Опасные чары - Энн Мэтер

Хосе вовсе не ожидал такого поворота. Очевидно, подобная идея не пришла ему в голову. Не исключено, однако, что он просто искал подходящего предлога отделаться от Джули.

— Я не знаю… — нерешительно проговорил он. — Могу понадобиться сеньору.

— Вздор! — твердо сказала Джули. — Я дочь доктора. Немного понимаю в первой помощи. Уверена, что не произойдет ничего, с чем я бы не могла справиться.

— Хорошо, мисс Кеннеди, — уступил Хосе. — Я пойду, но только, чтобы сказать другу, что у меня сегодня нет времени сидеть за бутылочкой вина. Через полчаса я вернусь.

— Не торопитесь, — чуть улыбнулась Джули. — Я не собираюсь удирать со столовым серебром.

— Неужели я намекнул на такую возможность, — в свою очередь, улыбнулся Хосе. — Очень извиняюсь. Слишком тревожусь за сеньора. Вы, конечно, понимаете.

— Разумеется. Но все-таки побудьте с другом и выпейте с ним стаканчик вина, Хосе. Я действительно не имею ничего против, честно.

— Там посмотрим, — ответил Хосе. — Пойду надену пальто.

После его ухода Джули почувствовала себя совершенно свободно. Приятно побыть хозяйкой этих роскошных апартаментов хотя бы на короткое время. Растянувшись на кушетке, она взяла роман Иэна Флеминга «Жить и позволить умереть» и приготовилась читать. Ей было тепло, уютно и как-то особенно спокойно от сознания, что Мануэль здесь, рядом.

Она, должно быть, крепко заснула. Ее разбудили громкий звонок у входа и неистовый стук в дверь. Соскочив с кушетки, она, не надевая туфель, помчалась к двери, ожидая встретить на пороге Хосе. Тем сильнее было ее удивление, когда она увидела женщину — маленькое изящное создание с венцом из золотых волос и сверкающими глазами. Испанскими глазами! Джули мгновенно вспомнила рассказ Пола. Никаких сомнений, это Долорес Арривера.

Танцовщица была ошеломлена встречей не меньше, чем Джули. Какое-то время она с вызывающим видом рассматривала растрепанную внешность Джули, затем прошмыгнула мимо нее в квартиру.

— Мануэль! Где Мануэль? — резко повернулась она.

— Он в постели. Болен, — ответила Джули, неловко сцепив пальцы рук.

— Болен? Мануэль?

Запахнув полы пальто, Долорес Арривера уверенным шагом направилась прямо к двери, ведущей в спальню Мануэля. И Джули подумала с холодеющим сердцем, что Долорес прекрасно знала, где находится эта спальня, хотя в помещении несколько дверей.

— Пожалуйста, — протянула руку Джули. — Он заснул. Не будите его. Я… я лежала на кушетке и, должно быть, задремала.

Долорес остановилась, держась за ручку двери.

— Кто вы такая? — почти прошипела она с ненавистью.

— Меня зовут Джули Кеннеди, а вы — мисс Арривера.

— Мануэль рассказал вам обо мне, не правда ли?

— Нет. Мне… известно!

Долорес криво усмехнулась.

— И зачем вы здесь? — проговорила она визгливо и, отпустив ручку, шагнула навстречу Джули. — Вы сиделка?

— Нет, — покраснела Джули. — Хосе нужно было выйти, и я сказала, что подожду его возвращения.

— В самом деле? Вы, наверное, подружка Хосе?

Джули заломила пальцы. Долорес Арривера выглядела очень агрессивно, и ей не хотелось оказаться втянутой в ссору.

— Некоторым образом, — проговорила Джули, нервничая. — Если вам нужно повидаться с мистером Кортесом, то я советую прийти завтра.

— Действительно?

Долорес подошла поближе, и Джули обдало густой волной духов. Не нежным и тонким ароматом «Желания», а навязчивым запахом, призванным притупить всякие чувства. «Тем не менее она очень изящна», — с болью подумала Джули. С миниатюрными руками и ногами, стройная и легкая как пушинка и вместе с тем неистовая и страстная как цыганка, чья кровь текла в ее жилах.

Внезапно дверь в спальню Мануэля распахнулась, и он сам появился на пороге в темно-синем шелковом халате. Слабо покачиваясь, он сказал:

— Боже мой, что у вас за гвалт, Долорес! Джули! Что вы здесь делаете?

Долорес бросилась к нему, обняла и забормотала:

— Дорогой, дорогой, ты болен! Почему не позвал меня? Я примчалась бы со всех ног и стала бы ухаживать за тобой.

Глаза Мануэля через голову Долорес встретились со взглядом Джули, и она была готова поклясться, что хотя его глаза от высокой температуры немного остекленели, в них тем не менее при виде ее вспыхнула радость.

— Долорес, пожалуйста! — слегка оттолкнул он ее. — Где Хосе?

— Он пошел встретить друга, — ответила Джули. — И я пообещала побыть здесь до его возвращения.

— Теперь, как вы видите, в этом нет необходимости, — повернулась к ней Долорес. — Я здесь позабочусь о моем бедненьком Мануэле.

— Нет, Долорес, — мотнул головой Мануэль. — Уходи ты. И с какой стати ты вообще пришла? Ты ведь знаешь: между нами все кончено.

Джули охватила дрожь. Если когда-нибудь он скажет подобные слова ей, она свернется калачиком, не сходя с места, и… умрет. Однако Долорес, по-видимому, привыкла, потому что и бровью не повела, а, пожав плечами, проговорила:

— Итак, ты все еще на меня сердишься. Ай, яй, яй! Это пройдет, — засмеялась она, но, встретив холодный взгляд Мануэля, медленно пошла к двери, насмешливо посматривая на него. — Я ухожу, но ты меня непременно позовешь, не так ли?

Мануэль отвернулся, и взбешенная Долорес, выскочив за дверь, с силой захлопнула ее за собой.

Заметно ослабевший Мануэль прислонился к дверному косяку, и Джули, вовсе ни о чем не думая, подошла к нему и, обхватив рукою, сказала:

— Вы должны лежать. Вам никак нельзя подниматься.

— Я не такой уж больной, — заметил он сухо, но тем не менее тяжело навалился на ее руку, когда она повела его назад к постели со сбитыми и скомканными простынями. Усадив его в кресло рядом с кроватью, Джули проговорила:

— Сейчас я перестелю постель, и вам будет удобнее.

Мануэль пожал плечами, но возражать не стал. Помогая ему встать, Джули скомандовала:

— А теперь снимите ваш халат.

— Мне кажется, что мой вид не доставит вам удовольствия, — усмехнулся он.

— Вы хотите сказать… вы… понимаю! — Щеки Джули сделались пунцовыми. Так вот почему Хосе отказался от ее помощи. — Во всяком случае, ложитесь!

Мануэль послушно проскользнул между простынями.

— Хосе скоро придет, — сказала Джули. — Быть может, вы еще что-нибудь хотите?

— Тебя, — пробормотал он ласково, притягивая ее к себе.

Его губы были теплые, и Джули почувствовала, как в ней пробуждаются и усиливаются прежние желания. Это был ее Мануэль, а эти требовательные, настойчивые губы принадлежали ему. Никто, кроме Мануэля, никогда ее так не целовал.

Неохотно, против собственного желания, она наконец все-таки освободилась от его объятий и строго проговорила: