Посмертное проклятие - Саддам Хусейн

– На это место я предлагаю себя, – заявил один из них. – А тот, кто против, пусть говорит.

Он обнажил свой меч, а за его спиной, выхватив мечи из ножен, встали те, кто состоял с ним в родстве, и некоторые из румов. Точно так же поступил и следующий со своими приближенными, за ним третий, четвертый и пятый, пока наконец из знатных людей и шейхов племени не осталось никого, кто не предложил бы себя таким образом, обнажив меч и окружив себя приближенными.

Пришлось говорить Иезекилю.

– Друзья мои, выбрать нового шейха племени оказалось непростым делом, и я боюсь, как бы здесь, выбери мы сейчас одного из присутствующих, не приключилась бойня. Дабы не допустить кровопролития и сохранить племя единым, пусть нас рассудит шейх румийского племени. Человек он благоразумный, шейх крупнейшего и сильнейшего из племен, и к тому же он перенес тяготы и опасности пути, чтобы оказаться вместе со своим племенем по соседству с нами. Разве не мудро позволить ему высказать свое мнение относительно нашего дела? Разве не честь для нас, которой доселе никто нам не оказывал?

Говорил Иезекиль стоя, а когда, кончив, сел, шейхи общин племени аль-Мудтарра захлопали ему, и только один возразил:

– Предпочтительней было бы, Иезекиль, чтобы наш вопрос мы решили сами, а не тот шейх, о котором ты сейчас говорил.

А когда все присутствующие отвергли его возражение, снова заговорил Иезекиль:

– Будем считать, что все шейхи племени аль-Мудтарра за исключением одного приняли мое предложение.

С этого момента решение о том, что их рассудит шейх румов, стало для всех обязательным.

Шейх румов поднялся со своего места и принялся откашливаться.

– Начинай, начинай уже, да продлятся дни твои, брат наш большой, облеченный властью немалой, а уж мы-то не ослушаемся твоего совета и решения, которое ты сейчас примешь.

– Мне очень трудно назвать кого-либо из вас, видя, какие среди вас царят разногласия. Поэтому в интересах племени я предлагаю избрать его шейхом Иезекиля. Иезекиль умен, он умеет делать оружие, в финансовых и пропагандистских делах у него повсюду имеются поверенные. Это он завязал отношения с нами, и мы ему доверяем, поэтому и готовы вам помочь. А когда мы будем идти плечом к плечу и Иезекиль станет шейхом вашего племени, тогда ничто не будет для нас невозможным. Мы сможем тогда сражаться вместе, чтобы повергнуть племя аль-Мухтара.

Не обращая внимания на возражения молодежи, слова которой особого веса не имели, шейхи родов дружно захлопали, но тут поднялся кто-то из несогласных.

– Я возражаю против такого выбора, потому что он оскорбителен для нашего племени. Я с ним не согласен.

– А на того, кто не согласен, мы пойдем войной, объединившись все против него, – отвечал ему шейх румов.

– Я все равно с этим не соглашусь. И хотя я против войны, если меня к этому вынудят, я буду драться.

Теперь захлопала молодежь племени, но поскольку никто из шейхов, поддержавших Иезекиля, не принял стороны говорившего, он встал и покинул собрание.

– Благодарю вас, братья, – сказал Иезекиль, – за то, что вы избрали меня шейхом племени аль-Мудтарра, Обещаю снять с вас за это часть процентов по вашим долгам. Каждому шейху общины в нашем племени я пожалую по важности его рода сумму, которую он употребит на то, чтобы обустроить свой дом, и на то, чтобы он мог постоянно покупать кофе и угощать им гостей. Еще я назначу долю из того, что получает род от трудов своих и богатств, для уплаты шейху племени румов, дабы он не прекращал поддерживать нас в наших делах и в знак признательности за его помощь и благодеяния. Нам без него свое шейхство[17] не уберечь.

Повернувшись к сидящему рядом с ним, Иезекиль увидел, что тот смеется.

– Алчущих стать шейхом нашего племени много, и мы не всегда можем дать им достойный отпор, особенно если они появляются в наших собственных рядах. Поэтому, сын брата моего, мы всегда будем нуждаться в румийском племени и его шейхе, – пояснил ему Иезекиль и, обращаясь ко всем, добавил:

– Благодарю вас за благодеяние ваше, и если будет на то ваше согласие, все вы приглашены в мой дом, чтобы мы отпраздновали сегодняшний день вместе, я и мое окружение.

«Окружение» случайно соскочило у Иезекиля с языка, и получилось так, что он имел в виду своих наушников и приспешников, но он тут же поправился:

– Прошу прощения, я хотел сказать: я и мое племя, женщины и мужчины. Разве не лучше праздновать всем вместе, друзья мои дорогие?

– Конечно, наш шейх! – радостно загалдела молодежь.

А один из присутствующих, уже пьяный, с глиняным сосудом с вином в одной руке и с кубком в другой, наполнил свой кубок и, подняв его над головами всех сидящих, прокричал, запинаясь и едва выговаривая слова:

– За ваше зд-здоровье! За з-з-здоровье Ие-зекиля!

– Будем здоровы! – подхватил шейх племени румов на своем языке.

– Давайте все вместе, – не унимался Иезекиль, – мужчины и женщины и с нами шейх румов будем праздновать до ночи, посмотрим, как танцуют румийки, а с ними и женщины нашего племени и мужчины обоих племен.

– Да, да! – кричали одобрительно все вокруг, и лишь двое несогласных, не сказав ни слова, удалились.

Когда Иезекиль стал шейхом племени, он назначил каждому, задолжавшему ему за оружие, срок для расплаты. А у того, кто не мог расплатиться с долгами, забирал овец, верблюдов и коз. Дошло до того, что он стал забирать даже шатры у тех, кто не имел возможности с ним расплатиться.

– Не слишком ли это, шейх? – спрашивали Иезекиля.

– А что прикажете делать с теми, кто не хочет вернуть мне мое же? – отвечал он.

– Но разве не вправе каждый из сынов племени разделить с шейхом свои невзгоды?

– Чего стоит шейх со своим шейхством без денег, брат мой? Думаешь, выбрали бы вы меня шейхом, не будь у меня денег? Разве не принимали многие из вас сторону Салаха, когда до войны он имел много денег, но потом вы же остались в моем меджлисе[18], когда он протестовал против выбора меня шейхом? Не потому ли, что денег моих не счесть, а он не так уже богат, как прежде, да еще влияние мое соединилось с влиянием румов? Да, брат мой, деньги взимаются с тебя и с других, чтобы мы могли противостоять таким, как Салах. Кто знает, сколько еще таких появится среди нас?

Вместе с тем Иезекиль продолжал собирать деньги повсюду, и его интересы выходили далеко за пределы племени аль-Мудтарра. Он сговорился с племенем румов вместе расширить круг их деятельности. Теперь их кузницы, столярни и прядильни, торговля маслом и коврами, растительным маслом и оливками охватывали все племена. А на тех, кто этому противился, они вместе шли войной. До того дошло, что они устроили специальные конторы для вывоза и ввоза всего, что продают и покупают племена. Только племена Ирака отказались действовать через эти придуманные Иезекилем конторы, которые он устраивал сам или совместно с румами.

Поскольку сложилось так, что нефть, битум и финики все племена покупали в Ираке и им не было замены, пришлось Иезекилю с румами пойти на то, чтобы позволить им покупать у Ирака товары без всяких условий.

Конторы, основанные Иезекилем самостоятельно или совместно с румами, породили среди арабских племен немало ненависти сначала к Иезекилю, а потом и к племени румов за то, что они поддержали его в этой бесчестной торговле. Иезекиля ненавидели за огромные доходы от ростовщичества, получаемые от этих контор, и за то, что он вместе с румами навязал многим арабским племенам свою торговлю. Отныне они могли покупать оружие, орудия земледелия и ремесел и даже посуду только у румов и Иезекиля. А наказанием за ослушание была война, разграбление жилищ и разорение земель. Союз Иезекиля с румами стал крупнейшей силой в тех землях. И стоило только кому-нибудь из молодежи высказать свое недовольство, как под покровом ночи ему в спину кто-то втыкал отравленный кинжал, или же недовольного соблазняли, зная его пристрастия и заставляя в конце концов забыть о своем недовольстве. И стали они богатейшей силой среди всех племен, точнее говоря, богатства Иезекиля, шейхов его племени и племени румов стали несметными, а о простых людях их племен, богатых и бедных, а уж тем более о людях других племен речь здесь не идет.

Шейха, мать Ляззы, когда ее муж дал ей развод, а точнее сказать, развод дала ему она, все ждала, когда же Иезекиль придет к ней свататься. Такой был у них уговор, и такой благодарности она ждала за то, что сделала для него среди женщин их племени. Однако шли дни, недели и месяцы, а она по-прежнему пребывала со своей надеждой наедине. И вот уже ожидание стало измеряться не месяцами, а годами, а Иезекиль, продолжая обнадеживать мать Ляззы, не сводил глаз с самой Ляззы. Лязза же его к себе не подпускала. А поскольку по нраву он был таков, что постоянно искал то, к чему еще не прикасался, насытившись той, что была в его руках, Иезекиль принялся увиваться за Ляззой. Но всякий раз, когда он пытался к ней подступиться, она от него ускользала, не отдаляясь, однако, так далеко, чтобы порвать нить надежды, но и не оставаясь так близко, чтобы позволить его желаниям осуществиться.