Польская карта - Андрей Готлибович Шопперт

Глава 8

Событие девятнадцатое

Когда кажется, что все против тебя, помни, что иногда кораблю приходится плыть против течения, а не по нему.

Матшона Дхливайо.

Вода после шторма

Всегда в беспорядке:

Виднеются всюду

Морщины и складки.

Чтоб выровнять море

Вблизи и вдали,

Всё время утюжат его

Корабли.

Брехт бы собой гордился. Ещё в прошлом году, участвуя в конкурсе на лучшую азбуку для детей… Судя конкурс… М… Руководя судейством этого конкурса, он сказал членам Синода, что вот эти, мол, две азбуки на четвёрку, и не хватает в них интересных детских стишков. Например, вот таких: Под водой

В прозрачных блузах

Важно плавают медузы.

Синодцы поаплодировали. Шутка. Феофан (Прокопович) — архиепископ Новгородский и президент Синода обвёл всех десятерых членов Синода, а именно двух вице-президентов, четырёх советников и четырёх асессоров, добрым отеческим взглядом из-под брежневских бровей и молвил, пряча усмешку в седую броду-лопату:

— Братия, а довайте попросим господина герцога помочь нам, и виршами озаботиться.

— Довайте, довайте! — возопили хором бородатые подвижники.

— Ваше Высочество, узрите веру в вас всех членов Синода, не посрамите наше доверие. Вы же теперь православный християнин. Считайте это вам поручением от меня лично и от всего правительствующего Синода.

Пришлось садиться с кляксным гусиным пером и вспоминать детские стишки. А чего, и дочери читал, и сам в детстве тоже читал, а ещё как-то в школе назначила директриса ответственным Ивана Яковлевича за стенгазету ко Дню Военно-морского флота и так и забыла потом эту почётную обязанность с него снять. Каждую неделю новую стенгазету подавай, благо в России праздников больше, чем дней. Подавай, раз праздник. Вот и скопилось в памяти немного детских стишков. Конечно, за столько лет многие выветрились, но попробуй забудь: Наша Катя громко плачет…

Застряло почему-то и стихотворение про утюжащие море корабли. Азбука вышла, и огромным тиражом все типографии страны целый год учебник печатали. И первым его выдали не детям. Детям тоже выдали, но сначала первая партия ушла на создаваемый, по сути, заново флот. Моряк должен уметь читать. Парусный флот — это очень сложно, там всяких бом-брам-стенег полно и Грот, и Крюйс, и Фок. Нужно всё это выучить. Вещь не простая. И лучше всего использовать все три памяти: и механическую, когда пишешь, и слуховую, когда мичманец тебе это бубнит, и зрительную, видишь же, чего накарябал сам кроме клякс.

Но сейчас стишок из азбуки читал не старший матрос Парамонов, а целый адмирал. Да, даже целый вице-адмирал. Углядел у матроса Азбуку и позырил в неё. А тут стих про море. Запомнил, сейчас с улыбкою прочитал другим адмиралам. Адмиралы: Сиверс Пётр Иванович, Наум Акимович Сенявин и Николай Фёдорович Головин стояли на головном маленьком 58-пушечном кораблике и слушали, что переводит с флажкового языка на русский, тот самый старший матрос Парамонов — штатный сигнальщик на флагмане Балтийского флота корабле «Гото Предестинация». (Предвидение).

Выслушали, отвернулись от сигнальщика — повернулись к командующему флотом и президенту Адмиралтейств-коллегии вице-адмиралу Сиверсу. А он им и прочёл сей стишок из азбуки.

Именно Сиверс с Сенявиным и упросили Бирона воссоздать на Балтике по имеющимся чертежам этот кораблик — первый большой линейный корабль, построенный русским мастером корабелом, а первые месяцы так главным на строительстве вообще был Пётр первый.

— Он же мал. И плоскодонный. Для речек.

— Это — память и гордость. Ну, чуть увеличим киль. Есть корабелы сейчас, подправят чертёж, — не сдавался Сенявин.

— А размеры, Наум Акимович, вы на чертежи «Иоанна Грозного» посмотрите. Он в два раза больше. Девяносто восемь пушек. И пушек, а не пушчонок. Сколько сможет нести этот «Гото», если ставить на него двухпудовые единороги?

— Это не важно, Иван Яковлевич. Морские традиции…

— Сколько?

— По килю длина 130 футов, а ширина корабля 33 фута. (36 метров длинна и 9.5 ширина). Тридцать два Единорога.

— А было?

— 26 16-фунтовых, 24 8-фунтовых и 8 3-фунтовых. Итого пятьдесят восемь пушек, — чуть скуксились просители.

— Трёх? Фунтовых? Это пистоль, а не пушка. (71.8 мм).

Брехт уже хотел было послать подальше адмиралов, но передумал. Да и чёрт с ним. Правда, пусть флагманом будет первый Российский корабль изготовленный, хоть и частично, самим Петром. На нём потом парады военно-морские принимать будет Анна Иоанновна. Возьмём с лягушатников отступные в виде алого шёлка. Будет Анхен под Алыми парусами парад принимать. Красота. И книгу про эти паруса нужно вспомнить и написать. Великая и правильная книга.

— Не менять артиллерию. Воспроизвести в полном соответствии с чертежами, кроме киля. А что с самим кораблём? Где он сейчас?

— После сдачи Азова корабли продали туркам. Часть сожгли, а часть продали. Этот был среди проданных. Что теперь, не знаю? Столько суда не живут, списали должно османы на дрова. — Ответил почти всё время молчавший тогда адмирал Томас Гордон, также при разговоре присутствующий.

Сейчас родственник того Патрика Гордона, который сподвижник и учитель Петра, остался с мелочью всякой охранять Ригу. Шведы хоть и не ввязались в войну, но флот в боевую готовность привели.

Остальные девятнадцать кораблей Балтийского флота сейчас стояли в миле примерно от Данцига в море и ждали французский флот. На его обнаружение был послан флейт «Сескар», последний приличный корабль из созданного Петром флота. Он рыскал в трёх десятках миль от Данцига, ожидая французов. Дождался и на всех парусах бросился к городу и ещё издали начал семафорить флажковой азбукой: «четырнадцать вымпелов, двумя колоннами, будут через час». «Сескар» благодарю узкому корпусу, не превышающему шести с половиной метров, и, следовательно, большей скорости, опередил вражеский флот и вовремя принёс известие. Впрочем, и без этих вестей русский флот был готов к встрече.

— Наум Акимыч, командуйте. Теперь флот ваш. — Сиверс пожал Сенявину руку. —

Вода после шторма

Всегда в беспорядке:

Виднеются всюду

Морщины и складки. Ишь придумали!

Событие двадцатое

Маленькая лодка, плывущая по реке, лучше большого корабля, который тонет в море'.

Матшона Дхливайо.

Лейтенант-генерал ла Люзерн на мостике шестидесятипушечного флагмана «Флёрон» стоял рядом с капитаном Франсуа-Корнелисом Баром и слушал переливы боцманских дудок, перемешивающихся с отборными ругательствами, и улыбался. Погода, наконец, наладилась. С самого утра светило тёплое летнее солнце, а попутный почти северо-западный ветер, пахнущий морем и предстоящей битвой, гнал его эскадру к Данцигу на скорости в восемь узлов. Чуть сильный ветер, ну, да быстрее будут на месте.

Уже через час должен был показаться Данциг — цель их похода. Да, начался он не сильно удачно. Вообще не удачно. Шторм прилично бед принёс, но починились и отдохнули в Копенгагене, теперь можно и с зарвавшимися варварами перекинуться парой слов, а потом обрушить на них всю мощь французского флота. Они ещё пожалеют, что ввязались в это