Газета Завтра 38 (1190 2016) - Газета Завтра Газета

В советском фильме про архитекторов "Верой и правдой" есть эпизод: архитектору, который проектировал одну из высоток, звонит сам Сталин, хвалит проект и советует посадить вокруг здания яблони. Не случайно вдоль аллеи МГУ — яблони.

"Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести". Почему именно яблони? Вероятно, как символ красоты и созидания.

И возле заводов сажали яблони. В 80-х годах на территории Криворожского металлургического комбината я видела ни много ни мало — яблоневый сад. Тут тоже символ — соединение технического прогресса и природы, красоты.

В посадке яблонь есть что-то сакральное. Это символ творчества: посадить, ухаживать, вырастить — и собирать плоды. Даже временная отдалённость посадки от сбора фруктов — тоже некий символ. В "Азбуке" Льва Толстого есть притча. Старик сажал яблони. Зачем? Ведь он не доживёт до яблок. "Другие съедят, мне спасибо скажут".

В яблоне удивительным образом соединяется хозяйственная польза и украшение земли.

Наши северные яблоки содержат больше витамина С, чем южные. Они богаче железом и другими ценными элементами. Но хранятся они хуже южных: кожица тоньше. Потому хранилища насущно нужны — с контролируемой атмосферой.

Вероятно, яблоня воплощала мечту о городе-саде (помните, у Маяковского "Через четыре года здесь будет город-сад!"). Идея города-сада — живучая, потому что верная. Человечеству ничего не известно прекраснее и привлекательнее сада: недаром рай представлялся людям как сад — с тех пор ничего в существе не изменилось.

И вот сегодня я вижу садовую новизну. В нашем посёлке снова стали сажать яблони — новых сортов, иногда колонновидные, вроде тех, что недавно показали по телевизору в передаче об институте садоводства. Сажают вполне обеспеченные люди, не от бедности сажают. А от чего? Они и сами не могут объяснить, но, видно, иными ветрами повеяло: хочется окорениться, жить здесь, детей-внуков растить. Ещё звучат заполошные интеллигентские вопли: "Уезжать! Спасаться! Вывозить детей!", а люди уже сажают яблони. Жизненная атмосфера меняется.

Выращивание плодов земли — дело богоугодное, выходящее за рамки утилитарной пользы. Недаром Христос называл себя лозой, а Отца своего — виноградарем. Кстати, моя дочка, вернувшаяся из Крыма, рассказывает: повсюду насажены молодые виноградники.

Ну, а где виноград не растёт, — спешите сажать яблони!

Разведчик Господа Бога

Разведчик Господа Бога

Михаил Кильдяшов

литература Культура

В издательстве «Центрполиграф» вышел новый роман Александра Проханова «Востоковед»

Стройную периодизацию и последовательную хронологию прохановского творчества выстроить очень сложно. Идеи, конфликты, тематика и проблематика его романов пульсируют, как сама жизнь. Коснувшись однажды какой-либо темы, Проханов не исчерпывает её до конца, не закрывает, а оставляет просвет, в котором видно сияние уже миновавших событий.

Так в военном романе возникает мирная техносфера, а в деревенском романе из красного цветка на обоях разрастается война с Востока. В баррикадных романах “последнему солдату империи” являются образы русского Рая из первых книг Проханова. В “босхианском цикле”, где после крушения красного исполина расцветает “сад земных наслаждений”, ангельским крылом мелькает будущая империя. В романах о возрождённой державе несмываемым кровавым пятном в Доме Советов остаётся уничтоженный когда-то гранатомётным выстрелом оборонец.

Потому прохановское творчество — это не одна сплошная линия, а несколько синусоид, которые постоянно пересекаются друг с другом, накладываются друг на друга. Но в их системе координат есть точка отсчёта, откуда выходит светлый луч. Это путь. Личный путь Проханова, путь народа, путь державы. Писатель наметил его ещё в первой книге “Иду в путь мой”, возвестил о пути, интуитивно проложил маршрут.

Проханов не следует по пути — он несёт в себе путь, помнит всё, делает на каждой синусоиде зарубки о прошлом, настоящем и будущем. За кем следует Проханов? Что ищет? Кого и что пытается настигнуть? ВРЕМЯ.

Подлинный писатель всегда бросает вызов времени. В этом непрерывном поединке время многолико. Оно являет себя в исторических событиях — и тогда писатель превращается в летописца и историософа. Ловит мгновение, укрощает, кристаллизует его в словах. Но время текуче, и, застывшее лишь на миг, оно незримым движением рассыпает кристаллы слов, меняет свой облик, превращает суждения и пророчества писателя в струящееся марево и ускользает, мелькнув кончиком лисьего хвоста.

Поединок продолжается. В погоне за временем писатель физически ощущает его в собственном сердцебиении, преодолевает аритмию, чтобы напасть на туманный след времени. Оно то растягивается в линию, то растекается на плоскости, то растворяется в пространстве. Не уловимое ни секундами, ни веками, оно дразнит писателя, как загадка с множеством ответов, среди которых нет верного.

Писатель не верит бегущим стрелкам. Он — не физик, он — мета-физик. Писатель находит для времени образы вечности, как охотник, захватывает в них время. Эти образы-ловушки старше времени, в них земное преодолено небесным. В них время замирает, как царевна в хрустальном гробе, затухает, как уснувший вулкан. Но это лишь до той поры, пока не всколыхнётся бытие и не высвободит время из ловушек вечности, как в новом романе Александра Проханова "Востоковед".

"Востоковед" — роман о русском разведчике. Разведчике Господа Бога. Главный герой романа Леонид Васильевич Торобов — бывший сотрудник спецслужб, специалист по Ближнему Востоку — получает приказ уничтожить идеолога ИГИЛ, в прошлом иракского офицера, сподвижника Саддама Хусейна — Фарука Низара. Ныне глава террористической организации "Меч пророка", Фарук Низар, создав разветвлённую сеть агентов, мечтая о Халифате, организует теракт за терактом на Ближнем Востоке, в Европе и России.

Торобов, используя старые связи и весь свой опыт, пытается настигнуть жертву в Ливии, Ливане, Египте, Газе, Ираке, Иране, Турции, Сирии, Катаре. В этой погоне Торобов множество раз рискует жизнью: оказывается в заключении, претерпевает избиения, попадает в обезумевшую митингующую толпу, чудом спасается от пуль и взрывов, наблюдает бомбёжки и пытки, становится свидетелем того, как отряд игиловцев осаждает женский православный монастырь.

При этом след Фарука Низара подобен следу змеи на камне. Противостояние с Торобовым оказывается не просто противоборством двух профессионалов, двух разведшкол. Это схватка двух микрокосмов, двух точек бытия, двух полюсов, замыкание которых обещает взрыв всему миру: "И всё бесконечное множество живущих на земле и живших когда-то. Все они были помещены на линию, соединяющую Торобова с Фаруком Низаром. Все ждали, когда линия превратится в точку, и две их судьбы сольются".

Заминированный Ближний Восток живёт в предчувствии окончательной детонации. Она была спланирована Западом и получила название "эффект квашни". Духовно истощённая Европа, поправшая идеалы Христианства, утратившая все опорные точки бытия, в страхе наблюдает за набирающим силу Востоком, готовым к историческому реваншу. Для этого у Востока есть всё: смыслы, воля, образ будущего. Европа, не имея своего пассионарного проекта мироустройства, не может одолеть Восток своими силами. Она может уничтожить его, только порождая в нём внутренние противоречия, разжигая в каждой стране региона революции и гражданские войны, свергая правителей, ломая режимы, сталкивая народы между собой. Так энергия восточного реванша расходуется на внутреннее противостояние — разрастающуюся квашню протыкают, и она оседает.

Ближний Восток — это "солнечное сплетение мира", и точный удар в него позволяет контролировать историю. Мудрый, спокойный регион предстаёт перед Торобовым растерзанным и кровоточащим, похожим "на огромный котёл, в котором пузырилось жирное варево, всплывали обрубки стран, раздробленные кости городов, гибнущие в муке народы". Кажется, там, где спала вечность, разбудили время, и мир стал биться в лихорадке. На теле вечности открылась рана, и из неё пульсирующей кровью начало вырываться время в образах боли, страдания и смерти.

Потому погоня за Фаруком Низаром становится для Торобова погоней за временем. Время нужно поймать, как след птицы в небе, время нужно приручить и вновь погрузить в Вечность. Вечность залечивает исторические раны, примиряет народы, утоляет боль, облегчает страдания и преодолевает смерть. В своей погоне Торобов подсознательно ищет образы Вечности и противопоставляет их образам Времени.

Вечность приходит всепоглощающей пустыней. Она не подчиняется привычному земному пространству. Её не одолеть ни шагом, ни взором. Она скрывает под толщей песка вражду и предательство, усмиряет порывы тех, кто мечтал поработить весь мир, поглощает глас вопиющего: "Зимняя пустыня уже прогревалась солнцем. Сухой бурьян металлически блестел. Волнистая даль полнилась таинственным свечением, будто там скользили прозрачные тени, туманились миражи. То были исчезнувшие племена и народы, от которых не сохранилось имен. Они заблудились в холмах, где пространство сворачивалось в спираль, небо менялось с землёй местами, открывались ходы в иные миры. Туда уходили народы, пропадая бесследно".