Бухтик из тихой заводи - Владимир Руткивський

«Наверное, и Оля спит», — подумал Серёжа, в последний раз оглянувшись на неясно белеющий корпус санатория.

Серёжа направлялся к поляне, над которой уже поднималась полная луна.

— Так хотелось бы посмотреть на праздник, — призналась Оля. — Но только я ни за что не смогу пойти туда ночью. Я просто умру от страха. — И она посмотрела на Серёжу широко открытыми глазами. — А ты не боишься? Может, не надо идти туда?

По правде говоря, Серёжа тоже думал об этом. Но неожиданно для себя сказал:

— А чего там бояться? Если хочешь, я один пойду и потом обо всём тебе расскажу.

Оля взглянула на него с глубоким уважением.

— Ты храбрый человек, Серёжа, — сказала она. — Ты самый-самый смелый из всех!

И понятно, что после этих слов Серёжа пошёл бы хоть на край света, а не то что на какую-то поляну. Да, он просто должен побывать там! О, после этих слов…

И как Оля ни отговаривала его, Серёжа настоял на своём.

По небу плыла огромная белая луна. Под ногами громко, как выстрелы, потрескивали сухие ветки.

И Бухтика сегодня нет. С ним, конечно, было бы куда спокойнее. Но Бухтик сказал, что сопровождать Серёжу не имеет права. Он ещё мал.

Серёжа остановился возле кустов, за которыми была видна поляна. Чуть дальше мерцала серебристая поверхность заводи. Вода отражала полную яркую луну, редкие кучевые облака и маленькие блёстки далёких звёзд. Изредка вскрикивали сонные птицы, и тогда вздрагивали заросли лозняка и по заливу пробегали лёгкие волны.

Вдруг из воды вышли две белые фигуры: одна побольше, вторая — маленькая. Плавно они прошли на середину поляны и остановились.

Всё вокруг застыло. Даже лёгкий полуночный ветер и тот затих.

Словно крыльями, взмахнув руками, сёстры начали свой танец. Они неслышно скользили над остывающей землёй, и даже трава не шевелилась под их ногами. Медленно, словно пушинки, опускались они на землю. И снова взлетали над поляной. Чару он узнал. Она действительно немного была похожа на Олю.

Легко танцевала Омаша. Но Чара была ещё невесомей. Она, казалось, совсем не касалась земли. Это было как волшебство.

Одна из сестёр уже скрылась в воде, а другая стала отдаляться к лесу. И он, словно зачарованный, вышел из-за кустов и последовал за ней. Порой ему чудилось, будто всё происходит не наяву, а в каком-то светлом и радостном сне… Эти облака, эта загадочно мерцающая луна, эти белые фигуры, взлетающие над землёй…

Серёже казалось, что стоит только оттолкнуться — и он так же плавно и невесомо поднимется в воздух.

Вдруг ноги его провалились в пустоту. Он еле успел ухватиться за какой-то чахлый кустик.

И в ту же минуту всё изменилось. Омаша повернулась к нему, и в её глазах сверкнула злоба. Послышался торжествующий смех — и она, словно подхваченная ветром, исчезла. Рядом испуганно и громко заквакала лягушка.

А Серёжа медленно начал погружаться в холодную трясину…

Внезапно Оля проснулась. Ей показалось, будто кто-то окликнул её. Она села на кровати и начала прислушиваться. Нет, только показалось. Вокруг стояла тишина, заполненная далёкой трескотнёй цикад. Огромный круг луны стоял высоко в небе.

Оля взглянула на часики, подаренные мамой на день рождения: стрелка показывала ровно на полночь.

«Может, Серёжа уже вернулся?» — подумала она и посмотрела на Серёжино окно.

Нет, он ещё не вернулся — окно было приоткрыто. А они договаривались, что Серёжа закроет его, когда вернётся…

Тогда она уселась на подоконнике и стала ждать.

Оля всматривалась в тревожную, таинственную полутьму, освещённую призрачным лунным светом, и чувствовала, как её всё больше и больше охватывает какое-то беспокойство. Идти через колючие кусты, вздрагивая от каждого шороха, пробираться через перелесок, где за каждым деревом, кажется, кто-то ожидает тебя… Бр-р…

Нет, она ни за что не согласилась бы пойти ночью в лес! Да что там ночью — она и днём опасается туда ходить одна.

«Бедный, милый и храбрый Серёжа, — грустно подумала Оля. — Если бы ты только знал, какая я трусиха, ты бы, наверное, не дружил со мной…»

И вдруг ей почудилось, будто возле реки кто-то закричал. Оля распахнула окно и стала прислушиваться. Нет, это был не Серёжин голос. Это кричала лягушка. И кричала она так, что у Оли между лопаток пробежал мороз.

И тут она заметила на опушке, освещенной луной, тёмную точку. Точка эта с каждой секундой увеличивалась, и скоро Оля узнала Бухтика.

Да, это был Бухтик. Только что его разбудил отчаянный крик Квакуши Премудрой, и Бухтик сразу же догадался, что его другу угрожает смертельная опасность. Он хотел было побежать к нему на выручку, но вовремя опомнился: в ночь полнолуния перед Омашиным колдовством не устоял бы и десяток водяных жителей. Только перед человеком колдовство отступило бы.

И поэтому Бухтик бежал к санаторию так, как не бегал ещё ни разу в жизни. Хорошо, что вчера он выпросил у Серёжи впрок одну таблетку и спрятал её под ивой!

Он вбежал во двор и остановился: все окна были тёмные. И только в одном виднелась голова девочки…

Оля и опомниться не успела, как перед ней выросла лохматая фигура Бухтика.

— Серёжа в опасности! — задыхаясь от быстрого бега, сказал он. — Нужно его спасти!

— Где он? — спросила Оля.

— Там, в болоте… Омаша заманила его в болото, и он…

— Идём! — твёрдо сказала Оля и спрыгнула с подоконника.

Серёжа медленно погружался в трясину.

А рядом всё так же надрывалась от крика большая лягушка.

Больше никого не было.

Несколько раз он пытался выбраться из трясины, но чахлый кустик, за который он случайно уцепился, не мог выдержать тяжести Серёжиного тела. Хрупкие ветки ломались под руками, корни трещали всё сильней.

Серёжа тоскливо смотрел на синее, усеянное звёздами небо, на деревья, темнеющие поодаль, на большой упругий куст лозняка, стоявший за этим, чахлым. Эх, дотянуться бы до него!

Но до того куста ему уже не дотянуться. И никогда больше не увидит он этих звёзд…

Внезапно лягушка замолчала и повернулась к лесу. В ту же минуту Серёжа услышал чьи-то быстрые шаги и звонкий голос Оли:

— Мы здесь, Серёжа! Мы идём!

Суд

— Да, это я потребовала суда, — сказала Омаша. — Нужно наказать виновных!

— Виновных я накажу, — согласился Барбула. — Но сначала выслушаю всех.

— Кого здесь выслушивать? — перебила Омаша. — Чару? Так она ещё маленькая. Может, Бухтика? Так это же он во всём виноват!

— Всех выслушаю, — твёрдо ответил хозяин заводи. — Я судья. А судья должен выслушать всех.

— Тогда выслушай сначала меня, — потребовала Омаша.

— Хорошо, — согласился Барбула.

— Что говорит закон водяных жителей? Он говорит, что в полнолуние никто не должен вмешиваться в дела русалок. Но Бухтик его нарушил…

— Я не мог иначе поступить, — сказал Бухтик. — Серёжа мой друг.

— Верно, — подтвердил Барбула. — Плохо, очень плохо ты, Омаша, поступила. Друзья Бухтика — наши друзья. Это тоже закон.

— Да какие они друзья? — зло возразила Омаша. — Разве друзья станут уничтожать мой огород? Разве друзья станут вытаскивать на сушу мою лучшую подругу? Нет, они мои враги! А есть ещё один закон: мои враги — ваши враги. Но Бухтик и этот закон нарушил: он помогает моим врагам!

— Мм-да… — нерешительно произнёс хозяин заводи.

Ему было очень тяжело. Не впервые спорили между собой Омаша и Бухтик, но никогда ещё дело не доходило до суда. И он, хозяин заводи, должен был немедленно что-то решать. А решение, как ни крути, было только одно: нужно кого-то сурово наказать. Но ведь перед ним его собственные дети!

И сердце Барбулы прямо-таки разрывалось от боли.

— Может, помиритесь? — помолчав, предложил он.

— Никогда! — воскликнула Омаша. — Я ему этого не прощу.

— Нет, — так же твёрдо ответил Бухтик. — Она напала на моего друга.

А Чара молчала.

— Ну что ж… — грустно произнёс Барбула. — Тогда, Омаша, говори, чего требуешь.

— С этого бы и начинал, — сказала Омаша. — Я требую, чтобы в этой заводи мне никто не мешал. Я хочу, чтобы дети из санатория были сурово наказаны.

— Не слишком ли многого ты хочешь? — рассердился Бухтик. — Учти, что своих друзей я в обиду не дам!

Но Омаша, будто и не слыша его, продолжала:

— Ещё я требую, чтобы Бухтик не мешал мне, когда я буду их наказывать.

— Этого ты никогда не дождёшься! — воскликнул Бухтик.

— Ах так! Тогда я требую, чтобы он немедленно ушёл в изгнание! Пусть живёт в самом глухом болоте! Один!

Воцарилась долгая тишина. Одиночество считалось в заводи самым страшным наказанием.

— Это твоё последнее слово? — наконец проговорил Барбула.

— Да, — отрезала Омаша. — Я требую, чтобы он сейчас же покинул заводь!

Барбула вздрогнул. Ссоры ссорами, но он себе и представить не мог, что когда-нибудь придётся разлучиться с сыном.