закован в крепкую броню. И вся печь была забронирована доверху.

— А пушка ваша совсем замечательна, мистер Гофрен.

Курако представилась картина, столь знакомая по Брянскому и Гданцевскому заводам. С десяток человек, взявшись за длинный прут с насаженной на него пробкой из глины, под унылый согласованный крик, совершают ритмические движения, чтобы забить чугунную летку. Тут, на Мариупольском заводе, у горна за людей работала машина. Летку пробивал пневматический молот. Механическое устройство, напоминавшее пушку по внешнему виду и по своему действию, с недоступной человеческим рукам силой вгоняло в отверстие комья глины. Это полностью обеспечивало от прорыва самый слабый пункт печи.