В поисках своего дома, или повесть о Далёком Выстреле - Андрей Ветер

4

– Я, наконец, дождалась, – шептала Джессика и обнимала горячее мужское тело. Бак сопел и сильными движениями топил женщину под собой в перине. Она пыталась говорить, но захлёбывалась в порывистом дыхании.

– Я дождалась, – сказала она, когда Бак сполз с неё и развалился рядом.

– Что случилось, детка?.

– Я беременна, – она прильнула к нему, – теперь у нас будет настоящая семья, будут дети.

– Правильно. Стадо без телят – не стадо.

– Терпеть не могу твои сравнения с животными. Я не корова. – Она поднялась на локтях и строго посмотрела на мужа. Он расплывался в синем ночном воздухе и казался необъятным. – Я не корова, повторяю тебе.

– Рогов нет, зато есть вымя. Корова или волчица – какая разница, детка? В любом случае рожает и вскармливает детей самка, а детьми её наполняет самец. И ничто не меняется от названия. Не понимаю, что тебе не нравится? Ты пускаешь мужчину между ног, значит, животное. Деревья так не поступают. И не вижу ничего обидного в этом. Природа постаралась так сделать. Я не встречал ещё ни одного человека, который был бы совершенно глух к зову природы. Я заметил, правда, что многие белые, как и ты, не любят, когда их ставят в один ряд с животными. Мне это странно. Чем их жизнь кажется им благороднее? Они едят, испражняются, получают удовольствие. Впрочем, люди умеют рассуждать, поэтому они доказывают так яростно, что они не звери. Индейцы называют зверей своими братьями и не считают их ниже себя по развитию.

Джессика молчала.

Любовь…

Молодая миссис Эллисон, привлекательная и чувственная, понимала, что её опьянение любовью долго не сможет развеяться. Возможно, это было связано с тем, что её любовь выросла из глубокого чувства благодарности к Баку. Он взял её такую, какой она была, и она ощущала в сердце глубокую преданность этому человеку. Она не понимала, что Бак, находясь в мире белых людей, воспринимал её профессию проститутки столь же нормально, как профессию дровосека или, скажем, бармена. Джессика не понимала, что Бак не совершил ничего благородного, пригласив её с собой. Он просто взял ту женщину, которую хотел. Но её головка старательно думала о всевозможных способах выразить свою благодарность, и ничего не получалось…

– Я люблю тебя, – повторяла она мужу и тянулась к нему. Внутри неё всё пламенело. Алая кровь ударяла в лицо, и Эллисон смеялся, видя её счастливые синие глаза. Сам он был спокоен в обращении с Джессикой. Тот возникший в Спрингфилде страх потерять женщину исчез, едва они вместе сели в дилижанс. Возможно, он исчез даже раньше, когда Бак бросился за пьяным Хикоком в салун Филадора…

Эллисон был доволен женой. Она была ласковой и уютной, в ней чувствовался дом. Но страсть в Баке не кипела, хоть он умел быть пылким любовником. И это умение удовлетворить жену, освободить её от тяжести неутолённых желаний проститутки привязывало её к мужу ещё сильнее. Правда, временами Бак казался ей слишком холодным, далёким, провалившимся в долгое молчание, что расстраивало и угнетало Джессику, потому что она винила в этом именно себя. Но Шкипер утешал её:

– Это его характер. Ты пока что плохо знаешь его, милая. Он частенько проглатывает язык, поверь мне. В нём это от краснокожих осталось.

Но случались минуты, когда молодая миссис Эллисон смотрела на супруга глазами, полными отчаяния. Это происходило, когда она замечала, что в нём вовсе нет тех упоительных любовных страданий, которыми терзалась она сама. Бак был просто доволен, что жена находилась рядом.

Именно такое настроение было у неё сейчас, когда он сполз с неё. Она обвела ночное пространство глазами. На полу изломился отблеск луны и высветил кусочек свалившегося с кровати одеяла.

– Бак, – позвала она, и он вопросительно промычал в ответ. – Бак, чтобы ты ни говорил, я всё равно тебя люблю.

– Хорошо.

– Я хочу тебя ещё… Только не сравнивай меня с коровой…

– Ладно… Но мне приятно осознавать, что я бык. Я сильный, я хозяин, я брожу среди стада, выбираю подходящую коровку и…

– Какой ты сейчас мерзкий! – взвизгнула она. – Бессердечный.

– Меня таким вырастили. Я убиваю других, чтобы есть. Я владею самкой, чтобы получилось потомство. И я буду рвать на куски других, если они придут разрушить мой дом и погубить мою семью. Это мой закон. И мне не стыдно, что я такой, потому что я такой всегда. Вы, воспитанные цивилизацией, привыкли считать себя выше зверей. Возможно, вы в чём-то перешагнули их, но всё-таки вы делаете то, что присуще животным. Вспомни себя, Джесс. Тобой пользовались мужчины, и ты позволяла им владеть тобой именно по-животному. Там не пахло любовью. Но ты всё-таки не желаешь сравнивать такой образ жизни со звериным. Может быть, ты даже считала его безнравственным, но ни в коей мере не животным. Не странно ли?

– Перестань! Я… я не могу… О, как мне хочется умереть, чтобы исчезло моё прошлое. Я так люблю тебя Бак, и мне стыдно вспоминать. Я становлюсь несчастной… – Она отвернулась и заплакала.

– Ты напрасно волнуешься, – придвинулся он к жене. – Я не обижаю тебя. Но нет надобности забывать прошлое. Оно живёт само по себе. Тебя не было бы без него. Успокойся, Джесс.

Бак повернулся лицом к жене, и она доверчиво обвила его шею. Утром на их лицах не было и следа ночной размолвки. Бак, позвякивая чайной ложечкой, известил Билли Шкипера, что миссис Эллисон находится в положении. Сказал и улыбнулся, увидев, что Джессика смутилась вдруг и опустила глаза.

– Поразительно, как женщины странно реагируют на собственную беременность. Рады, но стесняются, – засмеялся он. – Можно подумать, что они готовы были бы носить эту тайну до конца дней, скрывая от всего мира.

Билли радостно подпрыгнул, выбежал из-за стола и расцеловал Джессику в глаза.

– Умница! Молодец, девочка! Ах, как я рад, друзья мои.

– Что ты пляшешь так, Билли? – удивился Бак. – Можно подумать, что мы с ней совершили подвиг. Могу тебя заверить, что увести табун из-под носа у Поуней куда труднее.

– О чём ты говоришь? Не неси чепуху, – Шкипер плюхнулся в кресло и восторженно захохотал. – К дьяволу твоих Поуней. Надо сегодня устроить кутеж. Никаких Брайнов с их салунами, простой домашний кутёж. Будем на радости бить посуду и кричать из окна глупости. Позовём обязательно Эрика Уила, потому что он от вас обоих без ума.

– Да он и в тебя влюблён, старина, – ответил Бак.

– Обязательно наймём теперь прислугу, чтобы Джесс не перегружала себя, – решил Билли и наметил сразу массу других полезных шагов.

– Ты, главное, не забывайся, – остановил его Бак, – помни, что тебе надо приберечь силы для дороги.

– Пожалуй, лучше спланировать нашу поездку, а не тонкости нашей семейной жизни. Сейчас это главнее. А Джесс сама сообразит, как ей тут без нас жить. Тётушка Эмма, конечно, её не оставит, она лучше всякой мамаши будет, или я ничего не смыслю в таких старушках.

– Поездка? – забеспокоилась Джессика. – Куда вы собрались?

– На север, дорогая моя, – с явным удовольствием сообщил Бак. – У Шкипера дела в форте Юнион, и я с великой радостью сопровождаю его, потому что чертовски утомился в городе.

– Но я? – Джессика схватила руку мужа.

– Ты, разумеется, останешься здесь, детка. Эта прогулка не для беременных женщин.

Молодая женщина пришла в отчаяние, когда он добавил, что в путь они отправляются завтра же, а вернуться смогут только к весне. Она заметалась по комнате, разбила единственную в доме китайскую чашечку и упала в глубокое кресло, обливаясь слезами.

– Но почему? – всхлипывала она. – Почему именно сейчас? Я только ощутила семью, а семья уходит от меня.

– По-моему, она уже оплакивает нас с тобой, Билли, – развёл руками Эллисон.

– Отложите поездку, умоляю вас, – сложила она руки на груди.

Шкипер расстроенно посмотрел на друга, но тот решительно помотал головой в знак отрицания.

– Зачем ты привёз меня сюда, если знал, что уедешь? – воскликнула несчастная женщина.

– Чтобы ты была здесь, когда я вернусь, Джесс. – Он сел перед женой на корточки и взял её ладони в свои руки. – Мне жаль, что наш отъезд опечалил тебя, детка, но у Шкипера важные дела. Мы должны ехать.

Она смиренно кивнула, поняв, что любые возражения бессмысленны. Перед ней находился человек, который повиновался исключительно внутреннему зову, любой другой голос для него тонул вдали. Женщина опустила голову и отёрла лицо.

5

Лопасти колеса взбивали мутную воду Миссури и оставляли за пароходом пенный след. Мимо проплывали яркие пятна желтеющих рощиц на склонах холмов и тяжеловесные утёсы. Иногда к самой воде подходили олени и с любопытством смотрели на пароход.

Однажды вечером пассажиров здорово качнуло, послышалось громкое шуршание снизу. Через пяток минут разгневанный капитан звонко стукнул лоцмана по физиономии и осыпал отборнейшей бранью.

– Что такое? – удивлённо поднял брови Бак, и Шкипер объяснил, что они сели на мель (более того, посудина застряла основательно, не просто же так капитан съездил по физиономии лоцману).