Капкан на Инквизитора (СИ) - Александр Гарин

Разобравшись с грехом пополам с этим, Альвах перенес внимание на другое. Злобно выругав ведьму уже не за то, что был проклят в женщину, а за то, что он стал такой коротконогой женщиной, которая на один обычный мужской шаг делала своих три и утомлялась от долгих переходов до ломоты в костях, роман занялся единственным и последним, что оставалось у него от прошлой жизни – мечом.

Альвах заказывал свои мечи в храмовой кузне уже в Веллии. Мечи вышли хорошими – в меру сбалансированными, с рунной вязью, с обязательным посеребрением. И – короткими.

Привычный к романским коротким мечам, бывший Инквизитор заказывал именно такие, но – на асский манер, узкие, загнутые и расширявшиеся к концам. Такими было удобно рубить летучую нечисть – когда она пикировала сверху. У веллов, которые привыкли к длинному и прямому оружию, его клинки вызывали снисходительные усмешки. Однако на все насмешки Марк Альвах оставался спокоен. Рожденному в день самого Лея, как рассуждал Инквизитор, не нужны длинные мечи, чтобы утешать себя из-за недостатка длины в другом, важном для мужчины месте.

Теперь же его настойчивость сыграла ему на руку. Женское тело Альваха получилось почти на две головы ниже предыдущего. Длинный велльский меч был бы для него слишком тяжел. Короткий асский, после долгих стараний, ему удалось примерить по руке. Слабость и боль, вызванные перестройкой и перекруткой мышц и сухожилий, прошли, и Альвах, удерживая рукоять оружия обеими руками, в исступлении грелся с ним до самого рассвета, нанося и парируя удары. Постепенно его движения становились все увереннее. И, хотя слабые женские руки после долгого обращения с мечом стонали и болели, Альвах впервые за долгое время увидел просвет в своем безнадежном положении. Как бы там ни было дальше, если постараться, он вернет свои ловкость и силу настолько, насколько у него получится.

Когда он упал обратно под дерево и снова раздул костер, Альвах уже был отчасти доволен собой. Если бы удалось сейчас добыть горячий мясной завтрак, будущее могло бы показаться не таким черным, каким оно представлялось на голодный желудок.

Получив цель, прояснившаяся мысль уважавшего правильность и порядок романа заработала. Альвах бросил жадный взгляд в сторону уже проснувшихся и прыгавших по веткам осенних цокотух. Потом с некоторым трудом отхватил кожаный ремень от штанины и занялся изготовлением пращи.

========== - 10 - ==========

Седрик Дагеддид, де-принц провинции Веллия, осторожно приподнял ветку, проезжая под ней. Он не оглядывался, но и так знал, что Эруцио следует за ним. Вслед за романом тихо, как призраки, двигались всадники из королевской дорожной стражи. Три месяца выслеживания, бесплодных поисков и погонь – и вот сегодня разбойничья шайка Брюхатого Лласара, кажется, окончательно попалась. Брюхатый всегда был очень осторожен, но третьего дня подчинявшиеся ему мерзавцы обнаглели настолько, что дочиста разгромили трактир у Главной дороги на Ивенот-и-ратт, столицу Веллии и увели с собой двух трактирщиковых дочерей. После того, что с ними сотворили, тела девушек бросили в лесу, не углядев, что одна из них осталась жива. Чудом ей удалось вернуться в разоренный дом и навести, наконец, дорожную стражу на логово бандитов.

Седрик лично возглавил облаву на выродков мужеского рода. В какой-то мере, эта облава была им заслужена. Не первый год он обретался в лагерях дорожной стражи, на правах простого воина, без каких-либо привилегий, которые предусматривало его высокое положение. Злые языки поговаривали – принц-де по предпочтениям притерся там, где много пригожих крепких молодцев. Но на самом деле Седрик просто стремился уйти дальше от велльского двора, скрывая от людских глаз в лесах свое убожество.

Справедливости ради стоило сказать, что Седрик не был единственной паршивой овцой в стаде. Проклятие – непостижимое, непонятно кем и когда насланное, уже третье поколение нависало над всем его родом.

Отец его, Хэвейд Дагеддид, был шестым, младшим ребенком в семье. Трон мог достаться ему только разве в случае повального мора. Хвала Лею, в стране мора не случилось, но отчего-то его братья и сестры гибли и без мора – один за другим. По мере того, как расчищалась дорога к трону, клеветники все чаще стали указывать на Хэвейда, как виновника несчастий с родичами. Но когда, после восшествия на престол, молодой король продолжал подвергаться тем же несчастиям, которые до того обрушивались на прочих отпрысков Дагеддидов, заговорили уже о семейном проклятии.

Первая жена короля – благородная красавица из велльской знати – подарив счастливому отцу наследника и, едва оправившись от родов, вместе с сыном заболела красной лихорадкой. Королева умерла сразу, а младенец чудом и долгими молитвами остался жив. Но, об этом известно каждому - переболевшие красной лихорадкой мужи, хотя и сохраняют мужескость, однако семя их пустеет, так же, как усыхает чрево у выживших жен. Генрих, как был назван первый сын короля, был обречен с детства не иметь своих детей.

Спустя несколько лет после смерти жены король Хэвейд женился опять – на дочери вождя соседних геттов. Молодая геттская королева понесла сразу после свадьбы, и Хэвейд было утешился. Но судьба и здесь посмеялась над ним. Как ни берег он жену, на седьмом месяце ее пребывания в бремени случилось несчастье – мелькнувшее в окне видение сумело напугать королеву до того, что она сбросила младенца и скончалась в ту же ночь – ибо лекари не сумели остановить пролившиеся за этим крови. Седрик родился недоношенным, но остался жив и даже быстро оправился от такого поспешного рождения. Со временем кровь геттов все более давала о себе знать – по взрослости вытянувшись выше брата и раздавшись вширь, он был темноглаз и темноволос, чем сильно отличался от велльских подданных.

Но отрадой для отца не стал. В том не было его вины, а лишь огромное несчастье. Геттская мать сбросила сына в ту самую ночь, которая бывает лишь четырежды в году, и в которую велльские жены, доведись им рожать, через силу пьют удерживающие отвары, предпочитая пострадать дольше в родовых корчах или даже умертвить младенцев, но не дать появиться сыновьям в Ночь Голубой Луны.

По преданию, Темная перед изгнанием прокляла мир Лея – настолько, насколько хватило сил. И, хотя большую часть проклятия сожгла испепеляющая магия Светлого, отголоски его проявлялись в особых днях и ночах – по нескольку раз в год. В число таких отголосков входили и Ночи Голубой Луны.

Казалось бы, что такое одна ночь? Но родившиеся в эту пору несчастные мужи не искали жен, предпочитая встречи с себе подобными. И если романы относились к такому с равнодушием, а бемеготы – и вовсе пояли своих женщин лишь потомства ради, у веллов родившийся в Ночь Голубой Луны мог снискать лишь презрение и позор, пусть и не по своей вине.