Славные ребята - Люси Фор

Когда супруги Демезон принимали у себя или отправлялись на званый вечер, им требовалась известная изворотливость, чтобы продержаться на теперешнем уровне отношений, но с годами они понаторели и в этом искусстве.

Заказывая себе меха, кольца или платья, во время бесконечных вечеров в Опере, где Эдвиг считала нужным появляться, она любила поговорить о потерянном времени: еще столько лет отделяют ее от того блаженного дня, когда она наконец обретет свободу.

Вполне можно понять, какой удар был нанесен Шарлю вспышкой, от которой не смогла удержаться его матушка. Бывало, в иные вечера ему удавалось убедить себя, что он был по-настоящему влюблен в Эдвиг и женился на ней, «хотя она и была беременна», забывая, что именно «потому, что она была беременна», она согласилась на их брак, в ее глазах не слишком-то блестящий. Муж, по ее мнению, не принадлежал даже к числу тех, что числят себя интеллектуалами.

Шарль не желал признавать, что единственной их связью с Эдвиг была ненависть, и безропотно выносил дерзости и презрение жены вплоть до того дня, когда все разлетелось после легкого толчка. Его податливая до этого события воля тут уж взяла верх. Позже, когда Ален исчез, он был буквально сражен, а главное опечален тем, чего никак не мог взять в толк — такой легкий, такой одаренный ребенок… Бабушка и здесь нашла случай вставить словечко: «Кровь, она всегда скажется! Успокойся, в конце концов ведь это не твой сын».

Вопреки суровым мерам, принятым в отношении Эдвиг, Шарль как-то даже забыл — силою воли или просто забыл, коль скоро результат получился один, — что сын не его. Для него существовали лишь следствия, а не причины. И тут снова матушка постаралась спустить его с небес. Неизвестно, в кого уродился Ален… Но Шарль привык любить сына и беспокоился о нем.

А Эдвиг, когда сын ушел, никого не предупредив, из дома, Эдвиг очень огорчилась. Впрочем, после событий 1968 года разве мы не вправе ждать от молодежи самого худшего? И она пришла к выводу, что бунт в конце концов — это довольно мило. Ей нравилось на светских приемах распространяться на эту тему.

Считалось хорошим тоном провозглашать свободу и в то же время утирать слезы, потому что «одно дело одобрять в принципе, но когда речь идет о собственном сыне…» Она все понимала, со всем смирилась. Кругом восхищались ее мужеством, широтой взглядов. В сущности, роль матери, которой приходится выбирать между любовью к сыну и идеалом, очень ей шла. Она играла ее превосходно и с каждым днем все больше совершенствовалась; а тем временем госпожа Демезон-старшая, ворча, поносила «сына какого-то музыкантишки» и требовала, чтобы никто не смел и пальцем тронуть ее обожаемую внучку Доротею.

Такова была семья Алена, прах которой он с гневом отряхнул с ног своих.

Глава вторая

Рассеянно глядя на витрины, за которыми были выставлены безделушки, именуемые «местными», Марк без толку болтался по холлу, пока наконец его не перехватил какой-то словоохотливый американец, вообще-то, видно, славный малый. Обычно Марк остерегался таких знакомств, но сегодня даже обрадовался. Вполне нормальный тип. Марк уже успел забыть, что такие существуют. Человек ездил по делам, а разделавшись с делами, решил махнуть в Катманду и дать себе передышку, поболтаться здесь двое суток на свободе. И притом совсем один. Словом, нечто самое банальное. Вот это-то и подействовало на Марка успокоительно. Американец старался не пропустить ни одного исторического памятника и, не выпуская из рук путеводителя, все спрашивал советов и объяснений у Марка, в каменной уверенности, что французы по части культуры дадут всем сто очков вперед, а также свято веря в их непогрешимый инстинкт, позволяющий с первого взгляда отличать произведение искусства от подделки.

Сначала Марк держался настороже, но потом его совсем покорил этот сорокалетний дядюшка, рыжеватый, доверчиво улыбающийся, который, подходя к кассе, беззаботно вытаскивал из кармана весьма внушительную пачку долларов.

— Зовите меня просто Ник, — предложил он уже через десять минут и, подхватив Марка под руку, пригласил его распить бутылочку. А после двух стаканов виски потребовал, чтобы «его новый дружок» пообедал с ним, рассчитывая во всех подробностях рассказать свою биографию. В качестве друга Марк уже удостоился чести полюбоваться фотографиями супруги, деток, собак и ранчо. Поначалу Марк отказался от предложенных ему на вечер развлечений, но когда от безделья решил уже согласиться, в бар вошел Ален.

Увидев Марка в обществе какого-то незнакомца, он явно удивился и растерялся и, когда Марк окликнул его, сделал вид, что уходит.

— Вы ко мне?

— Да… но… то есть…

Тут вмешался Ник:

— Присядьте с нами. Что будем пить?

Ален и не подумал присесть, на лице его застыло высокомерно-замкнутое выражение.

— Спасибо, не пью.

Марк решил, что сама судьба посылает ему счастливый случай.

— К сожалению, мне нужно идти…

Американца как будто подменили.

— Не смею настаивать… Если у вас свидание… Перенесем на завтра.

В голосе его определенно звучал холодок.

— До свидания… Спасибо за виски.

Проходя через бар бок о бок с Аленом, Марк чувствовал, даже спиной чувствовал, провожавший его неодобрительный взгляд Ника.

Когда они пересекли холл, Марк бросил свысока:

— Ну?

— Что ну?

— Ну, чего тебе надо?

Какого черта он так грубит этому несчастному Алену, который, в сущности, спас его от скучнейшего ужина?

— Ничего не надо. — Очевидно, его задел тон Марка. — Просто пришел к вам с поручением. — И уже более уверенным голосом добавил: — Вам вовсе не обязательно было тащиться за мной.

— Да брось ты… какое поручение?

— А вот какое, сейчас я видел Надин.

— Где видел?

По какому праву он допрашивает мальчишку, словно инквизитор.

— Неважно где. — И пожал плечами. — Короче, она заходила в отель. Ваше любопытство удовлетворено?

— Ну и что же? А поручение?

— Она поручила мне узнать, не придете ли вы к ней нынче вечером ужинать, и велела, чтобы я вас привел.

Марк стоял в нерешительности. Ален добавил:

— Конечно, если вам неохота… или если вы предпочитаете ехать без меня… я-то могу к ней в любой другой вечер прийти.

Поехать к Надин, а почему бы и нет? Ведь всего пять минут назад он чуть было не сел ужинать с этим незнакомым американцем. Марк не переносил одиночества, особенно за столом. Одно он отлично понимал, какая, в сущности, гадость предпочесть любого сотрапезника, даже зануду, честному одиночеству с глазу на глаз с самим собой. Но одно дело понимать, другое поступать…

Взять с собой Алена? Конечно, взять. Совершенно ни к чему хамить мальчишке.

— Ладно, согласен. Позвонить ей?

— Не нужно, она просила позвонить только в том случае, если мы не приедем.

«Здорово уверена в себе…» Однако Марк сдержался и не докончил мысли.

— Решено… Едем!

— Она ждет нас к девяти, а ехать туда всего час.

— Верно, верно, а сейчас только семь. Здесь так рано темнеет, что трудно сообразить… Хочешь, покатаемся по городу?

— По-моему, лучше сразу поехать к ней и остановиться где-нибудь по дороге. Я хорошо знаю здешние окрестности… Но понятно, если вы предпочитаете мотаться по городу… впрочем, последнее слово за вами.

Марк приглядывался к длинной фигуре Алена, к тонкому, нежному лицу, которое даже сейчас, при общей его запущенности, не потеряло своей привлекательности. Светлые, совсем еще ребяческие глаза временами излучали какую-то удивительную нежность. А как изящны все его повадки, хотя бы эта манера вызывающе вскидывать голову. Марк невольно твердил про себя избитые слова, которые вдруг вспомнились ему, но они как нельзя лучше подходили к этому мальчику: «заблудшее дитя». Да, да, Ален был именно таким — несчастным заблудшим ребенком. Колючим, молчаливо замкнувшимся в чувстве собственного достоинства, такого ничего не стоит задеть. Нет, просто глупо отрицать силу его обаяния. Может быть, как раз молодость и не дала еще проявиться его мужскому началу? Поистине он — существо неопределенного пола, но до чего же привлекательное. Марка вполне устраивало это определение.

— Пойду за машиной.

В глазах Алена зажегся странный огонек.

— А вам интересно у них обедать?

— Н-да… пожалуй, не так уж интересно, но и не так уж неприятно.

К чему выставлять напоказ свои слабости, свое отвращение к ресторанным залам, где сидишь один? Никто не дождется от него такого признания. И тем более Ален.

— Я-то лично предпочитаю быть вдвоем. И, по-моему, вам тоже приятнее обедать вдвоем с Надин или вдвоем со мной. Хотя меня вы даже не пригласили, — добавил он со смехом.

— Остается еще одна комбинация: Надин и ты, без меня.