Рабыня порока - Валериан Светлов

– Да что вы ко мне оба пристали, право! – резко сказала она. – Простили да простили! Да в чем я перед вами виновна? Не просилась я к вам, сами силком взяли, а теперь прощаете. В чем? Ты думаешь, очень он мне нужен, твой нудный Никита Тихоныч? Да сгинь он совсем да и ты вместе с ним!

– Будет тебе, Марья! Что сделано – того не вернешь! Терпеть надо.

– И терпи, кто хочет, а я терпеть не желаю. Ну, будет тут зря калякать. Говори, зачем сюда явилась?

– Ужинать тебя звать. Собрано уж на стол.

– Спасибо, не пойду я.

– Отчего?

– Не пойду, да и только. Что пристала в самом деле? Не хочу, да и все тут.

– Нехорошо спать-то ложиться, не поужинав. Отощаешь, а тебе надобно беречь себя.

– Была печаль! Для чего это надобно мне беречь себя?

– А для ребеночка.

Марья Даниловна сердито отвернулась.

– Не ходи ты сюда по вечерам, – не обратив внимания на ее гневное движение, продолжала Наталья Глебовна, – здесь место недоброе, нечистое. А тебя точно приворотом сюда тянет.

– Чем же место недоброе? – вдруг заинтересовавшись этими словами, спросила Марья Даниловна.

– Недоброе место. Сказывают, что живет здесь, в самом глубоком омуте озера, водяной, и правит он там душами утопленников.

– Утопленников? – с любопытством проговорила Марья Даниловна.

– Да, сказывают, здесь в оные времена, далеко ли от нас – не знаю, не ведаю, – впадая в сказочный тон, продолжала Стрешнева, – будто утопился некий князь, владелец поместья, а за ним и княгиня его с отчаянья кинулась в воду. С тех самых пор, чтобы не вышли они из плена своего, водяной и затянул озеро зеленым пологом. И еще сказывают, перед тем, как случиться в доме несчастью, квакушки замолкают, а полог зеленый разверзается над самым, значит, над омутом.

Как раз в это самое время замолкли лягушки, и тонкий серп луны, вставши между ветвями над озером, осветил своими лучами его поверхность.

Неподалеку от берега зеленая поросль разошлась на воде и образовала темное огромное пятно, в котором отразился месяц.

Наталья Глебовна вздрогнула и сразу замолкла. Мрачно сдвинув брови, испуганными глазами глядела на нее и Марья Даниловна.

– Пойдем, пойдем отсюда, – зашептала Наталья Глебовна, – наше место свято! Нечисто здесь, Марья, ох, нечисто!

Но Марья Даниловна не двигалась с места.

– Оставь меня. Ежели здесь такое место, что можно погибнуть, так мне лучшего и не надо. Уходи сама отсюда до греха.

– Бога ты не боишься, Марья… Разве можешь ты думать о гибели?.. Прошу тебя, послушайся, уйдем скорее отсюда. Никита Тихоныч гневаться будет.

– И пусть на тебя гневается, а я не жена ему.

Она вдруг пристально посмотрела на Стрешневу. Вся ее злоба, вся жажда мести, накопившаяся в ее душе за долгие годы и тщательно до сих пор скрывавшаяся ею от людей, поднялась в ней теперь и властно рвалась наружу. С каким бы наслаждением она задушила сейчас эту ненавистную ей женщину, которая, однако, никогда не сделала ей ни малейшего зла!

Она не сводила глаз своих и с этого таинственного зеленого озера, которое точно манило к себе ее беспокойную душу.

И вдруг странная мысль мелькнула в ее голове, сначала испугавшая ее, потом страстно обрадовавшая ее. Вот единственный случай прийти к заветной цели, так давно втайне лелеянной ею. Теперь или никогда! Теперь у нее хватит смелости выполнить этот план, внезапно выросший перед нею в эту минуту. Потом будет поздно! Гнев, весь вечер душивший ее, может пройти и слабость завладеет ею.

– Ин быть по-твоему, боярыня! – твердо проговорила она. – Пойдем отсюда. Страх мой прошел.

– Пойдем-ка, пойдем, так-то лучше, поди, будет, – согласилась с ней и Стрешнева.

– А только одно я тебе скажу, – продолжала Марья Даниловна, – не уйду отселе, пока не взгляну в самый омут.

– Ой, что ты! – испугалась Стрешнева. – Как это можно!

– Да уж так! – капризно и упрямо заявила Марья Даниловна. – Хочу так. И ничего в том странного нет. Одни бабьи сказки.

Она быстро подбежала к берегу, путаясь в высокой траве. Репейники, точно опасаясь за ее жизнь, цеплялись за ее платье и удерживали ее от опасности.

Но она быстро пробиралась вперед и, дойдя до берега, нагнулась над водой и простояла так неподвижно некоторое время.

Стрешнева стояла у скамьи поодаль ни жива ни мертва. У нее даже не хватало голоса позвать ее, упросить не подвергаться такой страшной опасности.

Но вдруг раздался смешливый голосок Марьи Даниловны.

– Сказывала – бабьи сплетни, так оно на поверку и выходит, – говорила она. – Никакого водяного в омуте нету, да и омут-то есть ли еще? Иди сюда, боярыня, скорее! Полюбуйся… Чудно так – вода темная, и в ней опрокинувшись месяц глядится…

Ободренная звуком ее голоса, Наталья Глебовна решилась подойти к ней и даже стать рядом с ней. Марья Даниловна незаметно отступила на шаг назад.

– Нагнись-ка, погляди… – проговорила она и вдруг неистово вскрикнула. – Укусило что-то за ногу!

И затем, делая вид, что падает, навалилась всем телом на наклоненную над омутом Стрешневу и столкнула ее в воду.

VI

– Марья, что ты делаешь?! – успела только вскрикнуть бедная женщина, падая в воду.

Но сила падения была так велика, что тело ее немедленно погрузилось в воду и зеленая тина, расступившись, тотчас же вновь сошлась и покрыла Наталью Глебовну с головой. Однако через мгновение она выплыла и стала неистово кричать, взывая о помощи.

Марья Даниловна стояла на берегу ни жива ни мертва, растерянная, не зная, что делать. Лицо ее побледнело, губы судорожно улыбались и бессознательно шептали бессвязные слова.

– Туда тебе и дорога, благодетельница… Тони, тони… Никто не услышит твоих криков – усадьба далеко.

Но по тропинке сада уже раздавался сухой звук чьих-то торопливых шагов.

Стрешнев, обеспокоенный долгим отсутствием двух женщин, не утерпел дольше и вышел из дома по направлению к озеру. На душе его было беспокойно; он знал, что настроение Марьи Даниловны в этот вечер было злобное, тяжелое, и, отлично изучив недобрый нрав ее, опасался, не без основания, как бы не вышло чего между двумя женщинами.

И он шел торопливо по тропинке, когда вдруг услыхал отчаянные крики с озера.

Тогда он бросился бежать и поспел как раз в то время, когда Наталья Глебовна, устав уже держаться на воде, вся обессиленная, стала медленно погружаться в воду.

С другой стороны поспевали люди, возвращавшиеся из дальнего угла сада, где они починяли беседку. Между ними была и карлица Матришка, жившая в доме Стрешневых – озлобленное, Богом обиженное существо, недавно наказанное Натальей Глебовной, по настоянию мужа, за воровство.

Никита Тихоныч, добежав до берега, мельком взглянул на бледное и улыбающееся лицо Марьи Даниловны и вдруг сразу все понял.