Перворожденный (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Сказала и замерла, ожидая реакции. Лицо собеседника осталось абсолютно бесстрастным, но Катрина была готова поклясться, что его глаза потемнели.

— Побоище? — переспросил он. — Это так называют?

— Так написано в Хрониках, — поспешила внести ясность, пока Нэйтан не решил, что это она дала тем событиям такое название.

— Надо же. — Он поморщился. — Не читал. — И снова заинтересовался: — Так что он сказал?

— Сказал, что происшествие нельзя судить однозначно.

— Эрик — дипломат, — хмыкнув, оценил Нэйтан слова короля, — всегда умеет ввернуть красивое словцо.

— Так это правда?

Несмотря на подтверждение его величества и на запись в Хрониках, все еще безумно хотелось, чтобы все оказалось ложью.

— Правда, — прямо, без колебаний и раздумий. Катрина закусила нижнюю губу. — О чем задумалась? — снова с усмешкой.

Не стала лгать:

— О том, как к этому относиться.

— Не суди, — посоветовал Нэйтан и выделил интонацией: — однозначно. Если ты не боишься продолжить, я покажу тебе, как все было.

Хотела ли Катрина это видеть? Точно — нет. Но чувствовала, что знать должна.

— Я не боюсь, — возразила упрямо и протянула к нему руки ладонями вверх. — И я готова продолжать…

— Ты подумал над моим предложением? — спросил Карлос, потягивая холодный чай из своей кружки.

Был летний вечер, сменивший жаркий день приятной прохладой. Они сидели на веранде поместья Дьерти, отдыхая после очередной тренировки, пили чай и разговаривали. Пролетели три года обучения, и Нэйтан настолько привык к своему наставнику, что уже не представлял, как проводить вечер как-то иначе.

— Подумал, — пробурчал он. — Я не могу.

Карлос покачал головой.

— Не упрямься. Я же вижу, что тебе там плохо.

Тут он был прав, дома было несладко, но бросить все, принять предложение лорда признать его своим внебрачным сыном и наследником казалось неправильным.

— Я не могу бросить мать.

— Ты сможешь ее навещать в любое время.

В последние дни наставник все чаще поднимал эту тему, сетовал, что так и не обзавелся детьми, а Нэйтана любит как родного.

Нэйт очень ценил его отношение, но обрубить ниточки, связывающие его с семьей, по — прежнему не решался. Жить в богатом поместье, быть представленным миру как Нэйтан Дьерти, потерянный и недавно обретенный сын уважаемого человека, — все это звучало сказочно, прекрасно. Но не про него. Это было чужое место.

— Карлос, я не могу, — повторил упрямо.

Дьерти вздохнул.

— Вот же упрямый мальчишка.

— Не сердишься?

— Знаешь же, что я не могу на тебя сердиться, — улыбнулся теплой отеческой улыбкой. Во всяком случае, Нэйт считал, что именно так должны улыбаться отцы сыновьям. — Подумай еще раз, — учитель посерьезнел.

— Есть причина для спешки? — Нэйт подобрался в плетеном кресле, в котором до этого сидел, расслабленно вытянув ноги.

Карлос помедлил, будто раздумывая, стоит ли говорить.

— Говори, — попросил Нэйт. — Если есть причина, я должен знать.

— Тобой интересуется Инквизиция.

Нэйт вздрогнул.

— Зачем я им?

— Как мой сын — незачем, — ответил Дьерти, — а как Перворожденный — диковинка, которую нужно как следует изучить и препарировать, если понадобится…

Нэйту стало не по себе от этих слов. Наставник не из тех, кто готов попусту нагнать страха.

— А если я соглашусь?

— Вопрос будет закрыт. Внебрачные дети не редкость. Признаю отцовство, оформим бумаги, и Инквизиция потеряет к тебе интерес.

И к Карлосу заодно. Нэйт во что бы то ни стало не хотел, чтобы у наставника были проблемы из-за него. Этот человек слишком много для него сделал, чтобы ответить черной неблагодарностью.

Нэйт выпрямил спину, расправил плечи.

— Тогда решено, я согласен. Только поговорю с матерью, хорошо?

— Конечно, — Дьерти и не думал возражать.

— Только…

— Что?

— Ты уверен, что после этого Инквизиция от тебя отстанет? Не будет копать дальше?

— Разумеется.

В этот раз Нэйт не поверил. Карлос надеялся, но уверен не был. Хотя, основываясь на том, что Нэйтан уже слышал об Инквизиции, на их счет никогда нельзя было быть уверенным и считать себя в полной безопасности.

— Тогда я пойду.

— Беги, малыш, — махнул рукой Карлос, отпуская.

Какой он уже малыш? Вымахал чуть ли не выше самого Дьерти.

Но возражать не стал, улыбнулся на прощание и переместился к реке, откуда до Заречья было рукой подать.

Катрина глубоко дышала, приходя в себя, но отметила, что вышла значительно легче, чем в прошлый раз.

Нэйтан сам выпустил ее руки до того, как она вырвала бы их и отшатнулась, как это обычно происходило. Вид у него был задумчивым.

— Они не поверили? — спросила Катрина, помня о судьбе Дьерти, рассказанной королем.

Нэйтан поднял глаза, посмотрел на нее.

— Нет, — тихо произнесли его губы, но ей показалось, что это слово громовым раскатом отразилось от стен.

— Мне очень жаль, — искренне сказала Катрина. — Лорд Дьерти был хорошим человеком.

— Мне тоже. Жаль. — Нэйтан и протянул ей раскрытые ладони. — Идешь дальше?

Катрина кивнула.

Их руки соединились.

— О, глядите, наш юродивый идет, — крикнул задира Петро с завалинки, на которой расположились он и несколько парней из его компании.

Задирать Нэйта было их излюбленным развлечением с самого детства. Несколько раз Нэйтан с Петро серьезно дрались, но их всегда растаскивали до того, как определился бы победитель.

В последний год их противостояние усугубило то, что Ларка, девчонка, которая нравилась Петро, стала выказывать знаки внимания Нэйтану. Петро ревновал, бесился и норовил, если не подраться, то задеть за живое словами.

— Что, быстро удовлетворил своего богатого деда, а? Денег-то дал?

Нэйт даже не взглянул в его сторону, только сцепил зубы. Шутка была старой, хотя друзья Петро в голос заржали.

После избиения отца, почти трехлетней давности, все узнали о странной, на их взгляд, дружбе богатого помещика и деревенского мальчишки. Родители пытались его запирать и не пускать к Карлосу, но Нэйт всегда исчезал, и они не могли его найти и остановить. О том, что мальчик научился перемещаться, никому из них известно не было. Как ни странно, родители смирились и приняли то, что Нэйт не перестанет общаться с лордом, но злые языки это остановить не могло.

Давно несмазанная дверь заскрипела. Дома никого не было.

Нэйтан огляделся и направился на поиски матери, по дороге проведя ладонью по ржавым петлям. Ржавчина исчезла, будто и не было.

— Бродит и бродит! — заметил его возвращение Петро. — Сидеть больно?!

На этот раз Нэйтан остановился и посмотрел в его сторону. Просто посмотрел, и пальцем не пошевелил, но Петро что-то почувствовал, не стал нарываться.

— Да ну его, — скомандовал он своим прихвостням, — пошли купаться, что ли!

Нэйт проводил их взглядом. Он мог бы стереть всю компанию в порошок одним движением пальцев, но ему этого больше не хотелось. Хотя в детстве, когда Нэйтан был маленьким и слабым, он бы много отдал за такую возможность.

Нэйт всегда чувствовал себя здесь чужим. Он даже не походил на односельчан внешне: высокий, тонкокостный, а они — приземистые, широкие, плечистые. Они не понимали друг друга. Нэйт не хотел гонять кошек и бить их камнями, ему было не интересно украсть самогон у бабки Алины и пить его прямо из бутылки, передавая по кругу, не находил ничего веселого в том, чтобы стащить у Ларки платье, пока она купается, и заставить бежать до деревни, прикрываясь листьями лопуха.

Чужой…

Мать нашлась у соседки через три дома. Женщины сидели на крыльце, болтали и вязали на спицах.

С тех пор, как Карлос научил его ставить ментальные блоки, Нэйт немедленно заблокировал мысли и чувства матери. Личное должно оставаться личным, он не имел права читать ее, как раскрытую книгу.

Сейчас, собираясь попрощаться, Нэйт впервые за эти годы убрал блок.

Женщины, как по команде, подняли голову, услышав, что кто-то идет.