Темный Лев (СИ) - Ларина София Александровна

- Здравствуйте! – отвечаю и вопреки своих же требований, держаться подальше, протягиваю ему руку.

Лев не мешкает ни секунды, обхватывает мою холодную ладонь и заметно вздрагивает. В это же мгновение его сконцентрированные зрачки опасно расширяются и теперь уже меня кратковременно встряхивает.

Что за неадекватная реакция?

Дыхание неестественно учащается, а кожу на позвоночнике внезапно окатывает россыпью колющих мурашек. Тепло, между нами, кажется обжигающим, и мои холодные до этого руки, ощутимо согреваются.

- У меня к вам несколько вопросов, Рината!

Эта фраза, точно триггер, заставляет меня вздрогнуть всем телом и еще крепче сжать мужскую ладонь, ведь сознание уже ярко транслирует утренний сон.

Боже, всю разом в пот бросает.

В голове сразу возникает страх – он все знает… Знает, ибо таких точных совпадений с реальностью не бывает.

То же место. Позиция. Рукопожатие. И та же фраза нутро изнуряющая.

Я помню последовательность нашего ракового диалога... Помню каждое словечко, но боюсь произносить ответ вслух, боюсь запускать цепную реакцию необратимых последствий.

Сознание красными лампочками сигналит о чудовищной опасности и, намеренно блокирует дыхание, запрещая озвучивать. Но вот его вопрошающий и глубокий в самое нутро взгляд, заставляет выдохнуть тихое…

- Спрашивайте!

Губы неосознанно дрожать начинают, как в том сне, и я не в силах унять их состояние. Не сейчас. Я с замиранием сердца, ожидаю губительную фразу - «Что вы чувствуете рядом со мной?».

И мне бы взгляд отвести, потому что тяжело удерживать контакт с этим серым туманом… Но так он точно узнает, насколько я напугана, а я не могу себе этого позволить.

Лев вдыхает полной грудью витающий вокруг нас воздух, видимо готовясь выдать самое пугающее для меня на свете и, на выдохе произносит…

- Присядем? – оглушает каким-то хриплым до дрожи скрипучим голосом.

Лев

Отвожу взгляд от пронизывающего до конечностей выражения лица девушки. Отступаю назад, неохотно разжимая потную ладонь.

- Не отпускай! – требует Темный, но уже поздно. Рука Ринаты точно обессиленная, свисает вдоль изящного и хрупкого тела.

Прописываю зверю полный игнор и намерено отхожу как можно дальше, чтобы не ощущать этот безумный, сводящий с ума аромат ее кожи.

Совершаю осторожный, едва заметный человеку вдох и собравшись мыслями начинаю…

- Насколько я знаю, операции умерших пациентов, провели именно вы, – спокойно констатирую, обретя наконец естественный голос.

- Да, - дрожь в ее голосе раздает явное волнение. Рината присаживается на свое кресло, в котором знаю, очень удобно и, встревоженно склоняет голову на бок. – Как и многие другие… - добавляет с твердой ноткой на конце.

«Многие» – у этого слова есть конкретная цифра? А то я не совсем понимаю значения данных букв. Хотя от чего же? Если судить по увиденному в операционной, можно смело предположить, что за пять лет ее работы в хирургии, по меньшей мере, полторы тысячи операций за ней числится.

- Все процедуры были последовательны, одна за другой, не так ли? – поднимаю вопросительный взгляд.

- К чему ваш вопрос? - срывается ее голос и еще больше дрожать начинает, а у меня, как следствие, цепной реакцией за грудиной колошматить. - Вы думаете я причастна к их смерти? – поднимается с кресла.

- Я лишь пытаюсь разобраться! – отзываюсь на ее явное возмущение. – Просто, это выглядит немного странно, ведь все пациенты исключительно ваши…

- Намекаете, что я допустила одинаковую операционную ошибку у всех троих? – смотрит на меня своей чумовой синевой и точно в душу заглядывая говорит, - Считаете, я связана с их смертями?

Сам офигеваю, как она танком на меня со всей скорости напирает, аж плечи в себя вжимаю неосознанно. Но что самое интересное – она права, я действительно считаю, что связь между ней и смертями имеется.

- Да, - выталкиваю как можно быстро. Эти две буквы мне сейчас глотку обжигают.

Романова вдруг всхлипывает несвойственно, словно ей пощечину зарядили и уже со слезами на глазах выдает…

- Я как рыба в воде, в мире хирургии, - утверждает сдавленным тоном. В сердце, словно толстую иглу втыкают – так мне больно от ее голоса.

Мне даже хочется извиниться за свое жесткое предположение, сказать, что я верю, ведь имел честь лицезреть собственными глазами, но не успеваю и рот открыть…

- Я ни одной смерти не допустила, кто бы не ложился под скальпель, - она усердно пытается собрать в кучу свою ранимость и слабость передо мной. - Ни разу не допускала врачебной ошибки… - собирается-таки силами, говорит теперь четко и уверенно, - И эти, три мои пациента стопроцентно шли на поправку, исключая любой намек на обратное.

В ее словах нет ни капли лжи, чувствую. Однако, меня не покидают сомнения, что она в курсе произошедшего. Эти мысли засели мне в голову еще вчера, подобно занозе, которую я не могу достать самостоятельно. Мое чутье подсказывает, что она уже видела подобное.

- Тогда, что-же, по-вашему, произошло? – пытаюсь не давить, разговаривать совершенно спокойно. Мне же нужно каким-то образом выводить ее на эмоции.

- Я… я понятия не имею, - губу прикусывает. – Они просто… - взгляд свой, сожалеющий отводит, сжимая кулачки. – Их словно…

«Обездушили» - читается в голове. Однако она не решается озвучить это вслух.

И тут меня прям дергает спросить…

- Вы в курсе, что произошло с пациентами, не так ли? – поднимаюсь со стула и намеренно подхожу ближе. Мне проще ощутить подлинные чувства, находясь максимально близко с человеком, но… Ответ на мой вопрос уже отпечатывается на ее лице. Губы Ринаты предательски задрожали, зрачки расширились от страха, а дыхание неизбежно сбилось. - Вы видели подобное раньше, я прав, Рината? – приближаюсь еще ближе, чтобы повторно убедиться.

В этот момент из горла девушки вырывается натуральное всхлипывание с оглушающим меня «ДА!».

Твою мать! Сердце кровью обливается.

Рината упорно старается предотвратить непроизвольное рыдание, прикусывает губу и совсем прекращает дышать. Вот только как бы с собой не сражалась, за ее ребрами такие судорожные процессы начинаются, что грудная клетка дергается от безысходности.

И, блядь, я не выдерживаю к чертовой матери…

- Тише! – впечатываю ее трясущуюся, в свою грудную клетку от чего мое сердце тут же переходит на гребаный бег. Все мои придирчивые подозрения и совершенно необоснованные обвинения, в мгновение ока отлетают на самый дальний план. Во мне возникает острая необходимость успокоить девушку, чего бы мне это не стоило.

Сжимаю крепко-крепко дрожащее тело Романовой и на каких-то необъяснимых инстинктах, еще и губами прижимаюсь к ее виску.

- Успокойся! – прошу совершенно растеряно. Ее неожиданная реакция, дух из тела моего выбила причем вместе с почвой под ногами.

Рината закрывает свой рот ладонью и тихо поскуливает в нее, стараясь заглушить исходящие до жути пугающие звуки. Меня же, всего на части разрывает лишь от того, что она вообще рыдать начала.

Твою мать… Сжимаю Романову так крепко, насколько это позволяет ее хрупкость.

Сколько всего душераздирающего и шокирующего поведать успел в жизни, но это… С этим я не знаю, как справиться.

- Не плачь, пожалуйста! – вылетает умоляюще.

Вдохи на полный объем легких совершаем на пару. Так же синхронно выдаем неторопливое выдохи. Шкала шторма слегка выравнивается. Замираем уже спокойнее.

Стою, держу эту стройную девушку в своих руках и понимаю, как бы мне не было приятно – это ненормально. Я вообще не приемлю связь с человеком – для меня это просто не позволительно. Я бессмертный оборотень – этим все сказано. Даже если и допустить возможность, мимолетной связи с Ринатой, чтобы цинично утолить свой возникший голод, я все равно не останусь с ней. Для такой как она – нужен любящий мужчина, а я же, холодный кусок стали, закалённый беспощадностью жестокостью и болью. Я не ищу серьезных отношений даже среди оборотней, мне свойственно одиночество, а тут обычный смертный и слабый человек…