Путешествие на край комнаты - Тибор Фишер

Мелочи жизни

Вот что любопытно: среди моих самых любимых вещей есть футболка, которую я получила бесплатно в баре, лет десять назад. Один пивоваренный завод проводил рекламную акцию и раздавал в барах футболки со всякой пивной символикой. Мне повезло – разжилась на халяву футболкой. Футболка, кстати сказать, ниже среднего: материал низкого качества, и рисунок не поражает воображение, – но мне до сих пор греет душу, что она лежит, аккуратненько сложенная, у меня в шкафу. Там же висят-лежат вещи от самых модных модельных домов, но их и купила – я на них заработала. А эта футболка, она меня радует тем, что ничего мне не стоила. Всегда приятно урвать у суровой действительности хотя бы какой-нибудь пустячок стоимостью в пару фунтов. Там, в баре, было полно народу, и всем хотелось бесплатных футболок, но футболка досталась мне. Я понимаю, что это смешно, но я действительно тихо млею от этой дешевой футболки, которая стоит, наверное, меньше, чем сандвич, потому что мне дали ее бесплатно. Мне не пришлось ничего делать, чтобы ее получить. Мне просто повезло.

Нет

Я немного схитрила: заняла денег у папы с мамой, чтобы заплатить за гостиницу. Но положение было уже отчаянным, я бы даже сказала, отчаянно-безнадежным: надо было срочно искать работу. Обычно, если ты прилагаешь хотя бы немного усилий, работа находится сразу – что-нибудь совершенно немыслимое, унизительное и кошмарное. Но на этот раз я не нашла ничего. Ничего. Я обошла все, что можно, и вот наконец по прошествии нескольких дней я увидела объявление в газетном киоске: требуется помощница в бар.

– Доброе утро. Я звоню по поводу работы.

– Какой работы?

– Помогать в баре.

– А с чего вы решили, что тут есть работа?

– Бы же сами писали в своем объявлении.

– В каком объявлении?

– В газетном киоске.

– Откуда вы знаете наш телефон?

– Он был в объявлении. Это Марко?

– Откуда вы знаете, как меня звать?

– Но вы же сами писали в своем объявлении.

– Слушайте, я сейчас занят. Перезвоните попозже.

Бар находился поблизости, и я была просто в отчаянном положении и поэтому перезвонила. В противном случае я бы не стала так суетиться. Мне пришлось перезванивать несколько раз, и разговоры у нас получались какие-то совершенно бредовые, но в конце концов Марко назначил мне встречу. Я пришла, позвонила в дверь, подождала, потом позвонила еще раз, подождала, позвонила еще раз, подождала и принялась колотить по закрытым жалюзи. Никого. Я ушла злая как черт, но еще один день безысходности и безработицы успокоил мой праведный гнев и подорвал мой моральный дух. Плюнув на собственное достоинство, я опять позвонила Марко и договорилась о встрече. Я пришла, но опять никого не застала. В третий раз Марко открыл мне дверь, но наорал на меня с порога: «Я сейчас занят. Приходите в другой раз». Дело было в обеденный перерыв. Бар был закрыт. Там было пусто и тихо, как бывает только в пустом баре. Марко был весь преисполнен сознанием собственной важности, которое следует приписать, я так думаю, его не в меру богатому воображению.

На следующий день, сама себе поражаясь, я опять пошла в бар и получила:

– Я занят. Сейчас придут ресторанные критики.

Я опять психанула. Какие критики?! Из еды в этом баре подавали только чесночный хлеб. Пока я лихорадочно соображала, что мне на это ответить, подвалили два каких-то норвежца, и меня грубо вытолкали за дверь. Следующие сутки я провела в состоянии тихого буйства: материла Марко и клялась себе, что никогда не вернусь в этот бар. Но еще один день безысходности и безработицы – и я снова стояла под дверью у Марко, вооружившись своей самой лучезарной улыбкой. Все-таки хорошо быть женщиной. Женщина может отомстить обидчику одной улыбкой; будь я мужчиной, мне бы пришлось набить Марко морду.

На этот раз Марко все же впустил меня к себе в кабинет. Едва мы вошли, он сразу плюхнулся в кресло, вывалил из штанов свой детородный орган и тяжко вздохнул:

– Только быстрее. У меня много дел.

Стыдно признаться, но я так разъярилась, что не нашлась что ответить. Если бы я нанималась на административную должность, я бы, может, еще и подумала – но сосать посторонний член ради того, чтобы мне оказали великую милость и взяли в бар открывать пивные бутылки и натирать хлеб чесноком, причем за такие смешные деньги, что их и деньгами-то не назовешь… по-моему, это уже чересчур.

Когда ты приходишь устраиваться на работу, сексуальные домогательства со стороны вероятного будущего начальства – дело, в общем, обычное. Только некоторые начальники умеют домогаться со вкусом. У них хотя бы есть стиль. Но Марко к их числу не относился. Тем более что он был отнюдь не мужчина моей мечты, и это еще мягко сказано. У него были все данные, чтобы стать серийным убийцей, но ему не хватало на это ума.

Будь у него хоть крупица ума, он не преминул бы воспользоваться таким щедрым подарком судьбы. А мне было вовсе не обязательно сидеть в своей тесной каморке, по уши в долгах, и целыми днями таращиться на хреновину, которая подозрительно напоминала дохлую ящерицу. Мне ничто не мешало рвануть в Барселону.

Я уже знала, что буду делать, когда вернусь к себе. Я позвоню Амбер и знакомым байкерам, которые как-то сказали, что я всегда могу к ним обратиться, если мне вдруг понадобится кого-то избить. Но я куда-то задевала бумажку с их телефоном.

Барселона

Мне было двадцать один. И я ни разу, не была за границей.

Не потому, что меня не тянуло поездить по миру. И не потому, что ломало куда-то ехать.

В детстве, когда мы всей семьей ездили отдыхать, это было ужасно весело. Радостные и взволнованные, в предвкушении чего-то волшебного, мы загружались в машину. Папа садился за руль. Мама садилась спереди, рядом с папой, а мы с сестрой – сзади. Джулия всегда сидела слева, а я – всегда справа. Мы набирали с собой целую кучу вещей для отпускных развлечений (комиксы, музыка, всякие вкусности, игры, новая одежда), которые закупались обычно за несколько месяцев «до» и которые нам выдавали лишь в день отъезда. Мы с сестрой восторженно перебирали эти немыслимые сокровища, пока папа с мамой в последний раз проверяли, все ли сделано перед отъездом (сообщили ли почтальону, чтобы он не приносил нам газеты, и все такое). Все аккуратно пристегивались ремнями безопасности.

– Ну что, готовы? – спрашивал папа у нас с сестрой, как будто если бы мы вдруг сказали, что нет, не готовы, то поездка бы не состоялась.

– Готовы, – первой всегда отвечала Джулия, потому что она была старше.

– Готовы, – подтверждала и я.

Папа медленно выводил машину со двора, задним ходом. Нам с сестрой поручали следить за дорогой – нет ли машин. Это было ответственное поручение, и мы с Джулией ужасно гордились, что нам доверяют в таком важном деле.

Отец дожидался, пока не пройдут все машины, и выруливал к дальней обочине. Там он притормаживал, выкручивал руль, а потом резко давил на газ, обозначая тем самым, что пришло время для приключений и мы отправляемся в путь.

В этих поездах было что-то глубоко первобытное: все семейство снимается с места, подобно древним кочевникам, и отправляется в путь, и берет с собой все, что нужно, чтобы утолить голод и жажду, залечить раны и развеять скуку.

Папа, однако, не успевал переключиться даже на третью передачу, потому что отель «Приют для усталого путника», где мы проводили все наши семейные отпуска, располагался всего в трехстах ярдах от нашего дома. Когда мы с Джулией были совсем маленькие, мы не ездили отдыхать, потому что у родителей не было денег, а потом папу повысили до начальника отдела, и мы стали раз в год ездить в отпуск, но всегда – только в «Приют для усталого путника».

Мама была не в восторге (ее совершенно не радовало, что отель был на той же улице, что и наш дом), но нам с Джулией было вообще все равно, куда ехать, а отец не хотел даже слышать ни о чем другом.

Его доводы в пользу «Приюта» были, как я понимаю уже теперь, вполне обоснованными и разумными, пусть даже и не вполне убедительными: зачем тратить деньги и время на поездки куда-нибудь далеко? По три-четыре часа не вылезать из машины; мучительно высматривать место на трассе, где можно остановиться, чтобы выйти пописать; ругаться, куда надо было сворачивать, – кому от этого радость? Тем более в «Приюте для усталого путника» меню в ресторане написано на родном английском, и для общения с персоналом не надо преодолевать никаких лингвистических барьеров. Следует также учесть и такое немалое преимущество: если вдруг выяснится, что ты что-то забыл, или тебе захочется посмотреть, нет ли писем, можно спокойно дойти до дома – а если ты отдыхаешь на море или где-нибудь за границей, такого удобства уже не будет. А так мы можем поехать в отпуск и при этом по-прежнему видеться со своими друзьями.

Папа рассуждал так: отпуск придумали для того, чтобы человек мог на время забыть про ответственность. Сбросить тяжкое бремя повседневных обязанностей. Маме не надо готовить, ему не надо вставать чуть свет и идти на работу. Нам с Джулией не надо застилать по утрам постель. В отпуске все развлекаются и предаются безделью. В отпуске можно лениться. А «Приют для усталого путника» – это очень хороший отель для семейного отдыха. Вообще-то это был самый обыкновенный отель. Особняк, перестроенный под гостиницу. Без каких-то особых роскошеств. Но там были два игровых автомата, поле для мини-гольфа, бадминтонный корт (хотя и заросший высокой травой) и крошечный бассейн. Для девчонки двенадцати лет это был полный восторг с замиранием сердца. Почти такой же восторг, как от мальчиков. От которых я тоже млела. В двенадцать лет.