Гей, на Запад! - Джим Гаррисон

— Je suis ici, — прощебетала Сандрина, нажав кнопку звонка на воротах. — Je suis la.[19]

В ответ раздался мелодичный баритон: «Славно», и ворота, большие, как в кинофильмах о тюрьме, стали открываться. Б. П. и Лон Мартен сползли на пол и скрылись из виду. Сандрина шлепнула Лона Мартена, приподнявшего ее подол, чтобы посмотреть. Б. П. невольно ощутил некоторое самодовольство оттого, что близко знаком с закрытым районом Сандрины, несмотря даже на неотступно стоявший теперь перед глазами образ Винсента Прайса. Когда она остановила машину, он схватил подменную шкуру, женственную на ощупь, хотя и сухую. Сандрина вылезла, он услышал ее хрипловатый смех, потом она что-то еще сказала по-французски, и раздался бодрый смех мужчины, чем-то напомнивший телеведущего из Эсканобы в тот вечер, когда какой-то турист захотел смотреть новости в таверне Фрэнка. Б. П. не удержался и украдкой выглянул из окна. Мужчина был в коротеньком желтом халате и действительно похож на грушу с губной помадой, как описала его Шарон.

Б. П. восхитился быстротой его действий — юбка Сандрины уже была поднята выше талии. Он ощутил радостную дрожь: когда пара поднялась по широким дворцовым ступеням, Сандрина сумела оставить дверь приоткрытой. Сквозь воркотню невыключенного мотора должен был донестись ее крик «Бабки!», если ей удастся вывести Ллойда через боковую дверь в розовый сад или увести в спальню — куда угодно на безопасное расстояние от медвежьей шкуры, в том случае, конечно, если Сандрине повезет ее увидеть. В ярком свете ртутного фонаря у них над головой Лон Мартен выглядел несколько обалделым. Потом Б. П. услышал звонкий крик «Бабки!» и вылез из машины, держа в руке коричную шкуру с голубыми глазами. Подойдя к лестнице, он обернулся и увидел, что Лон Мартен следует за ним как зомби. Б. П. схватил его, отнес обратно, закинул в машину и обмотал ему шею ремнем безопасности. Он должен сделать это сам.

Получилось все легче легкого, хотя поначалу его отвлекло великолепие дома, и он подумал, что в таком месте должен обитать царь мира. Он постарался бесшумно пробежать на цыпочках, но это не получилось; зато шкуру обнаружил быстро — как и следовало ожидать, на полу кабинета, увешанного сотнями фотографий и свидетельств хозяйского величия. Б. П. быстро сложил свою шкуру и засунул в черный мешок для мусора, предусмотрительно положенный в задний карман зеленых швейцарских брюк. Затем аккуратно разложил эрзац-шкуру и, окинув взглядом строй «Оскаров» на каминной полке, подумал, что они, возможно, из чистого золота. Был один опасный момент, когда он услышал женский голос с мексиканским акцентом: «Мистер Ллойд, это вы?» — но к тому времени Б. П. был уже в холле перед входной дверью, и тут же сам Ллойд громко простонал в саду: «Мама, мама, получилось». Б. П., сбегавший по ступенькам, на долю секунды замер. Он вспомнил, как однажды ночью в Мьюнисинге, энергично занимаясь с женой настоящего адвоката, он вдруг хлопнул себя по заду и закричал: «Скачи, ковбой!» — и она сердито дернула его за ухо.

Лон Мартен, сидя, спал мертвецким сном; Б. П. повалил его, лег сверху, потом спихнул его вниз, на пол перед пассажирским сиденьем. Услышав мелодичные «au revoir» Сандрины и Ллойда, он не решился на этот раз выглянуть. Его нервировал стук собственного сердца, и он боялся, что Лон Мартен опять завопит «ух!», как индейцы в кинофильмах. Он пошарил по его лицу и твердо наступил ему на рот. А через минуту Сандрина была уже в машине, мотор взревел, и он порывисто прижался лицом к ее коленям и от души поцеловал. Ее пальцы выбивали ритмичную дробь на его затылке, пока он поднимал ей юбку. Она запела короткую французскую песенку, и было что-то трогательное в том, что он не понимает слов.

Единственной причиной вернуться в мотель был полный ящик дорогой воды и еще несколько бутылок. Б. П. раздумывал, направиться ему в аэропорт или на автобусную станцию, но четыре, как минимум, дня в автобусе увеличивали вероятность того, что у него похитят трофей. Денег на самолет как будто бы хватало, по крайней мере на часть пути, но конкретно сумму он себе не представлял. Он спросил Сандрину, не одолжит ли она, если не хватит на билет, и ее «нет» было решительным.

— Я трудился над тобой всю дорогу от Беверли-Хиллз до Санта-Моники, а ты не заплатила ни цента. — Он был удручен.

— Вот тебе доллар, который ты мне подсунул под дверь, дубина. — Она улыбнулась.

В Санта-Монике они завернули в гимнастический зал Сандрины — она внесла плату из заработанных у Ллойда. Лон Мартен отошел, чтобы купить чашку кофе за пять долларов, и Б. П. подумал, не занять ли у него фальшивых, но это было рискованно. Б. П. никогда не летал — только раз на маленькой «сессне» с лесопромышленником, осматривавшим территорию, и удовольствия получил мало, если не считать того, что видел с воздуха дно озер и рек. Теперь он стоял перед открытым фасадом гимнастического зала и удивлялся. Громко играла рок-музыка, и шеренги упражнявшихся женщин повторяли движения гладкой черной инструкторши. Б. П. осмотрел тела и прикинул, что ни одна из пятнадцати женщин не нуждалась в гимнастике, — и вот в одиннадцатом часу вечера они дергаются и вертятся до седьмого пота. Будет ли конец чудесам в этом городе? Он опять заметил, что прохожие на улице совершенно не замечают его в зеленой швейцарской форме. В мотеле было искушение забрать и воду, и пижонский голливудский наряд, но куда выйти в нем дома?

Когда Лон Мартен вернулся со своим литром кофе, вид у него был перевозбужденный. Б. П. давно удивлялся тому, как все, что бы ни взял этот человек в рот, немедленно оказывает на него действие. Сейчас Лон Мартен раздобыл в кофейне еще и метедрина[20] и был обижен, что спутники от него отказались. Всю дорогу до аэропорта шли споры вокруг идеи Лона Мартена толкнуть дорогую машину в Тихуане и на вырученные деньги улететь вдвоем с Сандриной на остров в южных морях.

— Я должна жить в этом городе, — тоном праведницы произнесла Сандрина.

— Я мог бы снять тебя в документальном фильме, который буду делать для Национального фонда искусств о танцах шайеннов, — предложил Лон Мартен.

— А какая роль? — В тоне Сандрины послышалась нотка заинтересованности.

— Ты будешь миногой в парике, которая высасывает у мужчин душу через конец. — Лон Мартен захохотал.

— Кончай эту ерунду. Дама нам помогла.

Б. П. крепко взял Лона Мартена за загривок.

По телефону из машины Сандрина выяснила, что есть полуночный рейс компании «Норт-Уэст» до Миннеаполиса. Б. П. это не слишком вдохновило, но, с другой стороны, он чувствовал, что судьба начинает проявлять к нему благосклонность. Выйдя, он подошел к водительской двери и на прощание поцеловал Сандрину.

— До свидания, дорогой. Ты прелесть. Приезжай ко мне еще, — сказала она.

Приятно было, что они расстаются на такой высокой ноте.

В ожидании посадки Б. П. мысленно перебирал свои авиационные затруднения. Привлекательная женщина в билетной кассе была вместе с тем такая бодрая и чудная, что тоже, наверное, хотела пробиться в шоу-бизнес. Был День поминовения, и свободные места остались только в первом классе — на это ушли бы почти все его деньги, около девятисот долларов, включая те, что любезно сунул ему в карман Боб Дулат. И на местный рейс до Маркетта уже не останется. Или можно было рискнуть и ждать «отказа» в туристском классе, что позволило бы ему улететь и в семь утра. Что-то противное было в слове «отказ», и он выложил весь свой помятый капитал, за вычетом одиннадцати долларов, понадеявшись на сон Делмора, где тот забирает Б. П., с его «жуткой» прической, в Миннеаполисе. Ясно было, что надо попытаться исполнить сон ментора.

Неприятность похуже случилась на контроле, когда на экране монитора появилась голова медведя и черная контролерша в складненькой обтягивающей форме взвизгнула: «Что это?» Два агента отвели Б. П. в сторону, и встал вопрос о том, есть ли у него надлежащие документы на медвежью шкуру, как требует Служба рыбного и охотничьего хозяйства США. Это был настоящий тупик, но, к счастью, заступала другая смена, агентам не хотелось задерживаться, и Б. П. воспользовался легендой, придуманной Фрэнком, когда их тормознули полицейские по дороге из бара Сини домой. «Я сражался за свободу этой страны во Вьетнаме. Мое тело выглядит так, как будто над ним поработали дыроколом. Мы попали под сильный минометный обстрел в дельте Меконга, рыбалка после этого стала ни к черту». Этого хватило, и он проследовал к выходу, не догадываясь, что только самые ретивые полицейские захотят иметь дело с сумасшедшим.

Когда он позвонил из автомата Делмору, новости были двойственные, но где-то ближе к осевой линии на хорошей полосе жизни, за исключением того, что старуха Дорис все еще лежала в интенсивной терапии. К удивлению Б. П., он не разбудил Делмора, хотя на Верхнем полуострове час был поздний. Делмор болтал по любительскому радио с человеком из Уругвая и охарактеризовал последний как «страну на подъеме». Делмор потребовал, чтобы Бурый Пес немедленно ехал домой, не только для того, чтобы повидать Дорис, пока она не «спеклась», но и чтобы заняться воспитанием детей Розы, Реда и Ягоды. Белая нянька, обожавшая индейцев, продержалась всего три дня из-за проделок Ягоды, которая, например, засунула змееныша в коробку с детскими хлопьями и съела сырой гамбургер с солью и перцем. По-прежнему шел спор о том, действительно ли Б. П. зашел на территорию округа Алджер, когда обстреливали шутихами место археологических раскопок. Настоящим преступлением и все еще свежей местной новостью было то, что Роза откусила полицейскому палец, хотя из Лансинга приехала адвокатша-феминистка на помощь Розе, утверждавшей, что полицейский лапал ее за грудь. Нравится это Б. П. или нет, Делмор со своим адвокатом составил письменное заявление под присягой о том, что Б. П. является отцом детей Розы. Поскольку новый прокурор — республиканец и верит в семейные ценности, он не захочет посадить в тюрьму еще и отца, что обойдется округу в изрядную сумму. Воспитание детей имеет еще и то преимущество, что Б. П. вынужден будет «впрячься в лямку» — не очень привлекательная перспектива, но все лучше, чем сидеть за решеткой. Б. П. никогда не относил к себе слова Фрэнка о том, что все мы проводим свою жизнь в клетке. В конце концов Б. П. сказал Делмору, чтобы он садился за руль — самолет прилетает в Миннеаполис в шесть тридцать утра, а денег на билет до Маркетта не хватит. «Я говорил тебе, что так и будет, бестолочь, — прокаркал Делмор. И добавил: — Жди на тротуаре. Я не хочу платить за парковку».