Доктор для чужаков (сборник) - Раджнар Ваджра

И словно празднуя мое торжество, растения-фейерверки выбрали именно этот момент, чтобы выбросить споры. Крошечные многоцветные петарды спорили с красками восходящего солнца, жаль только, что это продолжалось недолго.

Внизу волновался лиственный океан. Восход окрасил борющуюся за жизнь растительность переливчатым огнем, генерируя новые частицы тепла.

Я развернулась и полетела на запад.

Сначала полет казался восхитительным. Жить в джунглях — все равно что обитать под водой. Теперь же пронзительный свет голубого неба опьянял.

Глядя вниз, я часто видела «дно» леса, где крошечные криты грустно забирались в свое логово. Здесь, на периферии угодий больших стад, монстры избегали рэмов. Интересно, каким образом находится пища для стольких чудовищ? Какие криты настолько безмозглы, чтобы беспечно гулять по «Джунглям-ловушке»?

Планирование обладает собственной музыкой. Воздух приятно посвистывает в ушах, прорезаемый крыльями: когда появляется встречный ветерок, звук усиливается. Я продолжала парить от одного теплового столба к другому, поднимаясь ровно настолько, чтобы достичь следующего. При попутном ветре я еще до темноты надеялась оказаться на станции.

И благословляла отсутствие воздушных хищников.

Сверху мне были заметны некоторые особенности леса: постоянно колышущиеся ветви не загораживали общей картины. Изменения пейзажа и цветовые всплески деревьев-нонконформистов становились вполне различимыми вехами… ага!

Парсон не захотел лететь, потому что я могла найти вполне подготовленное для посадки место. Он не знал, что шаттлы «Синтипида» бесполезны. А если меня оставить в первом попавшемся месте на Олбеми, я затеряюсь навсегда. Никто не сумеет меня найти… без радароотражательного купола и самодельного Т-комма.

Ну, разумеется, Парсон не желал моего присутствия, поэтому и показал мне безумие джунглей. Я не сломалась, не отказалась от своей миссии, так что он, вероятно, выбрал самый сложный маршрут. Когда я стала упорствовать, он, в конце концов, высадил меня в прелестном местечке, где я уж точно стала бы обедом для любого кошмара, обитающего в этих невинных на вид скорлупках. Честно говоря, я и сама не ожидала, что проживу так долго.

Словом, секрет жженого лимона был так важен для него, что он пытался любой ценой от меня избавиться.

Интересно, если я вежливо постучусь в дверь, откроют ли обитатели станции? На их территории я беззащитна против плазменных пушек, плазменных спиралей и лазеров.

Но, приземлившись снаружи, придется пересекать широкий, смертельно опасный ров, прежде чем попасть на проволоку под током, увенчанную острыми колючками. А уж потом придется столкнуться с оружием и обитателями станции.

— Сьюзен, — сказала я себе, — на этот раз придется из кожи вылезти, но придумать что-то сверхумное.

Пришлось придумать. Но веселого в моем плане оказалось мало.

План требовал приземления за пределами территории, что включало отчаянные поиски чистого пространства. Я выбрала дерево и решительно устремилась в нужном направлении. И спрыгнула всего в двенадцати метрах от рва.

В обличье драпировщика я глазела сквозь ограду, надеясь, что выбрала правильное место.

Я ошиблась: купола были расположены не так, как требовалось мне. Это означало, что придется пробиваться по периметру через двадцать метров кровожадного безумия.

Сначала основной опасностью казалась возможность быть раздавленной. Потом я привлекла внимание обожателя: шестиногого крита с серповидными передними лапами, который, как ни странно, не боялся драпов! Мой душка имел вместо зубов две массивные режущие поверхности. Кому нужны зубы, если в пасти уже имеются готовые столовые приборы?

Меня спас десятиног, восседавший на дереве и подхвативший моего кавалера с земли. Он перекусил животное пополам и, держа остатки щупальцами, продолжал мирно жевать, опасаясь, очевидно, уронить хоть кусочек.

Наконец я встала напротив купола, где содержался БВВ. Двумя неделями ранее, в более счастливые времена, я бы находилась на другой стороне.

Что же, время для быстрой грязевой ванны.

Поблизости находился маленький стоячий пруд. Зачерпывая со дна пригоршни вонючей тины, я измазала руки и грудь и смерила глазами ров. Чертова штука была слишком широка, чтобы перепрыгнуть. Даже пары были смертельными, и твари держались на почтительном расстоянии. Если разбежаться, как следует, возможно, удастся перелететь… и поджариться на проволоке.

Ограда выглядела крепкой. Остался последний выход. Самый рискованный.

Я наложила на руки толстый слой ила, мысленно извинилась перед невинным критом, подняла самого маленького драпировщика, околачивавшегося поблизости, и побежала ко рву. Существо не было тяжелым, но на двух ногах я бегаю медленнее, а моя защитная оболочка уже кипела от концентрированной щелочи. Спустя несколько минут я чувствовала себя так, словно набрала полные руки едко пахнувшей расплавленной лавы, но продолжала двигаться, хотя из глаз лились слезы.

Приблизившись ко рву, я метким броском швырнула драпа на ограду. Посыпались искры, вырвался белый дым, и вулкан белых пузырей медленно проел дыру в проволоке. Когда она стала достаточно широкой, мой невольный союзник провалился внутрь, уже мертвый.

К этому моменту руки болели так сильно, что пришлось идти на отчаянный риск. Я закрыла глаза, затаила дыхание и, ступив вперед, на какую-то долю секунды сунула ладони прямо в кислоту. Какое счастье, что мои глаза были закрыты! Реакция оказалась столь бурной, а война химикатов разгорелась с такой силой, что шипящие брызги обожгли лицо. Я отпрыгнула, помчалась обратно к луже и попыталась все смыть.

Беда в том, что времени у меня не было. Тревожная сигнализация наверняка уже включилась, и Парсон может догадаться, кто повредил ограду.

Я снова обмазалась грязью, убедилась, что путь свободен, и помчалась ко рву на всех четырех. Оказавшись на краю, я подпрыгнула, расправила крылья и воспарила, но в последний момент свернула крылья. Сила инерции затянула меня в дыру.

Теперь предстоит самое страшное.

Снова подобрав драпа и сдерживая невольные вопли, я ринулась к блестящим соплам, окружавшим воздушный шлюз. И пыталась не гадать, каково это — быть сожженной заживо.

Плазменные спирали, к счастью, не заработали, но мои кисти и руки все равно горели огнем.

Потом я так и не вспомнила, каким образом мне удалось подбросить дрейпера достаточно высоко. Но туша приземлилась на ближайшем куполе.

Результаты были впечатляющими! Гигантские пузыри мигом вскипели на воздушном шлюзе, куполе и начали распространяться дальше. Плазменные спирали с заблокированными отверстиями не включались: правила безопасности. А пузыри закрыли оптику сканеров, так что сейчас мне ничего не грозило.

Я встала на спекшийся песок перед шлюзом и попыталась вспомнить интонации Парсона.

— Банни, — прошептала я, и дверь в королевство отворилась.

Пытаясь игнорировать адскую боль в руках, я вошла в шлюз: еще один напряженный момент. Пришлось воспользоваться языком, чтобы набрать сохранившийся в памяти код. Внешняя дверь закрылась, внутренняя открылась, и я осторожно ступила в комнату. Дома никого…

Обитатели станции, возможно, блестящие биологи, но им следует немедленно пройти курсы по исправлению тактических методов.

Вот они: три БВВ! Возможно, весь машинный парк станции. Как мог Парсон быть таким дураком?

Сымитировав его мерзкий голос, я сказала: «Тишина», и ближайший вездеход открылся. Еще до того, как крыша автоматически опустилась, я уже втиснулась в ванную, промывая ожоги чистой водой.

Пытка.

Раны оказались серьезными. Те немногие клочки кожи, что у меня остались на руках, либо были неестественно белыми, либо покрыты волдырями, из которых сочились кровь и лимфа. Шкура на предплечьях была в лучшем состоянии, хотя свисала неровными клочьями.

Мышцы выглядели сожженными. Я пыхтела, как больная собака. И едва узнала свое лицо в маленьком зеркальце над раковиной. Смертельно бледное, покрытое мелкими волдырями от брызг изо рва. Львиные глаза казались совершенно дикими.

В ванной была аптечка. Я стиснула зубами тюбик мази от ожогов, прокусила и воспользовалась моим полым языком, как соломинкой, втягивая мазь с керосиновым вкусом. Потом высунула язык, осторожно спрыснула мазью кисти и предплечья. Еще одна героическая попытка позволила набрать достаточно гнусного бальзама, чтобы нанести на лицо.

Медленно, до чего же медленно огонь превратился в обычную острую боль. Дыхание постепенно успокоилось, но, как ни поразительно, я разглядела под уродством, болью и слоем мази легкую улыбку. Чему тут радоваться?

Возникший в голове ответ стер улыбку. Пока все шло до абсурда легко, и я знала почему. Да, Парсон понятия не имел о моих способностях, но недооценил меня по другим причинам: всему виной моя картавость. Немало людей считают бедняг с подобным недостатком полудурками.