Мое самодержавное правление - Николай I

Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени.

Повергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте неизменной дружбе вашего верного брата и друга.

НиколайГрафу Витгенштейну[94]15 декабря 1825 года

Граф Петр Христианович. Вам известна непоколебимая воля Брата Моего Константина Павловича, исполняя которую Я вступил на Престол с пролитием крови Моих подданных; вы поймете, что во Мне происходить должно и верно будете жалеть обо Мне.

Что здесь было – есть то же, что и у вас готовилось и что, надеюсь, с помощию Божиею, вы верно помешали выполнить. С нетерпением жду от вас известий насчет того, что г. Чернышев вам сообщил; здесь открытия наши весьма важны и все почти виновные в моих руках; все подтвердилось по смыслу тех сведений, которые Мы и от г. Дибича получили.

Я в полной надежде на Бога, что сие зло истребится до своего основания.

Гвардия себя показала, как достойно памяти ее покойного Благодетеля.

Теперь Бог с вами, любезный Граф. Моя доверенность и уважение вам давно известны, и Я их от искреннего сердца здесь повторяю вам искренний

НиколайС.П.Б. 15 декабря 1825 года.Главнокомандующему 1-й армией фельдмаршалу графу Ф. В. Сакену в Могилев на Днепре (перевод с фр.)[95]СПб. 6 января 1826

Вчера в полночь получил я, мой любезный генерал, известие о бунте Муравьева, равно и о мерах, которые ваше благоразумие указало вам к подавлению, буде еще возможно, зла в самом его корне.

Признаюсь, не могу не думать, что это могло произойти только от неловкости бедного генерала Гебеля; ибо, кажется, дело разыгралось как раз в минуту арестования Муравьева. Весьма также осуждаю нерешительность князя Щербатова; она может быть причиной важных неприятностей.

Соображая все, а особенно употребление, какое делают из имени моего брата, чтобы бунтовать войско, я должен решиться возложить на самого брата моего подавление мятежа, буде мятеж станет серьезнее, вручив ему временное начальствование над всеми тремя корпусами.

Так как я о всем оповещаю публику, то полагаю напечатать и об этом событии, дабы показать мое полное и совершенное доверие к брату, коему поручается окончание этого скандала. Это, конечно, произведет лишь наилучшее впечатление.

С нетерпением буду ждать известий от вас и от генерала Рота. Я не без опасения на его счет, ибо знаю верно, что он ненавидим в своем корпусе. Тут не приобретешь доверия войска, а раз движение началось, пожалуй, с Ротом и порешат.

Это доставит вам генерал Демидов, которого я посылаю в Житомир. Если бы случилось, что с Ротом уже покончено, то Демидов примет начальствование над корпусом. Если же, даст Бог, все обойдется хорошо, я поручаю ему видеть самолично, каково состояние умов в крае и в войске, головы коих помутили эти мерзавцы. Для сего он доедет и до Киева, где пробудет сколько сочтет нужным, чтобы меня ознакомить с духом оказавшейся там сволочи.

Здесь все кажется мне спокойным, и с Божиею помощию я не вижу никакой причины к новому потрясению. Наши расследования идут хорошо и становятся все любопытнее. Полагаю с двумя из главных убийц покончить дня в три согласно законам Учреждения о большой действующей армии. Этот пример, как он ни ужасен, однако необходим.

Наконец, мой любезный генерал, будь что будет, мы исполним свой долг как честные люди. Я, с Божиею помощию, на это надеюсь. Что же до вас, будьте убеждены в моем почтении и моей доверенности, как и я буду рассчитывать на ваше усердие и на вашу дружбу.

Благорасположенный к вам Н.

Не примените сообщать мне известия сколь возможно чаще.

Михаилу Павловичу[96]Петергоф, 17 мая 1826 г.

Поздравляю тебя от всей души, любезный Михайло, со счастливым разрешением жены твоей и с новой прибылью фамилии. Принимаю Елизавету Михайловну с совершенною милостию и надеюсь, что будет так же мила, как и старшая ее сестрица. Нам надо было иметь случай порадоваться после стольких печальных случаев. Я передал madame Nicolas твои порученья, и она тебя очень уверяет в своих милостях.

Я тебе могу донести, что все здесь, Богу благодаря, все в порядке. Сегодня утром учил я драгун и с особым удовольствием сказать могу, что я был отменно доволен. Офицеры весьма поправились в езде, можно даже сказать, что ездят хорошо и смело, а дело свое знают прекрасно: сметливы, живы, – словом, прекрасно.

Вечером хотел улан учить, но все шло столь непростительно дурно и даже ошибочно, что я уехал с ученья, оставя Чичерина их распекать; во всякое другое время я строго б взыскал за подобное неряшество и непростительное незнание дела, но на сей раз так оставил.

Видно, у вас на наш счет такие же нелепости распушают, как у нас про вас; но я надеюсь, когда дело кончится с молодцами в крепости, так все придет в рассудок. А не мешало б очень добраться источников, или разглашателей; но трудно.

Про твой приезд скажу тебе, что ежели, с помощью Божией, у тебя дома все хорошо будет, то не мешает тебе приехать на несколько дней – подписать доклад комитета и быть при начале, если не до самого конца суда; но все сие есть только «хорошо бы», а вовсе не необходимость.

От брата получил я вчера письмо; он, слава Богу, здоров и сестре лучше. Я еду завтра на рейд в Кронштадт видеть эскадру – 3 корабля и 9 фрегатов. Петергоф прелестен. Поцелуй ручки жене своей и обними Марию и Елизавету Михайловну от имени дяди с длинным носом. Прощай, Бог с тобой.

Твой навеки

Н.

Нашим молодцам мой поклон.

Михаилу Павловичу[97]Елагин остров, 20 мая 1826 г.

По обещанию нашему уведомляю тебя, любезный Михайло, что следствие кончено и рапорт комиссии переписывается. Если положение жены твоей позволит тебе ехать и матушка отпустит, теперь самое время тебе приехать подписать, быть здесь во время суда и воротиться в Москву к крестинам твоей маленькой. Но я повторяю, что это в том только случае, если ты можешь без опасения ехать.

Здесь все в порядке; спроси, Лоло тебе расскажет. Прощай, жене ручки поцелуй и обними твоих маленьких. Кланяйся всем нашим товарищам.

Твой навеки

Н.Марии Федоровне[98]Царское Село, 25 июня 1826 г.

…Что касается моего поведения, дорогая матушка, то компасом для меня служит моя совесть. Я слишком неопытен и слишком окружен всевозможными ловушками, чтобы не попадать в них при самых обычных даже обстоятельствах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});