Последняя буква Севера. Книга вторая - Лина Винчестер

предложил «Норд», нам сразу понравилось – первые буквы наших имен, подходило идеально. Только потом он как-то обмолвился, что это удачное совпадение с буквами, потому что изначально концепция была другой. Он сказал, что его собственные мысли напоминают ему стрелку компаса – всегда сводятся к одному направлению – к девочке из прошлого, с которой он дружил и в которую был влюблен. Ты была его севером, Мик, и, судя по тому, что у меня разбит нос, ты все еще им остаешься.

Если бы я сейчас держала в руках самую дорогую и хрупкую вещь на планете, я бы точно уронила ее от изумления.

Какова вероятность, что у Джейка была еще одна девочка из прошлого, с которой он дружил? И был… влюблен?

Джейк Элфорд был в меня влюблен?

Я что, под кайфом?

Потому что до начала этого учебного года он вел себя по отношению ко мне как полная задница. Вечно поддевал и не упускал возможности бросить что-нибудь саркастично-глупое в шутку.

И наш разговор вчера. Я была уверена, что если у этого парня зарождается что-то в той черной дыре в груди, которую он называет сердцем, то это произошло совсем недавно. Мы повзрослели, хорошо проводим время вместе, шутим, предаемся ностальгии, разыгрываем партию сарказма, и именно поэтому я начала привлекать его не только как друг, но и как девушка. Но если он был влюблен в меня в детстве, а позже повел себя как самый настоящий кретин, то это другое.

Я злюсь, но при этом какая-то извращенная часть меня испытывает радость. Дурацкую, нелепую, девчачью радость, которой хочется поделиться с подругами и глупо хихикать.

Мне не нравится, что даже находясь на расстоянии, Джейк Элфорд проворачивает это с моим организмом. Не с сердцем. Сердце бешено стучит, но это от злости и негодования. Другие варианты эмоций я даже не рассматриваю.

***

Когда я захожу в дом Элфордов, Джейка еще нет. Долорес угощает меня сэндвичами и домашним лимонадом и рассказывает о том, что они с Сэмом еще не помирились.

– Тебе будет удобно рисовать постер здесь? – спрашивает Долли, указывая на стол в гостиной.

– Конечно.

Мы раскатываем по столу свернутый в рулон белый лист и кладем на его углы книги для веса, чтобы постер не закручивался. Я достаю из рюкзака карандаши и ластик, а Долли приносит распечатанный мини-постер фильма, чтобы мне было удобно срисовывать картинку.

– Можешь делать все, чтобы было удобнее рисовать. Забирайся на стол с ногами, если нужно.

– Спасибо, Долли – говорю я, убирая карандаши в нагрудный карман джинсового комбинезона.

Собрав волосы в пучок, завязываю на голове бандану как ободок, чтобы выбившиеся пряди не лезли в глаза, и, уперевшись коленом в стул, склоняюсь над рисунком. Долли садится напротив и, потягивая диетическую колу, спрашивает меня о школе. Я намечаю контуры тела тетушки Мэйм и оставляю сбоку место для названия фильма.

– Как обстоят дела с парнями? – спрашивает Долли, подперев подбородок рукой.

– Никак, – без раздумий отвечаю я, чувствуя, как горят мои щеки.

Долорес вскидывает бровь.

– Совсем никак? Выпускной класс, а ты такая красавица. Ни за что не поверю, что у тебя нет поклонников.

– Да будь я хоть Меган Фокс, мою внешность задвинули бы на второй план. Для большинства в школе я в первую очередь ярлык, карикатура. Латиноамериканка из трейлер-парка, да к тому же подрабатываю в клининге. Клише на клише. Никому не интересно узнать, какой я человек. – Усмехнувшись, пожимаю плечами. – Возможно, если бы я сменила школу, то там могла бы начать все заново, а может и нет. Меня все это не обижает, по крайней мере уже. Им не удастся убедить меня в том, что я некрасивая или жалкая просто потому, что живу в трейлер-парке.

– Милая, – с сочувствием выдыхает Долли, прижав ладонь к груди.

И тут я вспоминаю, с кем говорю. У Долли есть дар – она умеет расположить к себе любого (кроме родственников Сэма). И благодаря этому у меня всегда создается впечатление, что я говорю со своей подругой, но в первую очередь она дружит с моей мамой, которой может все передать.

– Только не говорите маме о том, что я сказала. После сюрприза на мой день рождения она, конечно, в курсе, что у меня в школе все идет не так гладко, но… Не хочу, чтобы она переживала лишний раз.

– Обещаю, это останется между нами. Слово скаута.

– Вы были скаутом?

– О да, и у меня была куча значков за заслуги, – с улыбкой вспоминает она. – Но потом мальчики начали интересовать меня намного больше, чем кемпинг и продажа печенья, и я все бросила. Отец тогда жутко выбесился.

– Вы были с ним близки до того… До того, как появился Джейк?

– Очень. Я была глупым подростком, а он отказался от меня и лишил наследства, будто меня волновали деньги, а не тот факт, что меня перестали считать за родную дочь. И я все еще злюсь на него каждый божий день. Но знаешь, я благодарна ему за жизненный урок. Если уж родной отец способен отказаться от тебя, то что говорить о муже? Поэтому я не до конца доверяю мужчинам, боюсь полюбить в полную силу, и этот барьер – нечто вроде моральной подушки безопасности в том случае, если мне вновь разобьют сердце. И это не значит, что я не люблю Сэма, просто сдерживаю себя, потому что каждое утро какая-то часть меня шепчет в голове: возможно сегодня именно тот день, когда он откажется от тебя. Единственный мужчина, которого я люблю в полную силу – мой сын.

– Вы не говорили об этих страхах с Сэмом?

– Говорила. Он пытается переубедить меня, мы даже какое-то время ходили к семейному психологу, но, как видишь, я все еще не готова надеть кольцо на палец.

Ладно, взрослая жизнь намного сложнее, чем подростковые проблемы. Уже не уверена, что хочу становиться взрослой. Может, лучше наслаждаться поездкой на скейте, страдать под грустные песни в плейлисте и злиться из-за того, что нужного вкуса «Лаки Чармс» нет на полке супермаркета?

– Так значит, с мальчиками совсем глухо? – меняет тему Долли. – Но не переживай на этот счет, Микки, в университете оторвешься.

Разговор с Долорес дарит мне легкость, она располагает к себе. Мне бы хотелось поговорить с ней о том, что со мной произошло, но при этом жутко неловко вдаваться в подробности как минимум из-за того, что в этой истории огромную роль играет ее сын.

– Можно спросить кое-что? – выдыхаю я, ведя линию