Осень для ангела - Сергей Шангин

В описаниях тех душа пребывала исключительно в двух полярных состояниях — радовалась или страдала. Потому как существовал единственный критерий отбора — грешен или нет.

Что понималось конкретно под грехом, про то история умалчивает. Получалось так, что на любой чих найдется грех. Безгрешны лишь младенцы и святые.

Все время, пока Иван Васильевич излагал свои взгляды на житие того света, души внимательно прислушивались к его словам и периодически активно кивали в знак согласия и полного разделения взглядов.

— М-да, грустное зрелище, душераздирающее зрелище, — вздохнула Смерть и отпила кофейку. — А ведь я ему говорила, — она ткнула длинным сухим пальцем в небо, — что надобно просвещать народ, пропаганда в нашем деле наиважнейшее из искусств. Вот вам и результат — за тысячи лет развития вида Хомо Сапиенс получили сплошной негатив и отсебятину.

— Постойте, постойте! — обеспокоился Иван Васильевич. — Какая же тут отсебятина? Заветы писаны Ветхий и Новый, Евангелие, Житие Святых и прочая. Разве то не ваша пропаганда? А как же: «Священник говорит с Богом!»

— Не знаю я, с кем он там говорит, но слышит плохо, глухой телефон получается.

— А что же на самом деле? — глаза Ивана Васильевича загорелись жадным огнем интереса.

— Ишь ты какой, то в несознанку играет, то вынь ему и положь всю правду-матку! Шустрый больно!

— Как хотите, — с напускным безразличием потупился Иван Васильевич. — Только это в ваших интересах. Вдруг я чего недопонимаю, вдруг осознаю и добровольно сложу свои полномочия.

— Хорошая мысль. Тогда слушай сюда…

Так и не начавшийся рассказ Смерти был самым беспардонным образом прерван внезапной сумятицей в плотных рядах душ.

— А ну пусти, отойди, подвинься! Бабка, ты чего тут встала? Сдвинься, пока трактором не переехали! Эй, мужик, алле!

Иван Васильевич обернулся на крик, резонно предполагая, что словом «мужик» тут можно именовать разве что его. Смерть недовольно нахмурилась и собралась было щелкнуть пальцами, творя заклинание.

— Погодь, мамаша, все будет наше! — приплясывая от едва сдерживаемого нетерпения, пошутил бритоголовый качок в костюме от Версаче, с золотой цепью на шее и массивной челюстью.

— Вам что нужно, молодой человек? — сухо поинтересовалась Смерть, не скрывая раздражения.

— Вопросик имеется к гражданину директору. Ты чо в натуре помер и обратно ожил, братан?

— Во-первых, я вам не брат…

— Да ладно, забей! Сам факт интересен, с детства имею интерес к наукам, — ощерился он золотыми фиксами.

— Помер и ожил, что в этом странного?

— Ниче себе, да ты Копперфилд в натуре, братан. Слышь, — тотчас обратился он к Смерти, раздраженно постукивающей пальцами по столу, — а с каждым так можно? Раз туда, раз обратно.

— Не с каждым! Тебе не кажется…

— А чо надо, чтобы можно стало? — бесцеремонно прервал браток саму Смерть.

— У тебя этого нет! — ответила та, теряя остатки терпения.

— Нету, значит купим! Да ты не боись, Вован за базар отвечает. Порожняк не гоним, нужно рыжье, сделаем. Хотите зелени, будет завались. Скажи, что надо, я тока свистну братанам, все подкатят.

— Совесть нужна и душа безгрешная, касатик! — глядя, как на инвалида, с сожалением в голосе произнесла Смерть.

— Да ты гонишь, отродясь это не требовалось.

— Мое терпение кончается!

— Погодь, имею право на один звонок!

— Ты не в тюрьме, окстись, какой звонок?

— Во, не в тюрьме, а позвонить не дают, хуже тюрьмы получается!

— Хорошо! Один звонок! Одна минута! Потом я тебя…

— Понял, время пошло!

Он выхватил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и мигом набрал номер.

— Алле, я от Кефирыча! Ага… ну да… в натуре… мне это… срочно нужно обратно откинуться. Сказали, что можно… Кто сказал? А ты лишних вопросов не задавай, понял? Проверенные люди сказали. Сделаешь? Что значит сколько? Как обычно, церковку поставим, епархии отвалим. Во-о-о-т, так то лучше. Ну, я жду, в натуре, давай работай!

— Ты с кем это разговаривал, шустрик?

— У каждого свои секреты, меньше знаешь, глубже спишь, гы-гы-гы!

— Ты у меня сейчас уснешь, глубоко-о-о уснешь, гаденыш! Мигом колись, кому звонил, что за знакомства в канцелярии? Да я тебя…

«Дзинь-динь-дон-н-н-н» — проплыл над поляной малиновый звон маленьких колоколов.

— Алле, слушаю! — теперь уже Смерть вытянула мобильный телефон. — Что-о-о? Да как вы смеете мне приказывать? Что значит спонсоры? С кем я разговарива…

«Динь-динь-динь» — зазвучала в трубке мелодия отбоя. Смерть, чертыхаясь и плюясь, торопливо застучала по клавишам телефона.

— Алло, шефа мне дай! — грубо рявкнула она в трубку. — Обычным тоном прошу! Могу грубо попросить! Хочешь? Быстро, я сказала!

— Гавриил Степанович, что же это деется? Мне только что позвонили из небесной канцелярии и буквально в приказном порядке… Что значит с вашего разрешения? Что значит в порядке исключения? Это приказ? Ах так, тогда попрошу в письменном виде!

В воздухе взорвалось дымное облачко, и с негромким хлопком перед Смертью развернулся лист бумаги. На нем красными, горящими огнем буквами светились слова: «Вышней волею приказываю выполнить реинкарнацию раба божьего Владимира Савельевича Тараканова в любое подходящее тело. Тело обеспечивает заказчик. Об исполнении доложить! Подпись: Архангел Гавриил. Печать. Дата.»

Смерть пожевала сухими губами, сунула руку за пазуху, выудила откуда-то огромное гусинное перо, плюнула на кончик и старательно вывела внизу листочка: «Приказ о реинкарнации выполнять отказываюсь. Не заслужил! Подпись. Дата.» Плюнула на палец и оттиснула под надписью.

Свиток скрутился и растворился в воздухе. Через мгновение затрезвонил телефон Смерти.

— Слушаю, Гаврила Степанович!

— Ты исполнять приказы должна, а не слушать! — сердито забасил голос в трубке.

— Не нравится, Гаврила Степанович, увольняйте! — медовым голоском пропела Смерть. — Желающих на мое место мильон, проблем с вакансией не будет.

— А ты не болтай лишнего, договоришься тут… возьму и уволю, ты меня самодура знаешь!

— Ваша воля, Гаврила Степанович, — смиренно, как монашка перед батюшкой пропела Смерть.

— А раз моя воля, так сполняй приказ и точка!

— Приказ исполнять не буду, субъект недостоин реинкарнации, не по Сеньке шапка! — отрезала Смерть.

— Да кто ты такая, чтобы решать за архангелов, кому можно, а кому нельзя? Возгордилась, головокружение от большого стажа, уважение потеряла к господу богу?

— А вы, Гаврила Степанович, бога в свои делишки не путайте. Могу об залог биться, что ему сие неведомо!

— Ой, Маргарита, язычок твой дерзкий давно пора той косой подрезать. Не нужен тебе язык, лишнее болтает.

— Я же не говорю, Гаврила Степанович, что вам давно пора подрезать по причине бездействия…

— Маргарита-а-а-а!

— Эй, начальник, ты ее не слушай! Вован сказал, не батон крошил, базар не пустой, записано — сделано. Если баба упирается, давай другую!

— Это кто? — голос в трубке звучал брезгливо и раздраженно. — Убери лишних подале, неча им в служебные разговоры встревать.

— А это, Гаврила Степанович, не посторонние, это как раз заказчик, любезный вашему сердцу, и есть, — съязвила Смерть.

— Этот? — в голосе архангела мелькнула растерянность.

— Он самый, бандит, вор, убивец, весь цепями увешан золотыми. Ему в геенне огненной гореть, а вы ему жизнь в подарок кидаете!

— Сказали уважаемый человек, нужно помочь… — неожиданно стал оправдываться архангел.

— Без базара уважаемый, меня весь центральный район знает, каждая собака Вована уважает. Потому что за неуважение сразу по хлебальнику… упс, в смысле, внушение пацаны сделают. У нас без уважения нельзя, работа такая… специфическая.

— Рот закрой, твоего мнения тут не спрашивают! — сухо щелкнули пальцы Смерти и у Вована, словно звук выключили.

Губы двигаются, рот разевается, а слышимость ноль. Вот бы так в жизни, с легкой завистью подумал Иван Васильевич, щелк и нету лишнего шума.

— Типа вы, Гаврила Степанович, сами кандидата не видели, достоинств его не разбирали на комиссии, подмахнули не глядя, что подсунули.

— Я бы попросил без намеков…

— Какие уж тут намеки, Гаврила Степанович? В запарке, бывает, и не то сделаешь, — сочувственно посетовала она елейным голоском.

— Вот именно… в запарке… не доглядел… — осторожно, чуя подвох, согласился архангел.

— Тогда, значит, приказ отменяем? Нет достоинств, нет пряников. Я правильно понимаю?

— В общем и целом оно конечно так, но сама посуди, услуга церкви оказана, должны произвести взаиморасчет, согласно договору. Маргарита, неудобно получается, смежников подводим, — словно капризного ребенка терпеливо уговаривал архангел упрямую Смерть.