Сладкая измена - Санта Монтефиоре

— Никакого телевизора, пока не сделаете уроки, — ответила Анжелика, спускаясь по лестнице. — Джоэ, ты первый. Послушай, чем скорее ты сделаешь уроки, тем раньше сможешь посмотреть свой «Бен10».

Пока Сани готовила болонские спагетти, Анжелика сидела с Джоэ в комнате за столом. «Счастье — это любовь к детям», — думала она, слушая, как сын читает вслух.

Ее мысли переключились на Оливье, и внезапно она испытала чувство вины, хотя и знала, что он не станет читать ее почту. Оливье никогда не переступал порог ее рабочего кабинета. Ее муж ни за что бы не мог предположить, что у его жены появится виртуальный друг, такой, как Джек, например. И никому другому это тоже не пришло бы в голову. Оливье имел репутацию дамского угодника. В конце концов, он же был французом. На самом деле, если бы Оливье на каждом шагу не заигрывал с девушками, то люди решили бы, что он заболел или находится в дурном расположении духа, и они, вероятно, оказались бы правы. Это не означало, что Оливье не любил свою жену больше всех на свете, а свидетельствовало лишь о том, что ему был необходим всплеск адреналина от самого процесса флирта и подтверждение того, что в свои сорок восемь лет он все еще оставался привлекательным мужчиной. Анжелика же, будучи англичанкой и обладая не такой яркой внешностью, была, по всеобщему мнению, олицетворением добродетели.

Анжелика привлекла Джоэ к себе и крепко обняла его.

— Ты замечательный! — воскликнула она, наслаждаясь запахом его волос и прикосновением к его мягкой щеке.

— А теперь мне можно посмотреть «Бен10»?

— Ну конечно. И скажи Изабель, что сейчас ее очередь.

Джоэ исчез в холле. «Мое счастье зависит от здоровья моих детей, — подумала Анжелика. — К сожалению, это мимолетное счастье, потому что оно почти всегда омрачено страхом. Я страшусь событий, которые, возможно, так никогда и не произойдут. Я просто понапрасну тревожусь, однако ничего не могу с собой поделать. Даже когда мне хорошо, я неизменно испытываю страх перед болью утраты. Как мне научиться с этим справляться? Счастливые мгновения — словно маленькие островки в океане страха. Ну почему наши страхи не могут быть маленькими островками среди огромного океана счастья? И зачем вообще нужен страх? Почему нельзя воспринимать жизнь такой, какая она есть, и бороться с проблемами по мере их поступления?»

Она мечтательно улыбнулась, когда Изабель неслышной походкой вошла в комнату.

Когда Оливье пришел домой, Анжелика уже уложила детей спать и приготовила ужин. Кухонный стол был празднично сервирован: здесь лежали подставки для тарелок и салфетки, стояли бокалы для вина и одинокая свеча.

— Как романтично, — сказал Оливье, бросая портфель на стол в холле.

— Только ты и я.

Она обратила внимание на шелковый кашемировый шарф, обвязанный вокруг его шеи.

— Это хорошо. Я слишком устал, чтобы с кем-нибудь говорить, кроме тебя, а моя голова по-прежнему гудит, как растревоженный улей.

— Ты принял какое-нибудь лекарство, кроме аспирина?

— Только «Нурофен» и больше ничего. Думаю, перед сном я сделаю еще одну ингаляцию.

— Прими «Ночную няню».

— Ладно. Так и сделаю. А завтра, пошатываясь, пойду на работу, словно с похмелья.

— Как дела?

— Ужасно. Кризис набирает обороты. И это серьезно, Анжелика.

— Да, я знаю, читала в газетах.

Он вздохнул и опустился в кресло. Она налила ему бокал бордо. Оливье сделал маленький глоток и расслабился.

— Сними шарф и пиджак, я помассажирую тебе плечи.

— Что с тобой? — спросил он, развязывая шарф. — У тебя что, роман на стороне?

— Глупости! Просто ты выглядишь слишком напряженным.

Анжелика почувствовала, что покраснела.

— Я действительно напряжен.

Повесив шарф и пиджак на спинку стула, она начала массировать его шею.

— Боже, как хорошо!

От ее мягких, но в то же время сильных прикосновений мышцы постепенно расслабились. Утаивая от мужа свою переписку, Анжелика испытывала чувство вины, которое превратило ее в гейшу, пытающуюся хоть как-то загладить свой проступок.

— Я не делала тебе массаж уже много лет.

Оливье засмеялся.

— Ты никогда мне его не делала. Это я всегда носился с маслом.

— И у тебя были волшебные руки.

Она удивилась, почувствовав, как все ее тело начинает гореть желанием.

— Они все такие же волшебные, и ты это знаешь.

Оливье закрыл глаза. Его напряжение постепенно уменьшалось, уступая место желанию.

Он взял Анжелику за руки и притянул к себе, а затем оттолкнул ногами стул, чтобы она могла сесть к нему на колени.

— Я хочу заняться с тобой любовью, — прошептал Оливье. — У меня прекрасная жена. Мне следовало бы уделять ей больше внимания.

— С твоим-то воспаленным горлом!

— Я чувствую себя лучше.

«Ипохондрик», — с любовью подумала Анжелика, а вслух произнесла:

— А как же дети?

— Если нас будет постоянно волновать тот факт, что наши чада неожиданно войдут и застукают нас, мы никогда не займемся любовью.

Он поцеловал жену, позволив ее волосам упасть на его лицо. Его губы были теплыми и сладкими от вина. Оливье прекрасно целовался, так было всегда. Вынув ее рубашку из джинсов, он скользнул пальцами внутрь. Анжелика почувствовала, как его руки расстегнули застежку на лифчике, а затем ощутила чувственное прикосновение его больших пальцев к своим соскам. Уже очень давно они не реагировали так бурно на его ласки. Откинув голову, она позволила его жесткой щетине пощекотать нежную кожу на ее шее, которую Оливье покрыл страстными поцелуями.

Понимая, что дети могут в любой момент проснуться и застукать их на горячем, Анжелика спрыгнула с колен мужа и, извиваясь, сняла джинсы и трусики, а потом снова села на него верхом, позволив войти в себя.

На мгновение они словно растворились друг в друге, поодиночке получая невероятное удовольствие, пока не взорвались одновременным оргазмом. Еще некоторое время их тела оставались сплетенными, сердца бешено бились, а головы кружились от внезапного всплеска адреналина.

— Все произошло так неожиданно, — сказала Анжелика, целуя мужа в мокрый и соленый висок.

— Как будто мы снова молоды и влюблены. — Оливье погладил ее волосы. — Нам следовало бы заниматься любовью чаще.

— Напряженный график, — произнесла она, слезая с его колен и протягивая руку к своей одежде.

— Нужно находить на это время. Кстати, что там у нас на ужин?

Анжелика наблюдала за тем, как он с жадностью набросился на телячью отбивную. Иногда создавалось впечатление, что вся жизнь Оливье сводилась исключительно к поглощению пищи. Не отвечающая его требованиям еда могла на целую неделю испортить ему настроение. Анжелика потягивала вино и медленно ела, пока он говорил о себе. Оливье не спрашивал ее, как она провела день. В этом не было ничего необычного — в общем-то, рассказывать было не о чем, но внезапно ее осенило: ему это просто неинтересно.