Улыбка лорда Бистузье - Павел Шуф

— В саду нашли. Убежал…

— Соврем, да?

Замирка вполне могла бы написать сочинение о том, что ее любимая профессия — задавать вопросы, доводящие до головокружения.

— Утром зайду! — повторил я и отправился домой…

Нам повезло. Ежа удалось незаметно водворить в живой уголок — в школу мы с Замиркой пришли первыми. Когда на перемене в класс вошел Александр Григорьевич, по его лицу было видно, что он уже видел возвращенного беглеца.

— Поздравляю! — объявил он. — Еж вернулся. Васька Кулаков поднялся из-за парты и, не сдерживая смеха, закричал:

— А! Что я говорил? Видали — сам вернулся.

Его осадил Стасик.

— Сиди ты лучше! — огрызнулся Барханов. — Еще неизвестно, откуда он взялся. Может, ты сам утречком и принес. Испугался и принес.

Васька залился краской, сжал кулаки и молча плюхнулся за парту… На большой перемене Кулаков выскочил из класса, а потом из школьных ворот. Он вернулся ровно через десять минут — раскрасневшийся, запыхавшийся, злой.

— Д-домой б-бегал… — объявил он.

— Сочинение забыл? — спросил я.

— Какое сочинение? Вот… — он вынул из кармана большой замок с дужками и два ключа.

— Дома взял… Я придумал… — запыхавшись, он не мог произносить разом более двух слов.

— Куда замок?

— А на живой… уголок, — объяснил Васька. — На ежа… Чтобы не пропадал… А ключи отдадим Александру Григорьевичу.

Мы гурьбой помчались к ежу, и Васька, ловко продев дужку замка, дважды щелкнул ключом. Еж был под надежной охраной замка. Васька протянул ключ Замире:

— Держи. Отдашь Александру Григорьевичу. Теперь твои сто рублей никто не утащит.

Замира отнесла ключи в учительскую.

Но на следующий перемене Александр Григорьевич вновь вошел в класс. В его руках был все тот же замок — вместе с ключами. Неужели сам снял замок? — удивились мы. Он положил замок на стол и сказал:

— Еж и без замка никуда не убежит. Я в нем уверен…

Поплыл замок. От парты к парте. От Мубара к Стасику, от Стасика к Серверу, от Сервера к Стелле, ко мне, к царевне Несмеяне. Замок плыл к Ваське Кулакову.

Но Александр Григорьевич не успел увидеть, кому мы передавали замок — у нас был сейчас совсем другой урок, и Александр Григорьевич вышел, торопясь в класс, где его уже ждали.

НЕ ПО КАРМАНУ

Он был забавным щенком, когда его принес в школу завхоз Лутфулла-ака. Шарик быстро стал нашим общим любимцем и баловнем. Да и попробуй не стать, если у Шарика десятки друзей, и каждый норовит добыть из дома что-нибудь вкусненькое — специально для него.

Особенно любил Шарик бутерброды с колбасой. Может, не до такой степени, как любил их Первый Аппетит нашего класса Мубар Ахмедов, но тоже не брезговал.

Шарик был добрейшим созданием и в совершенстве владел искусством нравиться всем.

В душу он влезал… хвостом. Завидя утречком кого-либо, первым вразвалочку идущего в школу, изголодавшийся за ночь Шарик стремительно летел навстречу, выделывая хвостом махи почище вертолета. Того и гляди — загудит и взлетит над школьным двором. При этом он преданно заглядывал в глаза и взвизгивал, будто говорил;

— Как я рад тебе! Как соскучился за ночь.

Уж тут таял любой, и если в сумке или ранце был припасен бутерброд, то Шарик приглашался в долю.

Не забывал прихватить утречком гостинец для Шарика и я. Он, чертяка, хорошо знал, что гостинец для него я кладу в левый карман, и так к этому привык, что вскоре при моем появлении стал салютовать хвостом уже не мне, а Карману. Сначала меня это забавляло, но потом, удивляясь самому себе, я стал замечать, что эта измена меня огорчает. Чуточку, самую малость, но огорчает.

Бывало так: Шарик с визгом летел ко мне, исправно работая хвостом издалека, но при этом я уже не ловил, как прежде, его преданных благодарных взглядов. Они были устремлены на Карман с двумя декоративными синими пуговицами по краям. Видимо, он принимал эти пуговицы за глаза Кармана и дарил им восторженный взгляд.

А что же я? Похоже, я стал для него всего лишь переносчиком Кармана, слугой Кармана, достающим ИЗ Кармана в нужный момент лакомство для Шарика. Я понимал, что все это глупо, но отделаться от грустной мысли, что Шарик рад Карману, а не мне, уже не мог. Мысль эта саднила, царапала, мешала.

Однажды, когда Шарик в очередной раз бросился к Карману, радостно набирая при этом хвостом подъемную силу, я сделал вид, что не заметил его и, не сбавляя шага, торопливо двинулся к дверям в вестибюль. Шарик проводил Карман до самой двери. Потом, обиженно и недоуменно взвизгнув, сунулся и в вестибюль, но был изгнан строгой вахтершей.

Пахучий бутерброд за шесть уроков так добросовестно насытил карман аппетитным своим запахом, так прошил его насквозь, что, похоже, теперь и без всякого бутерброда Карман мог представлять жгучий интерес для чуткого и жадного носа Шарика. Но всерьез обидевшись на Шарика за измену дружбе в угоду аппетиту, я решил, что имею право разочек наказать его, и подчистую съел бутерброд.

Шарик преданно ждал у дверей вестибюля — видимо, считал звонки. Когда я шагнул во двор, он бросился ко мне, вскинул лапы на брюки, взвизгнул, сыпанул виноватым (так мне показалось!) взглядом и принялся шумно обнюхивать заветный Карман. Карман пах на диво вкусно, но бутерброда-то в нем уже не было. В доказательство я похлопал по пустому Карману. Поверить в это Шарик не мог и продолжал бежать за мной, держа нос по незримому следу, который оставлял Карман для его острого носа.

Говорят, летучие мыши слышат звуки, недоступные человеческому уху. Это называется ультразвук.

Шарик был мастером по части ультразапахов, но это мастерство сейчас подводило его, ибо он остро чуял запах уже, увы, съеденного мною бутерброда. Не спеша примириться с тем, что лакомства не будет, Шарик проводил меня до калитки. Сдаваться я не собирался, поэтому и в мыслях не держал взбодрить Шарика, поощрив его настойчивость чем-либо вынесенным из дома. Сегодня был День Поучительного Урока. Шарик должен был усвоить, что не в бутерброде дружба.

Оставив дома портфель, я поспешил на автостанцию — нужно было съездить в Ташкент по просьбе мамы и отвезти в библиотеку взятые ею книги, которые она могла взять только там.

Шарик не отставал. Неутомимо продолжая приветствовать льющийся из Кармана незримый запах, он неутомимо салютовал хвостом и, видимо, успел развить на нем отличные бицепсы. Возможно, он смог бы даже поднимать хвостом рекордные штанги — упорство Шарика в закалке хвоста физическими упражнениями на свежем воздухе вполне могло бы служить примером начинающим спортсменам.

«Беги, беги! — с усмешкой думал я. — Держи карман шире!..»

Шарик демонстрировал чудеса преданности Карману — не отставал до самой автостанции. Потом, он послушно стоял вместе со мной в очереди за билетами. Мне повезло — билет достался на автобус, который должен был вести Алишер. Алишер-ака — муж моей старшей сестры Айгуль, свадьба их была совсем недавно.

— Привет, Володя! — улыбнулся он. — В Ташкент?

— Книги надо отвезти, — кивнул я. — Мама попросила.

— Я бы и сам отвез, — развел руками Алишер. — Тебе-то зачем ехать?

— А мне тоже надо в Ташкент, — сказал я. — Дело есть.

— Садись тогда, — кивнул Алишер. — Отправляемся.

Он потянул дверцу кабины, нажал кнопку, и дверь автобуса свернулась гармошкой. Алишер сел за руль, мотор проснулся, взвыл, загудел ровно. Услышав мерную механическую песню, пассажиры заспешили в автобус. Я в очереди стоял последним и поднялся на ступеньку, когда автобус уже тронулся.

И вдруг что-то мягкое ударило мне в ноги. Я удивленно опустил глаза и увидел Шарика. В последнее мгновение он влетел в автобус, чтобы не расстаться с удивившим и озадачившим его Карманом, почему-то так и не желавшим угощать его.

Двери затворились, автобус тронулся. Меня разбирал смех. Карман держал Шарика надежнее, чем цепь. Пес демонстрировал чудеса настойчивости и аппетита. Привязь дразнящего запаха, а его зримо для острого носа Шарика источал Карман, была Шарику сладостна, приятна. Я плюхнулся на свободное сиденье. Шарик преданно пристроился рядышком. Он, ясное дело, решил сопровождать Карман, словно опасаясь — не везу ли я лакомое его содержимое в дальние края, причем совсем другой собаке. Шарик сидел смирно, ничем не беспокоил пассажиров. Ясно, подумал я, решил взять меня измором? Ошибаешься, брат! Ничего у тебя не выйдет.

На середине пути начались неприятности. Алишер обернулся, желая что-то сказать мне, и тут с удивлением увидел Шарика. Алишер резко нажал на педаль торможения, и пассажиры заколыхались.

Из рук сидевшей впереди бабуси вырвалась корзинка с яблоками. Яблоки покатились по полу и бабуся заохала, запричитала, недобро поминая шофера. Пассажиры полезли под сиденья, помогая собирать яблоки. Одно яблоко — краснее помидора — подкатилось к Шарику. Он шумно обнюхал и презрительно отвернулся. Я поднял яблоко и передал бабусе. Заметив, как Шарик отверг роскошное яблоко, бабуся, обидевшись за свои расчудесные фрукты, сказала: