Секрет политшинели - Даниил Альшиц

При этих словах Будякова я разом успокоился. Улетучилась проклятая благостность, которая вдруг разлилась во мне и наплыва которой я не выдержал. Я вытер глаза и встал по стойке «смирно».

– Прекратите рассуждать, Будяков, выполняйте приказание, – сказал капитан. – Данилов, идите вниз. Там Шведов вас ждет.

– Какое приказание мне выполнять, товарищ капитан? – спросил Будяков. – Данилова вы отпускаете на свою ответственность. А какие еще приказания? Я не вам подчинен, а майору…

– Ошибаетесь, лейтенант, – возразил капитан. – Подразделения второго эшелона переходят к обороне. Я назначен начальником данного участка обороны. Приказываю вам, лейтенант, взять наряд бойцов и погрузить на машину документы строевой части. После этого немедленно получить у старшины боевое оружие и занять место в обороне.

– Есть занять место в обороне участка, – тихо сказал Будяков.

Капитан направился было к двери. Но в этот момент из сада донеслись пулеметные очереди, послышалась беспорядочная винтовочная стрельба. В доме забегали, закричали. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал старшина Доценко.

– Немцы! – крикнул он, обводя помещение ошалелым взглядом. – Товарищ капитан, на высоту прорвались немцы. Атакуют наше расположение!

– Немцы?! – капитан задул коптилку, сорвал с окна бумажную штору и распахнул ставни. Пулеметные очереди и винтовочные выстрелы зазвучали очень явственно.

– В оборону! Все к оружию! Живо все в оборону! – капитан выбежал из комнаты.

Внизу по коридору затопали. Несколько раз прозвучало: «Немцы! Немцы!». Это же слово прокричал истошный женский голос. Прокричал с такой силой и с таким отчаянием, словно фашисты уже ворвались в дом, словно уже протянули руки к женщине.

Будяков дернулся, схватил со стола протокол, смял его, запихал в полевую сумку и вылетел из комнаты.

В кромешной тьме, наткнувшись на стол, запнувшись о стул, я добрался до окна. Небо пылало ярче прежнего. Где-то неподалеку, левее дома, заливался пулемет.

Я спустился по темной лестнице на крыльцо. По освещенному заревом саду между деревьями бегал капитан. Его кожаный реглан отливал бронзой. Капитан указывал, где кому занимать оборону.

Возле крыльца стояли две женщины в военной форме без знаков различия. Одна пожилая, другая совсем юная. У обеих через плечо висели санитарные сумки. Из чьей-то фразы я понял, что пожилая – секретарь, а девушка – машинистка разведотдела.

Майор распоряжался отправкой машины с документами. Под его наблюдением грузили каким-то имуществом одну из полуторок. Здесь же я увидел задержавшего меня лейтенанта.

– Саня! Сюда, быстрей! – это голос Андрея. В тусклом свете зарева узнаю его спину. Он что-то с усилием вытягивает из дверей сарая.

– Андрей! Андрей! – со всех ног кидаюсь к нему.

Рядом с Андреем лежит вытащенная из сарая плащ-палатка. Все наше имущество – винтовки, трофейное оружие, ремни с подсумками – цело.

– Андрей! Вот мы и опять вместе!

– Опять воюем, Саня. Снаряжайся быстро!

На мне снова каска, ремень. Десятизарядку я закинул за плечо. Для рук, чувствую, будет много дела.

Я вижу перед собой прежнего Андрея. Перетянутый ремнем, с винтовкой за плечами, с трофейным пулеметом в руках, он стоит, чуть расставив ноги, на фоне багрового неба.

– Фашисты рядом, Саня.

– Знаю.

– Подтащим этот арсенал на позицию.

Слово «позиция» не очень-то подходит к сложившейся здесь обороне.

Пограничники комендантского взвода лежат цепочкой прямо на траве. Нескольких штабных командиров с пистолетами и вовсе нельзя считать сколько-нибудь серьезной военной силой.

Мы с Андреем отнесли плащ-палатку к большому дереву, возле которого залег начальник разведотдела.

– Капитан-то нестроевой, – шепнул мне Андрей. – И вроде вообще не кадровый.

Андрей подошел к капитану.

– Товарищ капитан, разрешите доложить. Вот трофейные автоматы и ручной пулемет. Запасных магазинов мало. Но патронов хватит для одного хорошего боя.

– Ясно, сержант. Младший лейтенант Корнейко, ко мне.

На правом фланге цепочки пограничников поднялся долговязый человек в плащ-палатке и в каске. Он направился к нам короткими перебежками. Когда он падал на траву, развевающаяся за его плечами плащ-палатка оседала вслед за ним. Казалось, по саду летит огромная летучая мышь.

Корнейко приблизился, и капитан приказал ему раздать три трофейных автомата и запасные рожки к ним.

Андрей снова обратился к капитану:

– …Неплохо бы послать кого-нибудь вниз. Там могут проходить одиночные бойцы, легкораненые. Может, часть какая-нибудь двигается. За дорогой рабочие возятся, броневые колпаки устанавливают. У них есть оружие. Пусть все, что можно, сюда направляют. Фашистов выпускать на шоссе нельзя.

– Дело.

Капитан подозвал майора и объяснил ему задачу.

– И последнее, товарищ капитан.

– Говорите, сержант.

– Разрешите паренька этого, Данилова, – Андрей кивнул в мою сторону, – отправить вместе с майором. Он шустрый и район этот знает. Быстро обегает поле, соберет стройбатовцев.

– Разрешаю. Идите с майором, Данилов.

Мне сразу стало жарко и стыдно, точно мне влепили пощечину. Не надо меня спасать, Андрей. Я здесь останусь.

– Для пользы же тебя посылают, пойми, – начал было Шведов.

Но капитан вмешался:

– Идите один, майор.

– Слушаюсь, – майор исчез в кустах.

– Правильно вы поступили, Данилов, – сказал капитан. – Не трус вы, значит.

– И не дезертир.

– Ну, ладно, ладно, чего не бывает. Разобрались ведь. Шведов подполз ко мне поближе, нащупал мою руку и пожал.

– Извини, друг. Про мамашу твою подумал. Заботливая она у тебя. Одеколон ее вспомнил «для промывания ран». Градусник…

– Понимаю, Андрей. Спасибо. Но мою маму вы себе неверно представляете…

– Ну, сказал же: извини. Понял я это. Давай на всякий случай попрощаемся, друг. Потом некогда будет, – Андрей снова пожал мне руку.

– Главное, Саня, не отчаивайся. На войне всякие неожиданности могут быть. Ты сам в этом убедился. Мы не на необитаемом острове. Мы – участок фронта. Может быть, командующий фронтом генерал Жуков сейчас думает: «Эх, продержался бы Саня Данилов минут двадцать, успел бы я в это время что-нибудь сюда подбросить…».

Зеленая ракета из-под горы прошуршала в небо.

– Как полагаете, сержант, – спросил капитан у Шведова, – удержим оборону?

– Продержимся малость. Немцы ночной бой вести не умеют, избегают его… А тут уж им, видно, приспичило… Штурмовать высоты – тоже не великие они мастера. Обычно в обход норовят… Но и мы тоже не в лучшем виде их тут встречаем. Окопчики не отрыты для бойцов. Все на голом месте. Огневых средств мало…

– Кто же знал, что так получится! Отдам приказ: «Всем умереть, но с места не сходить!».

Капитан уже приподнялся было на локте, чтобы встать, но Андрей тронул его за рукав.

– Извините, товарищ командир. Только приказа «всем умереть» давать не надо бы. Тут бы такие слова найти, чтобы не погасли люди, а загорелись.

– Не мастер я на слова, сержант. Да и времени нет особенные слова подыскивать.

– Времени отмерено мало, – подтвердил Андрей. – Минуты.

– Ладно. Скажу по-простому, как сам чувствую.

Капитан встал во весь рост и громко, так, чтобы слышали все, сказал:

– Сейчас бой будет. Справа и слева от нас обороняются другие подразделения штаба дивизии. Нам надо этот участок удерживать до конца. Фланги наши прикроют. На другую помощь приказано не рассчитывать. Короче – каждому быть за десятерых. А эту землю, – капитан несколько раз указал пальцем в траву, – приказываю эту землю считать Ленинградом.

Последние слова подействовали на меня необыкновенно. Я почувствовал, что сам вместе с землей, к которой приник, тоже Ленинград. Крошечная частица его брони и гранита, его огня и стали.

Атака началась минометным огнем. Потом полезли солдаты… Автоматы. Каски. Пряжки. Галдеж, заглушенный сплошным треском очередей.

Мы открываем огонь. Командиры бьют из пистолетов. Среди них Будяков и задержавший нас лейтенант. Капитан стреляет из своего маузера, насаженного на деревянную кобуру, как на приклад.

Немцы то лежат под самой кромкой высоты, то вскакивают и пытаются бежать вперед, на нас. Струи пуль тогда сгущаются. Одни свищут мимо ушей, другие стукаются в деревья, третьи вбиваются в землю. Их тоже слышно. Кажется, и нет нигде живого, непродырявленного пространства.

А Шведов кричит пограничникам: «Держись, ребята! Бой пока жидкий! Разведочка!».

Я бью хоть и одиночными выстрелами, но не прицельно. Хочется разряжать винтовку все скорее и скорее. Целиться некогда. Понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Но вот ударил пулемет с чердака дома. «Ага! Не понравилось!» – кричу я. Пулеметная очередь, точно щеточкой, смахивает с кромки высоты фашистов.

– Ура! – зычным басом закричал младший лейтенант Корнейко. – За Родину!