Комнатный фонтан - Йенс Шпаршу

То, что Пятница откровенно не подавал никаких признаков жизни, выглядело крайне подозрительно. Когда он молчит, самое страшное уже позади.

Я пошел на запах, и ноги привели меня в гостиную.

Пятница смотрел телевизор. Это нормально, я ему разрешаю. После дневных новостей я, как правило, не выключаю телевизора. Пятница тогда занят, лежит, кемарит перед экраном, а то и по-настоящему заснет. (Я, разумеется, следил за тем, что показывают; «В мире животных» я ему одному смотреть, конечно, не давал.) Но сегодня вечером показывали какую-то американскую семейную драму, ничего особенного, и Пятница лежал, не проявляя никакого интереса.

Мне было достаточно одного взгляда, чтобы в считанные секунды схватить общую картину. Еще один взгляд — и я обнаружил источник запаха: фонтан у обеденного стола. Кит только что достиг верхней точки подъема, но вместо того, чтобы выпустить теперь, как положено, струю, исторг из себя небольшое облако дыма. Дальше он должен был бы начать двигаться в обратную сторону, но с погружением в морскую пучину ничего не вышло, и выйти не могло, потому что он сел на мель. Поддон весь обмелел, он был попросту пуст! (Что категорически запрещалось инструкцией, поскольку вода в поддоне служила еще и для охлаждения.) Агрегат перегрелся. Пахло жареным. Паленой резиной.

Я выдернул шнур из розетки и открыл окно.

Когда фонтан немного охладился, я осторожно налил в него воды, чтобы проверить, где он протекает. Сначала все зашипело, задымилось, потом все стихло и вода никуда не ушла, она застряла ровно на той отметке, где ей полагалось быть. Ага. Значит, течи нет.

Когда я заполнял фонтан водой, ко мне присоединился Пятница, любопытная морда. Он стоял, уткнувшись в меня своим влажным носом. Не успел я порадоваться тому, что он так близко принимает к сердцу мои беды, как до меня дошло, что я же сегодня не налил ему воды, — надо будет сейчас же пойти налить, пока не забыл, хотя по нему не скажешь, что он умирает от жажды… И тут я понял. Тяжелое подозрение зашевелилось у меня в душе. Подозрение целиком и полностью падало на Пятницу. Ну разумеется, а как иначе? А как иначе могла исчезнуть вся вода из фонтана, если ее не вылакала эта коварная псина? У меня не было прямых доказательств, но все улики были налицо.

Подозреваемый тем временем снова развалился перед телевизором. Я подошел и без долгих объяснений выключил его. Пятница поднялся, совершенно беззлобно, и потрусил усталой трусцой в коридор. На пороге он повернулся и бросил, как всегда по окончании телевечера, прощальный взгляд, мол, доброй ночи.

Привет горячий!

Тем временем я установил, что кит, вероятно под действием высоких температур, отделился от штырька, который поднимал и опускал его. Я только слегка тронул его рукой — и вот он уже оказался у меня весь на ладони. Хорошенький итог вечера, проведенного дома: поломанный ИОНА и я — в полной растерянности.

Для начала я, не видя, какие дальнейшие шаги возможны в этой ситуации с моей стороны, отправился на кухню. Достал себе из холодильника банку пива, лежавшую у меня в ящике для овощей. Медленно прихлебывая пиво, я попытался составить план возможных мероприятий.

Первым делом я предпринял необходимые меры предосторожности и отключил все фонтаны. Затем перенес жалкие остатки поврежденного агрегата в комнату отдыха и досуга, в единственное надежное место во всей квартире.

Водрузив ИОНУ на верстак, я подверг его тщательному осмотру с целью установления масштаба повреждений. Кита уже было не спасти. Насадка внизу отвалилась, голова — под действием горячего пара — частично оплавилась. По общепринятой классификации, с которой я познакомился на занятиях Красного Креста и Полумесяца, это повреждение могло быть отнесено к ожоту второй степени, не меньше. Поддон и механический штырь не пострадали. (Мне только пришлось немножко укоротить перочинным ножичком резиновую трубку для подачи воды, проходящую внутри металлического штыря, поскольку она немного обгорела.)

И вот сижу я в своей мастерской, смотрю на фонтан и не знаю, что делать.

Нельзя сказать, что выход из строя одной-единственной модели резко снизит наш товарооборот, — обороту товара, насколько я мог судить, в ближайшее время ничто не грозило, если учесть, что мы несколько погорячились и заказали дополнительную поставку, вследствие чего общее количество товаров на временном складе составило 417 единиц хранения. Но как ни крути, рано или поздно, при подведении баланса выяснится, что одной модели не хватает.

Идея заказать дополнительную партию возникла после одного случая, о котором у меня, несмотря на то что именно с ним связаны мои первые успехи на новом поприще, остались тягостные воспоминания. У меня с самого начала было нехорошее предчувствие. И только когда уже открылась дверь, я понял, правда слишком поздно, к кому мы попали. На пороге стоял Вернер Яновский, бывший начальник РЭУ, впоследствии — исполкомовский работник, ныне — добровольный пенсионер. (В прежней жизни мы несколько раз сталкивались с ним по поводу каких-то жалоб на недоделки, каких-то экспертиз, комиссий, что-то в таком духе.) Эх, дал я маху со своими списками! Прошляпил!

Я все боялся, что он меня узнает. Но, к счастью, Штрювер целиком взял дело в свои руки и полностью отвлек внимание клиента на себя. Яновский принял нас так, словно мы пришли к нему на служебное совещание. Особенно же меня удивило то, что он — лицо, насколько мне известно, совершенно беспартийное и, более того, всегда активно выступавшее за индивидуальную трудовую деятельность как главный стимул улучшения благосостояния работников эксплуатационных служб, — провел с нами нечто вроде политзанятия для партработников системы добровольного партобразования. Он вытащил из шкафа-стенки несколько папок, которые, казалось, были приготовлены у него там на такой случай, как будто он всю свою жизнь только и ждал этого самого дня и этого самого момента.

На Штрювера это произвело неизгладимое впечатление, это было видно. До конца он, к сожалению, досидеть не смог, ему пришлось уйти.

Но я остался и был в известном смысле вознагражден за свое внимание и потраченное время подписанием договора на покушу целых трех моделей сразу! И в этом была не столько заслуга ИОНЫ — о своей роли я при этом вообще молчу, не хочу преувеличивать, — дело было совсем в другом. У меня сложилось такое впечатление, что Яновский просто соскучился по привычному действу — нацепить с важным видом очки на нос и («Ну, давайте, что у вас там») подмахнуть бумагу, превращавшуюся тем самым тут же в документ, со всеми вытекающими последствиями.

Ушел я от него тогда в некотором смятении. Когда я потом встретился со Штрювером и предъявил ему контракты, меня распирала купеческая гордость. Первый раз в жизни я гордился сделанным делом.

«Все течет…»Увечного ИОНУ я, разумеется, выключать не стал. Здесь, в комнате отдыха и досуга, куда отныне Пятнице был вход заказан, бедному ИОНЕ уже ничто не грозило. Прежде чем перейти к принятию решений по поводу того, что делать дальше, я позволил себе немного расслабиться и отдаться тишине…

Теперь, когда Юлия ушла от меня, я прекрасно ладил с ней. Никакие мелочи быта не омрачали наших отношений. В них появилось что-то совершенно новое после того, как они перешли исключительно в духовную плоскость. Я привык вести с Юлией неспешные беззвучные беседы. Я рассказал ей, например, о том, что Пятница, паршивец, снова тут нашкодничал, что постепенно он становится объектом повышенного риска. Ведь мог спалить нам всю квартиру!

Я не скрыл от нее и того, что несколько дней назад я беспощадно вымарал одну запись в моей Книге учета, которую я сделал в тот момент, когда напряженность в наших отношениях достигла своего апогея. Тогда мне эта мысль казалась откровением: «В браке, представляющем собою союз двух людей, есть что-то противоестественное». (Добавлю, что я вымарал эту запись, вероятно, главным образом потому, что она показалась мне слишком уж в духе Конни.) Что не мешало мне, впрочем, листая свой журнал наблюдений, все время останавливаться на этом месте и даже смотреть страницу на просвет, пытаясь разобрать отдельные буквы, как будто я хотел убедиться, что они пока никуда не делись.

Но это всё мелочи. Главное же заключалось в том, что мое сидение ни к чему хорошему не привело.

Перед мной по-прежнему стоял раскуроченный фонтан. Мне стало уже невмоготу смотреть на него сложа руки, и я поднялся. надел свой синий рабочий халат, достал инструменты и принялся за работу. Если не знаешь, что делать, займись чем-нибудь.

Впоследствии мне часто будут задавать вопрос о том, как мне пришла в голову эта идея и не повлияла ли на меня знаменитая строчка «Из руин восстала снова…».[2] Не знаю. Не могу точно сказать.

У домашнего умельца работают руки! Голова, оставаясь на своем высоком посту, только молча наблюдает за свершающимся действом. Форма стремится к самовыражению. Первый шаг, сделанный в определенном направлении, неизбежно влечет за собой и другие. Ты попадаешь с неизбежностью в круговорот, который захватывает все твое существо.