Сорок вопросов о Библии - Андрей Десницкий

Но в любом случае 130 лет не равны 230 годам, а 800 000 воинов – не то же, что 1 100 000. Здесь, конечно, при переписывании в текст проникли какие-то искажения, и мы просто не знаем, какие именно числа стояли в самой древней рукописи. Но если искажениям оказались подвержены именно эти цифры, то, может быть, не вполне точны и какие-то другие?

По-видимому, так объясняются некоторые неправдоподобно большие числа в Ветхом Завете. Возьмем, к примеру, битву при Гиве Вениаминовой, описанную в 20-й главе книги Судей. Это была, по сути, маленькая гражданская война: израильтяне напали на городок племени Вениамина. Библия сообщает, что войско израильтян насчитывало 400 000 воинов, из них в первый день погибли 22 000, а во второй – 18 000. Для сравнения: в Бородинской битве и русская, и французская армии насчитывали менее 150 000 воинов; под Аустерлицем и Ватерлоо в бой с каждой стороны вступило менее 100 000. Можно ли всерьез полагать, что небольшой городок в Палестине стал полем величайшего сражения во всей мировой истории вплоть до Вердена или даже Сталинграда?

Похоже, тут в библейском тексте появились лишние нули. Одна из гипотез гласит, что слово «тысяча» (на древнееврейском языке элеф) перепутали с некоторым другим словом, которое обозначало вооруженного воина (ср. слово аллуф «предводитель», которое пишется почти так же). Тогда войско израильтян насчитывало всего 400 воинов, а на стороне Гивы сражались 26 таких воинов, и отдельно 700 ополченцев из местных жителей. Это уже звучит вполне реалистично, но, к сожалению, далеко не для всех больших чисел можно предложить такое объяснение.

Зато у некоторых из них явно есть символическое значение. В конце концов, приверженность точным цифрам – особенность именно нашего века, в древности всё было иначе – в числе видели символ, а не точный факт. Мы знаем, например, что от одиннадцати сыновей Иакова произошло по одному колену (т. е. племени) израильтян, а от Иосифа – сразу два, Ефрем и Манассия. Казалось бы, всего колен получилось тринадцать. Но всюду в Библии мы прочтем о двенадцати коленах Израилевых, потому что символически это число обозначает полноту Божиего народа. Отсюда же двенадцать апостолов, сто сорок четыре (это двенадцать в квадрате) тысячи «запечатленных» в Откровении Иоанна Богослова (7:4 и 14:1), и даже описание Небесного Иерусалима в 21-й главе той же книги изобилует цифрами двенадцать и сто сорок четыре.

Вернемся к огромным срокам жизни первых людей. Так, Адам прожил почти тысячелетие, 930 лет. Его сын Сиф прожил 912, внук Енос – 905 лет, и так далее. Цифры постепенно уменьшаются, и Ламех, последний перед Ноем, не прожил и 800 лет. Впрочем, не обходится без исключений, самый знаменитый долгожитель – конечно, Мафусал, или Мафусаил, с его 969 годами. Что же могут означать эти цифры? Изгнанное из Эдема человечество стало смертным, но отсвет райского сада еще остается на нем, и оно живет невероятно долгий срок, но всё же по мере удаления от Эдема этот срок уменьшается. Наконец, развращенность человечества приводит Господа к такому решению: «не вечно Духу моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть; пусть будут дни их 120 лет» (Быт 6:3).

У нас нет абсолютно никаких способов проверить, действительно ли все эти люди прожили именно такое количество лет. Более того, у нас нет и не может быть никаких объективных доказательств, что они вообще существовали. Но заложенная в повествовании весть о жизни человечества после грехопадения (в том числе выраженная и в цифрах) важнее хронологической точности.

Библия, как и любая другая древняя книга, не сообщает нам беспристрастные цифры и факты о древнем мире. Она рассказывает множество историй, но отбирает их как иллюстрации к той вести, которую сообщает человечеству. Как источник по истории древнего Ближнего Востока Библия нуждается во множестве уточнений и дополнений, но как глашатай истины о нашем спасении она остается самой точной книгой за всю историю человечества.

И даже если мы признаем, что тот или иной библейский автор или переписчик перепутал имена или цифры, в этом не будет ничего скандального. Мы верим, что Библия говорит нам истину о Боге, человеке, праведности, грехе, покаянии и спасении. А мелкие детали никоим образом не влияют на главное, чему она нас учит.

Подводя итог, можно сказать, что Библия и научные труды (в том числе по истории Ближнего Востока) говорят о разных вещах, разным языком, с разной целью, и потому невозможно требовать от них полного согласия. К тому же сегодняшнее «последнее слово науки» через сто лет будет выглядеть устаревшей и забытой теорией. Слово Божие предлагает человеку вечные истины, а пытливый человеческий ум в своем вечном поиске будет постоянно открывать новые горизонты научного знания.

10. Так говорит Библия – или ее толкователь?

«А в Библии написано, что…» – главный аргумент в разных богословских спорах. И ссылку обычно дают, о то и пальцем показывают: действительно, что-то такое нописоно. Или не совсем такое, но звучит похоже. Или не очень похоже, но… Стоп! А как определить, действительно ли библейский текст подтверждает именно то, что с его помощью пытаются доказать? Разве Библия недостаточно понятно сома по себе? А если понятно, откуда так много разных богословских школ, не согласных друг с другом?

«Ты читай, что написано!»

Есть анекдот про богослова, исследователя Посланий апостола Павла, который умер и попал в рай. Конечно, там он сразу пожелал встретиться с самим апостолом. И вот беседуют они за закрытой дверью час, другой… а потом выбегает апостол, держась за голову, и кричит: «Да не имел я этого в виду!» А за ним по пятам богослов: «Нет, ты читай, что в Библии написано!»

В самом деле, почему мы так уверены, что можем точно понять смысл библейского текста? В повседневной жизни мы то и дело переспрашиваем друг друга: «Что ты имел в виду?», «Ты на самом деле так думаешь или это шутка?» Но если даже в быту нам не всегда с первого раза удается достичь взаимопонимания, то тем более непросто бывает понять, что имели в виду авторы, жившие много веков назад и говорившие о довольно сложных вещах.

Так понятна ли Библия сама по себе? И да, и нет. С одной стороны, едва ли среди религиозных текстов мира отыщется столь же простой и ясный, как Евангелие. Всё самое главное в Библии сказано предельно ясно.

Но если человек начинает вчитываться, интересоваться подробностями и деталями, у него возникает множество вопросов, ответить на которые бывает непросто… В одном и том же Евангелии от Иоанна Христос говорит вещи, казалось бы, противоположные: «Я и Отец – одно» (10:30) и «Отец Мой более Меня» (14:28). Одно из этих выражений можно понять только через призму другого. Где же критерии выбора? Если истолковывать Библию исключительно изнутри самой Библии, то его нет: можно понять так, можно эдак. Но есть коллективный опыт прочтения Библии общиной верующих, которая этот текст сама и породила, – этот опыт мы называем Церковным Преданием. И оно подсказывает, что главное здесь: «Я и Отец – одно»; второе высказывание не отменяет первое, но говорит о добровольном подчинении Сына Отцу, о том, как Он умалился в воплощении.

Есть, разумеется, и другая трактовка. В древности ариане, а в наши дни свидетели Иеговы настаивают, что Христос вовсе не был равен Богу и что за основу надо брать слова «Отец Мой более Меня». Можно сказать, что у свидетелей Иеговы в данном случае сформировалось собственное предание, своя традиция толкования Библии.

Можно подумать, что проблема толкования касается только каких-то особо сложных мест, специальных терминов, но это далеко не так. Часто даже в простом повествовании нас ждут подводные камни, и старый добрый Синодальный перевод может нас подвести. Вот, например, как описывает он действия царя Давида после взятия столицы аммонитян Раввы (2 Цар 12:31): «А народ, бывший в городе, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими». Неужели царь Давид действительно, словно маньяк в припадке бешенства, подверг соседний народ столь жестокому уничтожению? В оригинале ничто однозначно не указывает на такое прочтение. Там сказано только, что Давид «поставил» этих людей к этим орудиям. Для мучительной казни? Возможно. Или все-таки для подневольного труда с пилами, топорами и у обжигательных печей?

Здесь, по-видимому, перед нами тот случай, когда автор имел в виду одно, а часть переводчиков увидела в тексте нечто другое. Хотя древние читатели прекрасно знали, что их соседи аммонитяне вовсе не были поголовно истреблены в царствование Давида, и потому понимали этот текст иначе. Так и мы, читая, что профессор «зарезал» студента на экзамене, понимаем, что студент остался жив-здоров и лишь получил двойку. А если бы профессор действительно совершил убийство, рассказ звучал бы совсем иначе.